2 августа. Прибыло несколько членов экспедиции, вместе с ними отправился в лагерь».

Одна болезнь, которой не подцепил Боб Миллс и которую все мы справедливо боялись, была болезнь Шагаса. Как ее переносчиков мы подозревали различных насекомых, особенно триатому, или блоху-убийцу, в частности Rhodnius prolixus. Вместо того чтобы вводить паразитов со своей слюной (как свойственно москитам и многим другим насекомым), этот переносчик откладывает их вместе со своими испражнениями. Очевидно, процесс насыщения кровью стимулирует испражнение. Поскольку длина насекомого несколько больше сантиметра, испражнения откладываются довольно далеко от того места, где хоботок проколол кожу, и жертва остается в безопасности, если сама не облегчит паразиту доступ. Это зачастую происходит из-за того, что после укуса человек начинает чесать укушенное место, распространяя испражнения.

Высказывались предположения, что Чарлз Дарвин заразился болезнью Шагаса во время пребывания в Латинской Америке. Эта болезнь, по-видимому, больше, чем ипохондрия или иное заболевание, довольно сильно повлияла на его здоровье, хотя он и дожил до преклонного возраста. Большинство же жертв этой инфекции не бывают столь счастливы, и она часто приводит к смертельному исходу.

В лагере экспедиции никто еще пока не нашел предполагаемого переносчика инфекции, хотя у одного или двух рабочих подозревали эту болезнь в слабой форме. Индейцы в парке сказали, что они знают о насекомых и их неприятных укусах, поэтому членам экспедиции грозила потенциальная опасность заболевания этой болезнью. Было большой удачей, что никто не заразился болезнью Шагаса, даже весь искусанный, покрытый царапинами и гноящимися ранами Боб Миллс. Хорошо, что красная пыль, всегда покрывающая всех едущих в кузове грузовика, вскоре сделала и его прилично розовым.

Все медики нашей экспедиции независимо от того, проводили ли они углубленные исследования лейшманиоза или выполняли другие функции, присущие сельскому врачу, своей работой только подчеркивали потрясающий факт полного отсутствия практикующих врачей в этих местах. Casa medica (медпункт) лагеря, несомненно, представлял собой наилучшим образом оборудованное медицинское заведение на сотни километров вокруг. Даже больница в Арагарсасе, где как-то потребовался морфий для ампутации ноги у медсестры, попавшей в автомобильную катастрофу, вынуждена была прислать машину в базовый лагерь за этим лекарством. Было весьма ценно, что многие местные жители приходили сюда полечиться не только потому, что уходили более здоровыми, но и потому, что в ответ на наше стремление помочь каждый из них стремился помочь нам в других бесчисленных случаях. Нет необходимости говорить, что с них никогда не брали денег, но они часто приносили подарки для лагерной кладовой, например яйца и фрукты, которые для нас были дороже рубинов, когда доставка припасов запаздывала на длительный срок, а качество риса, фасоли и бледного консервированного мяса начинало утрачивать привлекательность даже как тема для шуток.

Пребывание в Мату-Гросу в качестве поселенца, батрака или полубродячего скваттера имеет свои трудности. Прожить некоторое время в Мату-Гросу, даже если имеется хорошо оборудованная больница, довольно сложно. Укусы клещей, насекомых могут быстро стать септическими. Однажды кто-то из мужчин упал и обрезал глаз какой-то остролистой травой типа осоки. В другой раз кто-то уронил отвертку и в результате лишился двух фаланг на пальцах руки: отвертка упала на стартер, замкнула электрический контакт, включила двигатель, и зажужжавшие лопасти вентилятора обрубили ему пальцы. Конечно, несчастные случаи могут иметь место где угодно, и они не повлекут за собой тяжелых последствий, если почти незамедлительное содействие и надлежащая медицинская помощь находятся под рукой. Для человека, предоставленного самому себе, не считая его семьи, нескольких коров и пары хижин, эти несчастные случаи могут быть столь же ужасными, как и всеобщая озабоченность болезнями. «В чем вы больше всего нуждаетесь?» — спросили мы как-то у нескольких человек, живущих уединенно. «В добром здравии», — был их ответ.

Крупные животные Африки, привлекавшие на этот континент стольких людей в течение многих лет, настолько хорошо описаны и сфотографированы, что любой, приезжающий в Южную Америку впервые, склонен все время осматриваться в тщетных поисках столь же больших стад. Не увидев их, он начинает удивляться, почему в ней нет крупных травоядных (заменяющих слона) и почему человек может прошагать весь день по девственным местам, не увидев и даже не услышав ни одного крупного животного.

Вероятно, правильнее было бы удивляться изобилию в Африке степной промысловой дичи и обусловленному им изобилию плотоядных, чем ожидать, чтобы все другие континенты следовали этому первичному примеру. Так, например, в пампасах Южной Америки когда-то существовали многочисленные стада гуанако, но в ее лесах никогда не было большого количества крупных и легко заметных животных. (Как фактически их нет и в лесах у реки Конго.) Этот континент имеет только узкую полоску, связывающую его с Северной Америкой, практически же он изолирован. Кроме того, крупные реки должны были бы служить (и служили) дополнительными географическими барьерами, и большое количество таких рек, безусловно, ограничивало распространение многих видов животных, не способных пересечь подобные барьеры.

К тому же в наши дни в Южной Америке, где бы ни проходило освоение девственной местности, быстро исчезают все животные. Однажды партия из лагеря встретила вблизи Сан-Фелиса охотника на ягуаров. Он добывал их для туристов, желавших обязательно иметь ягуара среди своих трофеев, собранных на всем земном шаре. Охотник знал, что раньше ягуара можно было встретить не очень далеко от реки Арагуая, но за последние несколько лет здесь ягуары практически исчезли, и американских собирателей трофеев теперь отправляют на реку Шингу. Вскоре даже и в столь отдаленном месте ягуаров поймать не удастся.

Основные группы млекопитающих Южной Америки состоят из особей главным образом небольших размеров, которые поэтому менее заметны, особенно в условиях Мату-Гросу — как в серрадос, так и в лесу. Здесь имеется 46 видов грызунов, главным образом мелких (самый крупный из них — это водосвинка Hydrochoerus), 52 рода летучих мышей, 8 родов сумчатых и 11 — неполнозубых Эти две последние группы относятся к реликтовой фауне. Сумчатые доминируют в Австралии, тогда как плацентарные представляют собой группу млекопитающих, доминирующих во всем остальном мире, но в Южной Америке сумчатые живут бок о бок с плацентарными, хотя и в меньших количествах. В Бразилии существует фактически лишь одно семейство сумчатых, Didelphidae, которое состоит из двенадцати родов.

Экспедиции Мату-Гросу удалось наблюдать и отловить довольно большое количество различных млекопитающих. Мы видели оленей (Capridae), прежде чем они скрылись в лесу, тапира (Tapiridae), но только вблизи рек. Поймали гривистого волка (Canidae), правда, красивое длинноногое животное жило у нас недолго. Встречались также большие кошки (Felidae), которых дорожные рабочие ловили как на мясо, так и из-за их шкуры. Иногда мы наблюдали приматов, например обезьян-капуцинов, особенно если с нами находился бразилец, который умело их выманивал. Мы видели заостренные следы копыт агути почти во всех влажных местах, но очень редко наблюдали самих животных. Случалось, что на дерево быстро взбиралась, чтобы оглядеться, тайра, крупная разновидность куницы, которая потом с шумом исчезала.

Из неполнозубых в лагере некоторое время жили несколько броненосцев, муравьедов и ленивцев. Ленивцы (трехпалые Bradypus tridactylus) карабкались вверх по деревянным стропилам крыши или же поразительно быстро передвигались по земле. Броненосец демонстрировал свою исключительную способность к рытью нор, даже если его держало за хвост столько рук, сколько могло ухватиться. Лишь однажды мы видели гигантскую выдру Pteroneura brasiliensis, когда она стремительно мчалась по берегу со своим семейством. За этими крупнейшими в мире выдрами яростно охотятся, и во многих местах они уже исчезли.