На обратном пути даже Шавантина стала королевой городов. В ней проходил праздник, и на ее прямые улицы высыпали сотни людей. На улицах горели костры в честь праздника святого Иоанна или какого-то другого большого католического праздника, и перед каждым домом ярко пылали небольшие аккуратные деревянные загородки. Там был и фейерверк, правда самый незамысловатый, который во всех случаях в равной мере не был способен ни на что, кроме трех ужасных хлопков. Днем в лавках города, вероятно, продавали фрукты, видимо, там были и батарейки для фонариков, и нередко мясо. Над городом всегда парили стервятники, которые казались тем красивее, чем выше летали. В городе имелся и паром, хотя, возможно, и не всегда с паромщиком, а воды Риу-дас-Мортис всегда действовали успокаивающе на подсохшие и расцарапанные следы укусов насекомых разного калибра. Шавантина представляла своего рода волнующее преддверие ко всем этим фазендам на севере, ко всем тем местам, возникновению которых она способствовала. Фактически она сделала это настолько хорошо, что они уже перегнали ее и предоставляют такие услуги, каких не в состоянии дать она сама: например, электрический ток, напряжение которого не меняется спазматически в зависимости от прихотей какого-нибудь генератора.

Ate logo[10]

Перед тем как покинуть свой лесной лагерь, английские ученые получили представление о том, что произойдет с их тщательно исследованным двадцатикилометровым квадратом. Однажды сюда подъехал джип, из которого вышли трое мужчин. Они походили на всех обычных посетителей лагеря, но все же чем-то резко отличались от них. Они расхаживали с важным видом, так, как будто бы это место принадлежало им. Более того, чтобы поддержать это впечатление, они сказали нам, что так оно и есть. Они были представителями тех лиц, которым принадлежит не только район лагеря, но и вся окружающая его огромная территория.

Они сказали, что прибыли сюда потому, что слышали об английском лагере, а потом узнали, что это место покидают. Они решили выяснить, что здесь может оказаться полезным для них, когда они наконец начнут осваивать свое наследство. Их заинтересовали хижины, алюминиевая лаборатория, водонапорная башня и некоторое оборудование. В заключение они предложили, чтобы все это оставили им. Они не возражали против присутствия англичан на их земле, и поэтому было бы кстати получить кое-что в виде компенсации. Они не требовали и не были высокомерными. Они просто проявили практический подход.

К сожалению, как объяснил им Иен Бишоп, имелись планы превращения всей этой территории в постоянный исследовательский центр. Таково было намерение Королевского общества и Королевского географического общества, и руководители бразильской науки в настоящее время изучали возможность осуществления подобной идеи. Во всяком случае, если даже такой центр не удастся сделать постоянным, то для бразильских ученых будет полезным любое оставленное оборудование. Оно не может перейти к землевладельцу, сколь бы полезной ни была его земля. Гости согласились с этими доводами и сели пить кофе.

Они объяснили нам, что намереваются делать с землей. Конечно, они выжгут основную часть леса, точно так же, как это делают другие. В районах галерейного леса они, вероятно, будут сеять рис, а в кустарниковой саванне будут пасти скот. Они заявили: «Вы будете поражены, если вернетесь сюда через несколько лет. Вы здесь ничего не узнаете. Здесь будут дороги, вместо этих хижин — дома, а лес исчезнет». Мы слушали молча и продолжали молчать, мысленно представляя себе неминуемое разрушение. А гости что-то терпеливо измеряли, считали и исследовали. Мы же представляли себе, как вскоре здесь повсюду будет бушевать пламя.

После нескончаемых беззаботных восклицаний о предстоящем прогрессе эта троица покинула нас. В конце подъездной дороги, там, где она соединялась с главной дорогой, они опять вылезли из джипа и вбили в землю два столба. Между столбами крепко-накрепко прибили доску, на которой были написаны имена членов синдиката, которым принадлежит эта местность. Доска была не очень большая, и надпись на ней можно было прочесть только вблизи, но все же эти красные буквы на белом фоне были такими же кричащими, как клякса на чистом белом листе бумаги. По обе стороны дороги на многие километры протянулась зелень, и вдруг среди нее появилась эта предупредительная надпись. В ней таилась огромная сила, и этот поворот к лагерю никогда уже не станет прежним. В прошлом здесь была «наша» дорога к «нашему» лагерю, с этого же момента все стало по-иному. Владельцы заявили права на свою собственность, и настоящим гостям пришло время уезжать.

Отъезд всегда грустен. Когда наступил этот момент, а поток ученых из Лондона сократился и затем полностью иссяк, бразильские власти все еще не приняли решения о том, каким образом они смогут использовать лагерь. Они не смогли даже выделить сторожа для присмотра за лагерем, пока продолжались переговоры, вследствие чего все, что представило бы ценность в случае открытия здесь вновь исследовательского центра, пришлось забирать. Потребовалось много времени на то, чтобы убрать все созданное здесь, упаковать, разобрать и отослать оборудование, доставленное сюда со столь большим трудом. Местное население, и даже те, кто жил далеко от лагеря, приходили в лагерь понаблюдать, попросить и даже потребовать что-нибудь в надежде, что они в результате станут богаче. Конечно, все ценные вещи были отправлены назад в город Бразилиа, но представления о ценности вещей у одних не такие, как у других. Грустно было смотреть на людей, тащившихся из лагеря с обломком доски, или пустой банкой от аэрозоля, или с любой сломанной вещью, но подобные визиты продолжались непрерывно, до тех пор пока последний грузовик не уехал с последними ящиками. Даже и после этого кое-кто приходил, хотя уже не столь регулярно. И через три-четыре недели после отбытия последнего грузовика среди руин бродили случайные собиратели, подбиравшие ценности, значительно меньшие, чем полдоски или пустая банка.

Учитывая большую работу, проделанную в этой местности, составленные карты и собранные коллекции во всех уголках, двадцатикилометровый квадрат вполне мог бы стать научным заповедником в бескрайних просторах Мату-Гросу. Он мог бы о многом поведать людям, вторгающимся в эти места. Он мог бы рекомендовать проведение определенной политики и — возможно, небезрезультатно — отговаривать пришельцев от действий, которые могут уничтожить то самое место, в которое они вторгаются. Возможно, этот хорошо исследованный квадрат слишком опередил свое время, ибо приглашают экспертов для содействия в решении какой-либо проблемы только тогда, когда она становится почти неразрешимой.

Несоответствие между работами, проводившимися в лагере и на соседних фазендах, было разительным во всех отношениях. Кто-нибудь из нас, занимавшихся исследованиями почвы, может обратиться в английский журнал, где полученные им результаты будут когда-нибудь опубликованы, тогда как фазендейро, не менее этого исследователя заинтересованный в тех же самых почвах, несомненно, не испытывает ни малейшего желания прочесть об этом любую научную статью, не говоря уже о публикации в другой стране и на другом языке. Здесь мы встречали gerente, в ведении которого находились уже двадцать тысяч голов скота и который впервые в жизни искал в книге сведения о сибирской язве. Остается только надеяться, что он узнает о ней, когда тысячи коров заболеют этой болезнью, дав ему более наглядный урок, чем это сможет сделать любая книга.

Между гостями и хозяевами пролегала пропасть еще в одном направлении. Почти все ученые, прибывавшие в эту местность, сожалели и даже негодовали по поводу того, что лес исчезает. Те же, кто сводил этот лес — или непосредственно с помощью топора, или путем предоставления средств для оплаты его уничтожения, — казались менее озабоченными столь решительным изменением ландшафта. Англичане, хотя они и приветствовали мысль об увеличении продуктивности всех этих необитаемых земель, относились в основном к сторонникам сохранения природы, но больше всего они негодовали по поводу того, что преобразование земли осуществляется неразумно. Если уж лес должен исчезнуть, то его должно сменить что-то полезное для общества. Если же лес используют, а на его месте появится опустошенная земля, как это было со многими другими девственными землями, то подобная катастрофа была бы хуже всех предыдущих, поскольку это означало бы, что все предыдущие примеры нисколько не изменили людскую жадность и нежелание чему-либо научиться.