С монной Джанной корсары держались более галантно. Ее внешнее спокойствие, неизменное и никак не зависящее от обуревающих ее чувств, произвело впечатление на Изара. Он подал ей руку, когда она поднималась на палубу, и проводил к шатру.

Там она увидела мужчину, сидевшего на диване, скрестив ноги. Он мало чем походил на человека. Это была бесформенная груда плоти и костей, прикрытая алым, с золотом, кафтаном, а над ней возвышалась увенчанная грязным белым тюрбаном шарообразная голова. Его одутловатое лицо имело болезненно-желтый оттенок, подбородок отвис, а маленькие, глубоко посаженные глазки были похожи на поросячьи и светились недобрым светом.

Он долго и пристально рассматривал ее статную фигуру и благородные черты. Джанна с презрительным спокойствием выдержала этот злой взгляд.

Не сказав ей ни слова, Синан перевел глаза на сундук, который был поднят с фелюги. Два матроса, шатаясь под тяжестью груза, втащили его в каюту. Изар поднял крышку, и все увидели блестящие, недавно отчеканенные дукаты, которыми был наполнен сундук. Синан запустил в него пятерню, пальцы которой напоминали уродливых желтых слизняков, и зачерпнул золото. Потом он приказал оттащить сундук в угол. Голос его был пискляв. Громадная туша, издававшая столь тонкие звуки, вызывала смех. Ящик с богатствами Просперо отволокли в сторону и закрыли.

Потом Изар указал Синану на длинное жемчужное ожерелье с подвесками, блестевшее на шее Джанны сквозь вырез плаща. Громадные сверкающие жемчужины могли бы стать выкупом, достойным принцессы.

Повинуясь сердитому приказу, Изар с глумливой ухмылкой сорвал ожерелье с шеи Джанны. Та осталась невозмутима. Но когда она увидела, как мерзкие пальцы Синана перебирают искристый жемчуг, то едва сдержалась. К горлу подкатил комок, и Джанна едва подавила рыдания. Этот жемчуг возродил дремавшее в ней воспоминание о том вечере в саду Каретта, когда Просперо искал у нее убежища. Поэтому она надела ожерелье для церемонии обручения в Фассуоло.

Ее вывел из оцепенения нелепый голос Синона. Женщина, носящая на шее целое состояние, прощебетал он по-итальянски, должна быть очень высокородной особой. Он хотел бы знать, кому имеет честь оказать гостеприимство на своей галере.

Она ответила без колебаний, в надежде, что этот ответ поможет ей.

— Я племянница синьора Андреа Дориа. — Ее голос звучал твердо, — Вы проявите мудрость, если не забудете об этом.

На миг Синан впал в замешательство. У него захватило дух. Но потом он злорадно засмеялся, и его глазки вовсе исчезли в складках кожи.

— Неисповедимы пути Аллаха.

Он повернулся к Изару и снова заговорил с ним по-арабски, оглядывая монну Джанну от подола роскошного платья до венца на темных волосах. Желтое меняющееся лицо стало еще злее.

Когда он умолк, помощник капитана открыл люк в палубе и с подчеркнуто глумливой вежливостью пригласил женщину спуститься в маленькую каюту внизу. Она отпрянула назад и застыла. Затем, взяв себя в руки, сделала то, что от нее требовали. Она сохраняла внешнее спокойствие до тех пор, пока люк не захлопнулся над ее головой. И лишь тогда, расслабившись, она дала волю отчаянию.

Глава XXIV. ПРИЗ ДЛЯ СУЛЕЙМАНА

Просперо Адорно лежал посреди палубы у сломанной грот-мачты. Он лежал на боку, руки его были стянуты за спиной кнутом из воловьей шкуры. Пятеро товарищей тоже были тут, связанные таким же образом. Фе— руццио, которому разбили голову, в полубессознательном состоянии то и дело тихо стонал от боли. Ему достало глупости оказать сопротивление, и мусульманская дубина прошлась по нему. Трое из четверых оставшихся в целости спали, сморенные усталостью. Смуглые корсары в тюрбанах, болтая и смеясь, кружком сидели рядом с ними.

Медленные шаркающие шаги на палубе приближались. Вскоре вздернутый носок турецкой туфли грубо ткнул Просперо в бок. Он узнал омерзительного толстяка Синана.

— С возвращением, синьор Просперо! — издевательски произнес евнух.

— Не думал я, что свидимся так скоро. Драгут-реис обрадуется. Он захочет узнать о Якубе-бен-Изаре и о выкупе, за которым тот был послан. А пока я кое о чем спрошу. Расскажи-ка, что тебе известно об Андреа Дориа.

— На это я могу ответить одним словом — ничего.

— Ну, тут ты врешь, как и следовало ожидать. Доказать это? Во-первых, ты знаешь его племянницу…

Просперо заморгал, приходя в себя.

— Да, это так. И я знаю еще кое-кого из его семейства. Но тебя интересует, где он. Мне известно лишь, что он болтается по морю, охотясь за вами. Вы сами знаете не меньше моего.

Синан осклабился, отчего стал еще более омерзительным. В его писклявом голосе зазвучали елейные нотки.

— Не кажется ли тебе, что горящие лучины между пальцами освежат твою память?

— Ты зря теряешь время. Я ничего не могу тебе сказать. Но могу дать совет, если ты выслушаешь меня.

— Совет мне?

— Как оградить себя от гнева Дориа, когда ты попадешь в его руки…

— Давай рассказывай.

— У тебя есть бесценный заложник в лице адмиральской племянницы. От твоего обхождения с ней зависит твоя судьба. Если ты удовольствуешься ролью ее спасителя, Дориа будет милосердным к тебе. Но если ей будет нанесен ущерб, тебе это дорого обойдется. Дориа не брезгует вашими варварскими методами. Ты, наверное, слышал, как ваши турки живьем содрали кожу с венецианца Брагадина. Подобная участь может ждать и тебя. Интересно, как ты будешь выглядеть, Синан, если с тобой поступят таким же образом.

Маленькие глазки Синана гневно заблестели.

— Ты думаешь, я дрожу, услышав имя Дориа? — Его голос звучал презрительно. — Пусть сперва схватит меня. А это чудо ему так и не удалось совершить за долгие годы.

— Судьба никогда не благоприятствовала ему так, как сейчас. Ты в море один. А паруса Дориа могут появиться на горизонте в любую минуту.

Евнух с силой пнул ногой Просперо. Его грузное тело угрожающе нависло над пленником.

— Пусть появляются. Увидишь, что будет тогда. Погоди.

— Я и жду. Но если ты замешкаешься с выражением почтения племяннице Дориа, то упустишь время. Синан злобно взглянул на него.

— Откуда ему знать, что она была у меня в плену? И за что ему мстить мне, если он не будет знать этого? В любом случае, Аллах свидетель, я не боюсь.

Однако Просперо почувствовал, что Синан, никогда не рисковавший без особой надобности, обеспокоен. Он рассмеялся и сел, оперевшись спиной об основание мачты.

— Есть ли в тебе хоть что-то, кроме жира и воздуха? Разве в твоем слоновьем теле нет мозгов? Неужели ты не понял, что монна Джованна Мария Дориа является заложницей в твоих руках, и ты должен сделать все, чтобы у нее не было причин жаловаться на тебя? Настанет час…

Синан злобно пнул Просперо в ребра.

— Да вырвет Аллах твой гадкий язык! Этот час еще не настал.

Синан еще раз ударил Просперо, выругался по-арабски и пошел прочь. Просперо немного успокоился: теперь Джанна, по крайней мере, будет в безопасности. Пусть даже только в силу того, что он показал их пленителю, как ее можно использовать в случае столкновения (вполне возможного) с флотом императора. Просперо молил Бога, чтобы это случилось, хотя лично для него встреча Синана с Дориа могла означать гибель.

Когда галера изменила курс, Просперо догадался, что Синан боится оставаться в этом районе. Изар сообщил, что они направляются в пролив Бонифачо. Но теперь судно шло на юг, с подветренной стороны острова Сардиния, контуры которого смутно вырисовывались впереди. Северо-западный ветер сменился северным, и волнение сразу стихло. Большой черный треугольник паруса развевался на ветру, галера неслась вперед, а уставшие рабы спали на скамьях, как убитые.

Наступило утро, солнце все выше поднималось в безоблачном небе, жара усиливалась. Веселый Изар пришел навестить пленников. Его сопровождали три матроса и негр из Сузы — почти обнаженный, он тащил баклагу воды и деревянный поднос с финиками и сладостями. Пленникам развязали запястья и поставили перед ними скудную еду. Изар учтиво сообщил им, что теперь они могут свободно разгуливать по баку, и так же учтиво добавил, что за малейшее злоупотребление свободой их сбросят в море.