Он же не слово не говоря, просто смотрел на порезанный палец, а потом сжал мою ладонь в своей.

— Впусти меня! — велел он, но я не знала, что это значит.

Правда, я моментально вспомнила слова Алана про расслабление и подумала, что может быть этот же метод поможет и здесь поэтому прикрыла глаза и постаралась забыть про все. Сколько мы так стояли, я не знаю, но холодная перчатка успела нагреться от моих пальцев. Я уже подумала, что ничего от меня больше не нужно и попыталась открыть глаза, но не смогла, а перед внутренним взором появилось белое пламя. Я словно была в центре белоснежного костра на черном фоне небытия. Миг и огонь сменил цвет на красный, как у моих ладоней и волос. Еще миг и вокруг меня уже полыхает черные языки пламени, уже на белом фоне. У этого пламени не было дыма или искр, только сами потоки живого огня. В абсолютной тишине слышу, как сгорает моя одежда и как ластится ко мне огонь. Словно большой кот лезет к ладоням, умоляет, чтобы его погладили. И нет в душе страха, нет удивления, а только ответная ласка к этому костру. Он кажется родным, близким, знакомым. Я уже поглаживала особенно настырный поток правой рукой и кажется, будто пламя стало ярче, будто мурлычет, поскуливает от удовольствия. И все резко заканчивается.

Сквозь вату в ушах слышу чей-то крик.

— Почему мне никто не сказал, что она больна?!

— А когда было говорить, если ты ее за горло схватил?!

— Маулэя, Ника, девочка! — голос Веоренты.

— Ника, Ника, возвращайся!

Я разлепила веки и чуть не завизжала от ужаса. Я была на руках у этого безликого монстра. Он все так же продолжал держать меня за руку. Попыталась вырваться, но не тут-то было, хватка у этого паразита просто стальная. А вокруг столпились все: пятерка, безликий и Веорента с покрасневшими глазами.

— Пусти меня! — закричала я, извиваясь, как уж на сковородке.

— Сколько у нее времени? — игнорируя меня, спросил Хемах у своего наставника.

— Не знаю, но точно немного, ее уже сейчас почти призвала к себе мгла, я удивлен, что получилось ее вырвать из небытия. — задумчиво произнес Дэмиандриэль, не отворачивая от меня своего жуткого овала лица.

— Сделайте что-нибудь! — вмешалась Веорента. — Вы же маулихакти! Вы можете ее спасти!

— Да отпусти меня, скотина! — прорычала я и со всей злостью что было влепила ему пощечину левой рукой, так как правую он все еще цепко удерживал.

Еще в те времена, когда девочки и не думают мальчиках моя бабушка, говорила, что нет большего оскорбления для мужчины, чем пощечина. Несмотря на то, что я в этом мире недолго, но уже четко уяснила, что здесь все делится на мужское и женское, как, впрочем, и в моем мире, а значит логично было предположить, что пинок по овалу лица он не простит. Так и вышло. Вообще момент на удивление романтичный, если бы я была героиней мыльной оперы, то через пару сотен серий во мне зажглось бы чувство привязанности к Дэмиандриэлю. Я попыталась представить, что значит быть с ним в постели, и не ощутила ничего кроме знакомого, всем женщинам чувства отвращения, когда они пытаются вообразить себе любовь с теми, кто им противен. С один маленьким исключением: во мне было не только отвращение от подобной перспективы и смутное понимание, что ненависти у меня к нему нет. Я его не призираю, возможно, даже уважаю, раз он так переживает за своих подчиненных, но не прощу и не пойму его отношения ко мне. Дело не только в том, что он напал, а в том, как он это сделал. Мне часто непонятны странные сюжетные линии любовных историй, когда герой причиняет боль, оскорбляет героиню, а потом, после пары романтичных сцен и признаний она в него влюбляется. Ведь если мужчина пошел на оскорбление, на причинение боли, то он сделает это снова, как только пройдет любовь и придет бытовая семейная жизнь.

Я это всегда понимала слишком хорошо, наверно, поэтому в моей жизни не было ярких романов, и не сложился брак. Я ставила на первое место не свою влюбленность, а свое уважение, могу ли я уважать мужчину, могу ли восхищаться хоть чем-то в нем, и только потом шла любовь. А с таким трезвым подходом становилось понятно, что найти мужчину, который будет тебя уважать очень сложно, а уж найти партнера, который понимает под уважением тоже самое, что и ты вообще фантастика. Этот безликий причинил боль, не выясняя обстоятельств, просто поддавшись порыву, потеряв голову. Именно такие психотипы и убивают в припадке ревности. Поэтому любви у нас точно не будет, даже теоретически, даже в мечтах.

Его руки опустились так резко, что я едва не приземлилась на пятую точку, но чудом все-таки сохранила равновесие и устояла на ногах. Раны на руке и ноге опять открылись, чувствовалось, как бежит кровь к запястью, согревая кожу. Я развернулась лицом ко всем собравшимся и еще раз оглядела моих сородичей, как они утверждали, но при этом никакого сходства с ними в себе я не находила.

Я уже не раз отмечала, что в своей прошлой жизни была достаточно скромной, если не сказать трусливой особой. Не надо быть гением, чтобы понять, как не надо себя вести в моем положении, но общий бред ситуации меня достал окончательно! Мысли о том, что все происходящее просто бред агонизирующего мозга опять вернулись. Нет, братцы-кролики, так дела не делаются!

— Вы все здесь, психи! — выдала я свое вступление. — Если хотите убить, так убили бы, но нет вам этого мало! Вы уже битый час определиться не можете, что со мной делать! За последние два дня я шлялась по этому чертовому лесу, меня ранили, я сделала мага из маленького мальчика, который, по-моему, знает о магии больше меня, я умудрилась подхватить какую-то болезнь, из-за которой на меня все смотрят, как на живой труп! Я никогда не встречала своих сородичей и вот наконец, довилось встретить и меня снова чуть не убили! Меня подозревают в том, что я подослана кем-то, меня душат, калечат и бьют, а я просто хочу, чтобы меня оставили в покое! Если в вашем проклятом мире принято убивать таких как я, то убейте и все, но не трепите больше нервы! Сил моих больше нет, все это выносить! Только убейте поскорее!

Я остановилась, чтобы перевести дух, и только тут поняла, как в корчме тихо. Знаете, бывают такие моменты тишины, когда любой звук, пусть и жужжание мухи, но жизненно необходим, и вот сейчас был именно такой момент. Как я переместилась из угла зала в его центр, осталось загадкой, большую часть столов и лавок отодвинуло к стенам, так что я была в центре свободного пространства. Пятерка воинов явно брала меня в кольцо, а Хемах старательно оттеснял Вео в сторону выхода. Я даже не сразу уловила, в чем собственно дело, пока голос безликого не вывел из легкого ступора.

— Ника, ты должна успокоиться! — вкрадчиво, почти ласково начал он, делая шаг ко мне на встречу.

— Маулэя, прошу вас! Возьмите себя в руки! — как-то беспокойно попросил Леомер.

Я удивленно моргнула и повернулась к нему. Мужчина был явно напружен. Лицо ничего не выражало, но чувствовалось, как он нервничает. Он не смотрел мне в глаза, а неотрывно следил за руками. Я проследила за его взглядом и охнула.

Кисти рук полыхали. Вокруг кожи не было облака пара или вихрей, как в мои первые разы практики. Они именно горели, как промасленные тряпки, намотанные на факел. Когда-то в детстве я любила костры, где-то даже читала, что любовь к пламени у человека сохранилась в крови, еще с первобытных времен. Сидя в оранжевом сиянии, я часто засовывала в костер палки, дожидалась, когда кончик загорится, а потом опускала ее вниз и долго любовалась, как огонь ласкает дерево в попытках добраться до верхушки. Вот и сейчас мои руки, так же поглаживало пламя. Струилось по коже вверх к локтям.

Мгновение я просто смотрела не в силах поверить в то, что вижу. А вы себе хотя бы представляли, как горите? Вот и я никогда не думала, что буду просто смотреть на огонь, а не визжать от дикой боли. Потом проснулась моя соображалка и напомнила, что мы в другом мире, а раз мир другой, то и быть здесь может все что угодно, даже нарушение элементарных законов физики. Следом пришлось напомнить себе, что я вроде и не совсем человек, чтобы гореть и при этом страдать. В том, что это именно огонь, пусть и странного цвета, я не сомневалась. Просто подняла ладони на уровень груди и старательно укладывала у себя в голове новую реальность. Да, горим. Да, по-настоящему. И что с того?