— Ещё одно слово и Вы поедете вместе со мной к завуча! — начала давить англичанка, — Я не потерплю пререканий во время моего урока.

— Поверьте, с Вами никто не пререкается. Я всего лишь хочу, чтобы мы поняли друг друга, — спокойно объясняю я.

— Немедленно выйдете вон! — рявкнула училка и указала мне на дверь, — Чтобы без завуча не возвращались!

— Что ж, всего доброго, — я спокойно собрала свои вещи и вышла.

Макс остался. Если бы я так влипла впервые, он бы проследовал за мной, но нет. Первый блин всегда комом в новой школе. У меня всегда так. Сколько я сидела в кабинете директора из-за драк, дожидаясь отца? Очень много. Я решаю свои проблемы по-взрослому, а не по-детски. Я говорила с англичанкой спокойно, хотя она при этом начинала беситься после каждого моего слова еще сильнее. Это говорит о её неуравновешенности. Что ж, пофиг! У меня появилось целых полтора часа свободного времени. Нужно сделать парочку очень важных звонков.

Что делать, если тебя выгнали с урока? Конечно, дуть в столовку и сидеть там. Впрочем, знание английского у меня не хромает. А русский язык — это беда. Я понимаю по-русски. Очень хорошо понимаю и говорю, но пишу. Четвероклассник в теле восемнадцатилетней девицы — это про меня. Я была хорошисткой. По русскому мне ставили твёрдую четверку. Ну, все на этом. Только запятые после «но» и «а» расставлять умею. Это просто кошмар! Как мне это их ЕГЭ сдавать? Ах да, я еще читать умею. Говорил мне папа: «Принцесса, выучи русский язык, в жизни еще пригодится!».

Ладно, черт с ним. Займусь приятным. Я купила в автомате латте и батончик «Милкивей» в буфете, уселась за стол в дальнем углу. Ох уж эта старая добрая столовка! Весело лет прошла, а стены до сих бледно-персиковые с рисуночками маленьких, веселых поварят, стряпающих что-то вкусненькое. Даже повариха не поменялась! Жесть. Все то же самое. Те же квадратные столы, расставленные островками по залу. Автомат с кофе. Эту школы законсервировали во времени. Ничего не меняется.

Я достала свой телефон. Засняла и запостила столовку в истории. Макс же выложил втихую скучный урок английского и подписал для меня: «Больше всего завидую тебе, sis, потому что тебя избавили от этого заключения!». Оу, англичанка всех разносит. Чихвостит каждого из-за неправильного произношения. Я же подписала в своей сторис с фото кофе и «Милкивея»: «Нет ничего лучше латте в столовке, bro.». Нас закидали вопросами в директе. Отвечать буду вечером. Макс пишет мне СМСку:

«Забери меня отсюда. Эта женщина выбесит кого угодно.»

Я отвечаю:

«Делай как я. И вместе пойдем к завучу. Мы ж банда.»

Макс прислал поднятый вверх большой палец. Значит, скоро придёт, наверное. Я же начала искать площадку для запука авто-ателье в Москве. Папа сказал, что это неплохая идея. По крайней мере он разрешил мне попробовать. Я знаю, он верит в меня и мои силы. Папа очень любит свое авто-ателье, но оно малоизвестно и заказов мало. Это его хобби. Собственно, летать на самолетах — тоже. Моя мечта — превратить мою страсть к машинам в нечто невероятное. Грандиозное. Попробую начать с России. Папа оценил мои порывы и пообещал познакомит кое с кем из Москвы, кто может мне помочь, но еще нужно набрать команду из двух-трёх менеджеров, потом мне потребуется больше людей. по поводу производства в России еще стоит подумать. Сейчас нужно начать с пресс-конференции и некой презентации.

Не сильно ли круто для школьницы? Конечно, круто. Но я ведь дочь мультимиллиардера. Я должна делать весьма неожиданные вещи, вся в папу. В бизнесе нельзя быть предсказуемым, иначе твоё дело развалится, не успев начаться. Папино авто-ателье — это нераскрученный бренд. Машины, как правило, создаются на основе уже готовых кузовов автомобилей именитых брендов, а дальше как заказчик пожелает. По его личным пожеланиям инженер вместе с дизайнером создают 3D версию машины для большей визуализации и бумажные чертежи. Скажем так, такая машинка — дорогой подарок, но цена вполне оправдана. Обычно богатеи заказывают их либо для себя, либо для женщин. Жены. Дочери. Любовницы. Папа же любит проводить проверки всех авто перед выдачей и приучил к этому меня. На самом деле это делается из соображений безопасности. Мы уверены в качестве сборки своих машин. Есть регламенты и стандарты, которые необходимо соблюдать, и этим все сказано.

Я просмотрела за полчаса с сотню конференц-залов, но не нашла ничего подходяще. То слишком вычурные, то слишком скромный. То маленькие, то большие. Некоторые подходят по всем параметрам, но находятся черти где. Мне бы что-то среднее. Я и сама не заметила, как прозвенел звонок на перемену. В столовку набилась куча народы. Мой угол уединения никто пока не потревожил. А нет. Не долго музыка играла.

Ко мне подсели две какие-то девчонки. Понятия не имею, кто они такие, но физиономии у них такие, будто они знают меня всю жизнь. Одна была мелированная в неестественный кофейный оттенок. Хотелось сообщить ей, что в моде натуральный цвет волос, а в целом обычная, как бы мерзко это ни звучало. Вторая — шатенка с голубыми глазами смотрела на меня с ангельской улыбкой. Что-то в ней было знакомое. Только что именно? Ох, влипла я.

— Вы кто? — в наглую спрашиваю я, выключая айпад, а то увидя еще, — Мы знакомы?

— Как это?! — возмущённо вопит мелированная, — Разве первые школьные друзья забываются?

— Э? — выдаю я, а мои брови поползли вверх, — Я вас не помню, честно.

— Я — Маша. Ну, помнишь? На фигурку вместе ходили! — восторженно восклицает мелированная, — Не узнаешь, что ль? А это ж Лина? Ну? Соловьева.

И тут я вспомнила последний день в школе. Мама умерла. Все. Я больше ничего не хотела из этого вспоминать. Не хотела подковыривать череду болезненных воспоминаний.

— Это по поводу тебя мы с Максом спорили. — вырывается у меня вместе с кивком на Линку, — Надо стребовать с него вознаграждение. Он мне проиграл-таки в субботу. Пусть теперь стряпает вместо меня на кухне.

— Чего?! Вы так с ним и спорите? — восторженно восклицает Машка, — А это правда, что у вас мама умерла и вас забрали в детдом.

— Д-да, было такое, но потом на забрал daddy. - запинаюсь я, чуть не перейдя на английский.

— Ого, акцент! Круто! Вот бы и мне англ подтянуть до твоего уровня. — мечтательно говорит Машка и пихает Линку в бок, — Лин, ты чего молчишь-то? Сама предложила поздороваться. Вон, вишь как Поля с англичанкой!

— Вы теперь одни живете? Как вы все это время без мамы? — аккуратно спросила Линка, избегая «острых углов», — Папа вас не обижал?

— Да, захотели вернуться в Россию. Восемь лет в Европе — тяжело для нас. Папа сказал, что так будет лучше. Он по крайней мере нас любит. — отвечаю я с нотками тоски грусти в голосе, — Без мамы все усложнилось. В Европе не любят русских.

Это еще мягко сказано, как не любят. Если бы не папины деньги и наши сильные характеры, то нас бы раздавили коренные европейцы. Мне не хотелось говорить им большего. Почему? Моя жизнь без мамы со стороны иногда напоминает Сайлент Хилл. Мне не к кому пойти со своими девчачьими проблемами. Папа их не понимает. Макс везунчик в этом плане. Мой брат всегда обращается к папе. У них мужская солидарность, их братство в некотором смысле. Я же кукую сама. Все своими силами. Был момент в жизни, когда папа водил меня на сеансы к детскому психологу. Он считал, что это поможет нам наладить отношения. Папа из кожи вон лез, чтобы вернуть мое доверие. Если вкратце, то не помогло, зато я хоть кому-то выговаривалась. У психолога работа такая — меня понимать. Общение с папой раньше давалось мне с трудом. Однажды он тупо начал спрашивать, что делает не так. Мне ничего не оставалось, кроме как объяснять ему, но проводить такие беседы мы начали далеко не сразу. Прошло где-то два с половиной года.

— Вы поэтому вернулись? — спросила Линка, обратив внимание на мою грустную улыбку, — Надолго?

— Мы планируем здесь осесть на ближайшие пять лет точно, потом, возможно, уедем назад в Европу. — пожала плечами я и решила перевести тему, — А вы как тут? Не скучали?