II

Мутная, ядовитая волна, отравляющая Православный Русский народ, как известно, не ограничивается печатью. Все зрелища, все кинематографы и подобные учреждения служат той же цели. Едешь по Невской столице вечером — в редком доме на Невском проспекте не красуется вывеска, огненными электрическими буквами заманивающая на эти зрелища.. То, что в столице еще прикрывается иногда некоторым видом приличия, или же не так бросается в глаза в массе всевозможных впечатлений, то в провинции, в малых городках, уже прямо режет глаза. В 1904 году, в Сергиевом Посаде хотели поставить, прямо против святой обители преподобного Сергия, на противоположной горе — театр... Да, театр, хотя и называли его тогда «народным домом», но кто же не знает, что такое народные дома, даже в столицах, а о провинции и говорить нечего? Да и на самом деле, был проектирован настоящий театр: пишущий эти строки видел и план, в котором центральное место здания было отведено зрительному залу, со сценой и фойе, и если бы сам Преподобный не воспрепятствовал сему осквернению места его подвигов, если бы власти монастырские не узнали случайно эту затею заправил посадских и не запротестовали бы (дело велось в такой тайне, что было уже направлено в Петербург, с планом и сметою, в глубоком секрете от лаврских властей), то и гремела бы против самой святой обители, и шла бы там бесовская всенощная одновременно со всенощною лаврскою, и блазнились бы притекающие к угоднику Божию со всех концов Руси богомольцы, глубоко оскорбляемые в своих благоговейных чувствах... Слава Богу: благодаря протесту ревнителя веры, московского первосвятителя, которому доложено было о готовящемся беззаконии (иначе назвать не умею!), соблазн был предотвращен.

Но успокоится ли враг рода человеческого, хотя бы и не удалось ему внести этот соблазн? Если не попустил Преподобный быть соблазну постоянному, то враг вносит его и — вероятно — будет вносить и в это святое место, от времени до времени... Вот вам пример.

Хотя прошло уже девять лет, как меня разлучили с моею родною лаврою, но я не перестаю считать себя троицким иноком и пользуюсь всяким удобным случаем, чтоб подышать ее святым воздухом, чтоб провести в ней несколько дней и отдохнуть усталою душою. Поехал я туда на праздники Рождества Христова. Накануне праздника приносят мне расклеенную на столбах по всему посаду афишу, которая, между прочим, гласит, что на третий день праздника, «в зале общественного собрания», следовательно: не в частном доме, а в городском учреждении, в роде городского клуба, «от Совета старшин» (каких же это? Вероятно, старшин этого собрания? Что-то безграмотно)... представлено будет... обстановочная пьеса (представлено — пьеса — как видите, тоже очень грамотно)... такая-то. Действие третье: «У врат обители» — Чтый да разумеет!.. — По окончании спектакля, большой танцевальный вечер. Ну что ж? Это, конечно, не новость и в той веси, которая приютилась, по выражению Митрополита Филарета, у врат обители Сергиевой и питается от крупиц, падающих от его трапезы: ведь, несмотря на двухвековые протесты православной Церкви, осуждающей танцы, как дело недостойное для христианина, танцы получили право гражданства, и теперь танцуют, проще говоря — пляшут, даже жены и дочери батюшек... Приходится мириться, хочешь не хочешь, с танцами и у врат обители преподобного Сергия. Но врагу рода человеческого и этого мало: на афише стоит, как гвоздь этого плясового вечера — «Сатанинский танец — тарантелла», и притом «при участии публики»...

Не утерпел я, грешный: в самый праздник, вышел, пред молебном, и сказал слово... Характеризуя беззакония нашего времени и сравнивая их с грехами наших предков, которые были наказаны нашествием Галлов и двадесяти языков, я сказал, что грехи наших предков представляют собою только детские шалости в сравнении с беззакониями нашего времени, а в пример, между прочим, указал и на этот предположенный танцевальный вечер с его «сатанинским танцем». С горечью в сердце я указал слушателям, как все это глубоко оскорбляет угодника Божия, сказал, что он будет свидетелем и обвинителем пред Богом всех тех, кто примет участие в таком танце и призывал слушателей к покаянной молитве...

Не знаю, послушал ли кто меня. Но уж это — не мое дело. Я, кажется, исполнил мой долг. И если хоть одна душа не пошла на сатанинский танец, я и за то поблагодарю Бога.

А, ведь, это творится по всей Руси! Это проникает в большие села. Это отравляет особенно там, где есть фабрики и заводы...

А что такое эти всевозможные публичные чтения? Я уже не говорю о якобы научных лекциях разных иудеев и иудействующих профессоров: там ведется открытая лженаучная борьба против веры Христовой, против Божественного Откровения. Но вот, кажется религиозное, собрание, устроенное баптистами, якобы с религиозною целью в петербургском Тенишевском зале, на Моховой. Что ж? Собрались баптисты помолиться. Дело не худое, хотя странно: о сем, якобы молитвенном, собрании оповестили чуть ли не в газетах, устроили его открытым, собрали публику... Сидели чинно за столом, закрывали лицо руками, опускали головы, становились на колена. Пели какие-то свои стихи... Затем вышел на возвышение именуемый «брат» и повел речь ломаным русским языком, перевирая окончания, с иудейским акцентом, с евангелием в руках... О чем же он говорил? А вот, что пишет бывший на этом собрании сотрудник «Нового Времени»:

«Мы услыхали, что Моисей был обыкновенный человек, даже злой, мстительный и трус, так как, убив египетского мальчика, бежал, что он был очень привержен к своему племени, «был, так сказать, националист», — иронически заметил «брат». Но все это не помешало Богу дать чрез Моисея закон людям... Мы узнали, что Христос ничего людям нового не дал, что он повторял все, что до Него было известно; но чрез Него Бог все-таки дал благодать людям. Итак, по словам баптиста, как Моисей, так и Христос были одинаково обыкновенные люди, причем один из них, Моисей, был даже дурной человек, что эти два человека одинаково послужили людям. Мы вполне должны были усвоить, говорит сотрудник газеты, что Христос — не Бог...»

«А в числе слушателей были: прислуги, магазинные продавщицы, мелкие купцы или лавочники, курсистки, девочки-подростки с распущенными косами, ученики средних учебных заведений и люди, по-видимому, принадлежавшие к чиновному миру»...

«Оказалось, в заключение, что проповедник был, действительно, иудей, выкрещенный по баптистскому обряду».

Даже сотрудник «Н. Времени», газеты не особенно отстаивающей наши идеалы, с негодованием спрашивает: зачем и при чем тут эта публика, состоящая из «малых сих»: мятущихся душою, желающих, быть может, разобраться в своих сомнениях, ищущих света и успокоения? Что они тут найдут, где провозглашается, что Христос — обыкновенный человек? Что они получат от этой рисовки, подделки под искренность, от этих речей, в коих чувствуется гордость и отсутствие искреннего смирения?

А все это — допускается, на все это смотрят спокойно, как на явление, самое нормальное в православной столице... Да в столице ли только?..