– Вы по-прежнему сердитесь, милорд. Мне жаль, что я напугала вас и заставила забеспокоиться, но...

– Я постарел на добрый десяток лет, пока мчался вверх по лестнице, – резко перебил он. – Но застал здесь троицу, которая читала скверные стихи и хохотала во все горло. Как я должен был к этому отнестись?

– Почти так, как получилось, но не совсем: вам следовало выгнать моих собеседников из комнаты, обнять меня и заявить, что вы гордитесь мной.

– Кажется, я что-то упустил?

– Нет, – тихо прошептала Кэтрин, провела кончиками пальцев по лбу и виску мужа и всмотрелась в его глубокие темные глаза. – Ты сделал все, как полагается.

Впервые за все время разговора Алекс опустил ресницы, пряча глаза.

– Мало того, ты до смерти перепугал Демиена и Дейрдре. Должно быть, они до сих пор трясутся от страха.

– Я извинюсь перед ними потом, – вздохнул он.

– Боже тебя упаси! Даже не вздумай! Ты потеряешь репутацию тирана и деспота, а меня перестанут баловать и опекать.

Алекс вскинул голову:

– Мадам, для меня это очень важно. Запомните этот урок на будущее.

– Непременно. Больше я никогда не стану спасать принцев по ночам.

Он посмотрел на повязку у нее на руке.

– Так ты все-таки объяснишь мне, что случилось?

– А ты уже успокоился и сможешь выслушать меня?

Продолжая хмуриться, он наклонился и запечатлел легчайший поцелуй на ее губах.

– Пожалуй... только не испытывай мое терпение.

Различив в его голосе зловещие нотки, Кэтрин принялась рассказывать о том, что произошло в роковой вечер, начав с неожиданного предостережения Лахлана Макинтоша, затем перейдя к своему разговору с принцем и закончив предательством Джеффри Питерса.

– Странно, но я совсем не почувствовала боли, – объясняла она, указывая на раненую руку. – Мне просто показалось, будто меня сильно ущипнули. Но потом руке вдруг стало горячо, по ней что-то потекло, я поняла, что ранена... и, кажется, лишилась чувств.

Эти слова она произнесла с таким несчастным видом, что Алекс с трудом удержался, чтобы не улыбнуться и не заверить жену, что причиной столь постыдного поведения была ее беременность. Но едва эта мысль промелькнула у него в голове, им овладел страх.

– С ребенком все хорошо, – поспешно заверила Кэтрин, заметив, что Алекс помрачнел. – Леди Энн сразу послала за врачом, а Демиен постарел на пятьдесят лет, пока вез меня обратно в поместье. Но я убеждена: теперь со мной все в порядке. Честное слово! А если ты мне не веришь... – она приложила ладонь мужа к своему животу, – спроси у своего сына.

Легкие, похожие на дрожь движения внутри Кэтрин впервые почувствовала несколько недель назад и растрогалась до слез, когда врач объяснил ей, в чем дело. Она не знала, почувствует ли эти шевеления Алекс. Но он прислушался, и на его лице вдруг отразилось потрясение.

– Врач говорит, что мне необходим покой, – добавила Кэтрин, поудобнее устраиваясь на подушках. – Мне повезло, пуля едва задела руку, но пройдет еще немало времени, прежде чем я смогу двигать ею, не испытывая боли.

Алекс сразу поверил, что ей по-прежнему немного больно, но ее лицо стало таким серьезным и трогательным, что он невольно улыбнулся.

– Арчибальд осмотрит рану. А если ты хочешь, чтобы тебя баловали, в Ахнакарри от опекунов у тебя не будет отбоя.

– Неужели тебе так не терпится избавиться от меня?

– Совсем напротив! Только Богу известно, во что ты ввяжешься в следующий раз, когда мне понадобится надолго уехать. Но дело в том, что теперь, когда армия принца вошла в Инвернесс, Камберленду не остается ничего, кроме как напасть на нас. Я не хочу, чтобы в этот момент ты была в поместье.

– Я охотно покину его, милорд муж, можете не сомневаться. – Кэтрин привлекла Алекса к себе. – Но неужели у нас нет других развлечений, кроме как ссориться и спорить?

Она глубоко вздохнула, овеяв теплым дыханием его кожу и просунув между его губами сладкий, соблазнительно влажный язык.

– А мне показалось, что тебе очень больно, – пробормотал Алекс.

– Так и есть, – подтвердила Кэтрин, откидывая одеяло. – Но болит вовсе не рука.

Струан Максорли задержался в особняке только затем, чтобы убедиться, что Черному Камерону до вечера не понадобится охрана.

Шагая по лагерю, он кивал, улыбался, обменивался приветствиями и новостями с каждым, кто спешил навстречу ему, а сам высматривал в толпах и у костров знакомую копну ярко-рыжих волос. Поручив коня заботам одного из молодых конюхов, Струан наконец зашагал к палатке, которую занимал вместе с женой. Тяжесть в паху нарастала с каждым шагом, желание было так велико, что он в волнении то и дело обводил языком сухие губы.

– Жена! – рявкнул он, откидывая полотнище у входа в палатку. – Черт возьми, ты что, не слышишь...

Он осекся и перестал ухмыляться, обнаружив, что палатка пуста. Похоже, еще недавно Лорен была здесь: по полу была разбросана одежда, рядом со стеганым одеялом стояла грязная кружка, от одеяла исходил пьянящий, мускусный аромат кожи Лорен.

После безуспешных поисков в соседней повозке с припасами Струан окончательно помрачнел, подбоченился и засмотрелся вдаль, на темный лес.

– Нашла время ходить по нужде... – еле слышно проворчал он, прошелся по лагерю раз, другой и остановился, услышав добродушный оклик:

– Максорли! Что-нибудь потеряли?

Чертыхнувшись, Струан обернулся и весело расхохотался, увидев графа Джованни Фандуччи в синей треуголке набекрень, выглядывающего из палатки. Его одежда была в беспорядке, атласные бриджи приспущены, а Огнеглазая Рита томно обнимала его за талию, увлекая за собой в глубь палатки.

– Не хотите ли новое пари, синьор Струан? Но на этот раз выигрывает не тот, кто выпьет больше виски!

Огнеглазая Рита, которой дали это прозвище за манеру закатывать глаза и сверкать ими в экстазе, спасла Струана от необходимости отвечать. Она запустила вторую руку за пояс атласных бриджей, и граф, исторгнув сдавленный вскрик, попятился назад, не устоял и рухнул в сено, которым был устлан пол палатки.

С новой силой ощущая жжение в чреслах, Струан расхохотался и торопливо направился к опушке леса. Сначала он выбрал всем известную тропу, ведущую к ручью, затем решил пройтись и по другим тропам. Он уже собирался в гневе выстрелить пару раз, чтобы Лорен откликнулась, как вдруг среди деревьев мелькнуло что-то ярко-малиновое.

– Какого дьявола ей там понадобилось? – вслух изумился Струан.

Не дожидаясь ответа, он свернул с тропы и начал карабкаться вверх по склону, двигаясь ловко, проворно и представляя себе, каким будет лицо Лорен, когда он напугает ее, выскочив из-за кустов.

Пройдя сотню ярдов, он отстегнул от пояса ножны с тяжелым, путающимся в ногах мечом и оставил его у пня вместе с двумя пистолетами, которые носил заткнутыми за пояс. Еще пятьдесят ярдов – и он нахлобучил на куст можжевельника свою синюю шерстяную шляпу, а рядом бросил толстую кожаную куртку.

Внезапно он замер, и улыбка сбежала с его лица. Он помрачнел, обнаружив, что рядом с Лорен мужчина – старик, судя по тому, как он сутулился и тяжело опирался на толстую узловатую палку. Лорен с любовником находились на расстоянии сотни ярдов от Струана и удалялись от него. Забыв о прежних намерениях, Струан выпрямился во весь рост и громогласно позвал Лорен по имени.

Лорен замерла, ее лицо побелело как мел. Она круто обернулась на крик и словно приросла к месту, беспомощно глядя на мужа. Струан велел ей не двигаться и заторопился к ней, пробираясь сквозь заросли можжевельника. Услышав шорох шотландки и характерный лязг металла, Лорен спохватилась, обернулась и увидела, что Джеффри Питерс взвел курок пистолета.

– Не дури! – прошипела она. – Если ты выстрелишь, сюда примчится весь лагерь.

– Тогда придумай что-нибудь, и поскорее! – рявкнул Питерс. – Потому что он вцепится в глотку мне, а не тебе. Или ты забыла, в чем виновата?

Лорен ничего не забыла. Но ей не верилось, что произошло то, чего она отчаянно боялась.