Хакты — были художественной, красивой вариацией неведомого художника на тему знакомых мне рас. А еще, в глаза бросилась небольшая странность. В собравшейся толпе было много хактов, но ни одного ребенка-хакта. Все были взрослыми. Я бы списала это на то, что родители прячут своих отпрысков от опасности, но обычные жители детей не прятали. Совсем рядом со мной галдела компашка детей, которая тыкала в меня пальчиками и дергала мамаш за длинные подолы платьев. Вот так, обычные дети есть, а хактов — нет.
Третьи: собственно, мои соплеменники — маули. Теперь я понимала, почему никто из пятерки не принял меня за хакта, а именно за маули. Разница была значительная. Во-первых: ни у кого из маули не было сверкающей кожи, как у хактов. У всех мужчин и женщин была обычная кожа, в смысле матовая, но разноцветные ладони и волосы им в тон. У всех на руках, с внешней стороны, были похожие темные или светлые орнаменты, как и у меня. Но, ни у кого в толпе не было моего дымчатого оттенка кожи. Были красноватые, желтоватые, зеленоватые и даже оранжевые. Но, расцветки обсидиана не было ни у кого. Я как-то резко ощутила себя альбиносом. Было и еще одно отличие — ни у кого из маули не было воротника на голове, как у меня. Были лишь намеки на него, например: над самым лбом небольшие выросты, над ушами с двух сторон, но именно большого воротника, отделяющего волосы от лба и ушей не было ни у кого. Еще у нескольких маули были круглые, птичьи глаза и клювы, вместо рта и ушей. Были и острые уши, как у эльфов или, наоборот, заостренные вниз, как у орков. Были и выступающие клыки. Маули были разными, как и хакты, но всех объединяло три черты: цветастость ладоней и волос, наличие хотя бы подобия воротника на голове и рисунок на коже в виде либо орнамента, либо рисунка капилляров и вен.
В целом, я уловила разницу своей расы от всех прочих. Неприятно кольнуло, что маулихакти в городе маулихакти было до пугающего мало. Примерно один на сотню, а то и того меньше.
— Амалиэль! — разнеслось над галдящей толпой.
Из-за спин собравшихся протолкался на открытый пятачок щуплый паренек. На вид ему было не больше четырнадцати. Худоба подростка только подчеркивалась необычным нарядом. Узкие, по фигуре темные брюки. Сверху длинная рубаха с узкими длинными рукавами. Подол рубахи, почти что по колено, с двумя разрезами по бокам. От подмышки к горлу разрез на замысловатых завязках. Сама рубаха расшита оранжевым орнаментом. Сам мальчишка был бы похож на человека, если бы не широкие шипы над ушами сантиметров в восемь в высоту. На кистях у него не было орнамента, но сами ладони были ярко-оранжевого оттенка, как корка мандарина.
— Коум! — эльф моментально соскочил с лошади.
Так вот за кого меня принял эльф. Парень пробежал мимо меня, со скоростью курьерского поезда и налетел на золотоволосого. Эльф крепко прижал к себе подростка.
— Амал! Амал! Амалиэль! — причитал мальчик, уткнувшись носом в грязный изорванный камзол хакта.
Всадники понимающе заулыбались. Появление мальчика разрядило обстановку. Хакты отозвали оружие и, теперь, просто ждали, когда парочка оторвется друг от друга. Амалиэль гладил паренька по голове и шептал что-то успокаивающее, но его потуги пропадали втуне.
— Мне все говорили, что ты погиб! — всхлипывал парень.
Коума била мелкая дрожь. Это было заметно даже с моего расстояния.
— Я жив! Со мной все хорошо! — увещевал эльф. — Разве не видишь!
— Я им поверил, Амалиэль! Слышишь, поверил, потому что сам перестал тебя чувствовать! Я поверил. Я почувствовал твою боль! Это было чудовищно! Я никогда ничего подобного не чувствовал.
— Но, ты должен был почувствовать и то, что я восстановился. Ты не мог этого не ощутить, друг мой.
Мальчик поднял голову и заглянул эльфу в глаза. Сейчас эльф ничем не напоминал ловеласа, каким я видела его в корчме Веоренты. Не напоминал он и избалованного ребенка. Сейчас он был сильным мужчиной, отцом, братом и другом… для Коума. Между ними ощущалась такая близость, какая редко бывает между любовниками, еще реже между родственниками. Сильная душевная связь, близость, которой у меня никогда и ни с кем не было, но о которой, наверное, мечтают все.
Я смотрела на них и понимала, что именно о такой близости мечтали древние земные философы, создавая богов и религии. Именно об этом грезили романтики, приписывая своим дамам качества, которых нет в реальности. Именно о такой душевной связи поют поэты, путая ее с любовью. Любовь с физическим влечением, со страстью, с желанием поцеловать как-то меркла по сравнению с этим теплом и пониманием, которая связывала этих двоих.
В их отношениях не было сладострастья или похоти. Не было родительской заботы и излишнего материнского беспокойства. Здесь была радость и тепло, было желание помочь и поддержать. Это было… была дружба.
Понимание поразило, как удар молнии.
Это была не просто дружба, а Дружба. Именно так, с большой буквы. Дружба, какой она должна быть, без злобы и зависти, без скрытых мотивов и грязи. Такая, какой ее задумывал Творец, даруя человеку сознание и умение мыслить. Дружба, о которой с тоской в сердце мечтает каждый, но получают единицы.
Хакт — это друг! Самый близкий, самый честный, самый настоящий друг!
— Я сам себе не поверил! — звонко возвестил паренек и разревелся.
У мальчика окончательно сдали нервы. Я его боль ощущала почти физически. Коум сбрасывал накопившееся напряжение, которое сковывало его ледяным ужасом изнутри. Я чувствовала, как его страх, его молитвы Богам уходили из глубины души с каждой новой слезой, с каждым всхлипом и новым вздохом.
На руки упала капля. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что это собственные слезы. Я настолько растворилась в эмоциях юного маули, что грань между моими и его чувствами стерлась. Я чувствовала его боль, как свою собственную. Быстрым движением похолодевших пальцев утерла слезы.
Несколько раз глубоко вздохнула, восстанавливая душевное равновесие. Неужели, я могу чувствовать эмоции маулихакти? К Накириэлю у меня появились новые вопросы. Меньше всего на свете мне хотелось бы, без собственного на то желания, влезать в чужие мысли и чувства. В своих бы разобраться.
Внезапно воздух вокруг Коума задрожал. Я удивленно моргнула и быстро огляделась. Все, и толпа, и пятерка, и встречающий отряд, и даже несколько стражников в латах тихо переговаривались, кто-то из женщин сострадательно всхлипывал, кто-то прятал глаза, но определенно, никто из присутствующих не видел, что происходит.
Только эльф напрягся, и склонившись к самому уху подростка пытался пробиться сквозь избыточные эмоции своего маули. Амал понял, что произойдет, поднял голову. Наши взгляды встретились. Мой удивленный и его напуганный.
Воздух вокруг маули перестал дрожать. Секунда затишья — и через ткань одежды стал пробиваться оранжевый дымок. Он быстро заклубился и сгустился. Амал пытался оторвать от себя парня, затряс его за плечи, но магия уже набирала обороты. Аура Коума быстро увеличивала круг влияния. Криков эльфа уже не было слышно, только по открытому рту и капелькам пота на лице было понятно, что эльф кричит.
Всадники шарахнулись в стороны. Кто-то закричал. Пошла цепная реакция. Весь отряд рассыпался. Хакты спрыгивали с седел. В толпе кричали уже несколько женщин. Заплакали перепуганные дети. Я все еще не понимала до конца, что происходит, когда спрыгивала из седла. Кобыла встала на дыбы и рванула галопом в один из переулков. Земля дрогнула. Легкий, почти неощутимый толчок землетрясения сработал на толпу не хуже увесистого пинка. Не прошло и полминуты, как мы остались на маленькой площади перед аркой одни.
Я оказалась между Амалом с Коумом и кругом из хактов. Отряд Ольгерда встал первым кольцом, за их спинами расположилась пятерка Хемаха. Все произошло так быстро, будто ребята этот маневр репетировали раз сто.
И снова толчок — по мостовой пошли трещины. Коум, наконец, разжал пальцы и опустился на колени. Рядом обессилено опустился и Амалиэль. Было в его движениях что-то неестественное, неправильное. Из эльфа словно все силы выкачали. Похоже, он даже равновесие удерживал с трудом. Вертикальные зрачки эльфа расширились настолько, что почти полностью закрыли радужку. Его губы беззвучно что-то шептали, но ни звука не доносилось до меня. Даже упавший Коум коснулся камней совершенно беззвучно, что невозможно в принципе. Вокруг маули и хакта словно образовалась какая-то звуконепроницаемая зона.