— Значит, так, — Сэмюэл потёр руки, — через два часа бросаем все дела, наряжаемся, берём принцессу и едем в город. Надо тебе костюмчик поприличнее оформить, парочку свежих анекдотов шепнуть, и всё будет в полном ажуре. Да, Лену надо предупредить, — с этими словами он повернулся к аппарату внутренней связи.

Я вышел из информатория, настраиваясь на предстоящий вечер. В голове крутились воспоминания, некоторые вызывали улыбку, некоторые навевали грусть. Вспомнилась последняя гулянка дома, а затем — цепь невероятных событий, приведших меня к самой верхней ступеньке македонианской иерархии.

Через два часа, как и было намечено, император появился в моей комнате в парадной униформе — белые брюки и китель со скромным золотистым аксельбантом, — поднял меня с кровати, на которой я с мечтательным видом скучал, и повел по длинным дворцовым коридорам на крышу. Небольшой лифт доставил нас на плоскую площадку, где стояло штук пять флаеров, все тёмных цветов, только один — серебристо-белый, как выяснилось, наш. Вопреки моим ожиданиям его кабина была пуста.

— Селена улетела полчаса назад, когда я ей сказал, что нам по городу надо походить, — пояснил Сэм, — говорила, к подруге наведается.

Мы забрались в машину, за несколько минут перенёсшую нас в центр столицы, на Первый флаеродром.

— А зачем нам куда-то ещё? — спросил я.

— Зайдём в один большой магазин за твоим костюмом. Плачу я.

Мы вышли из кабины, по бегущей дорожке доехали до здания аэропорта, а там спустились в подземку. Подземка представляла собой широкую блестящую дорогу, по которой с шумом вспарываемого воздуха проносились маленькие автомобильчики и что-то вроде монорельсового пути, похожего на тот, в пещере, на другой стороне этой дороги. К платформе монорельса вел специальный арочный переход. Около платформы, на которой находились мы, стояли несколько пустых автомобилей с прозрачными откидными куполами, пультами управления и мягкими сиденьями, в которых мы не замедлили расположиться. Прозрачный колпак тут же закрылся, машина осветилась несколькими лампочками, а на пульте загорелась надпись: «Выберите станцию назначения».

Сэм нажал какую-то кнопку, наша машина выехала на дорогу и понеслась по ней, вжав нас в спинки кресел. Император вспомнил о своем обещании просветить меня насчет самых ходовых тем разговоров в обществе и почти всю дорогу бормотал в ухо. Потом он заметил, что я, мягко говоря, основательно его наслушался и замолчал.

Машина остановилась возле красивой станции, платформа которой была битком набита ухающими и завывающими игровыми автоматами, а также довольно большой толпой народа, который с азартом просаживал свои кровные на этих автоматах. Мы протолкались к выходу, впрочем, довольно быстро, большинство людей на нашем пути, узнав Сэмюэла, почтительно расступались, делая круглые удивлённые глаза. Да, попробовал бы наш «генеральный секретарь ЦК КПСС» вот так, без охраны и с единственным сопровождающим, погулять по улице… Американского президента это тоже касается.

Император отпустил пару шуток, вызвавших взрывы хохота, что-то насчёт всё тех же бедолаг-репортеров, которые достали его после последнего похода и охотятся и сейчас, пожал кому-то руку, кому-то секунду попозировал для фотографии, а потом сделал жест ладонями, — всё, больше не могу, занят, — и прошёл к лестнице. Мы поднялись по ней и оказались на улице, состоявшей сплошь из роскошных дворцов, огромных магазинов, пестревших рекламными щитами и игорных домов — слово «казино», оказывается, по-македониански пишется так же, как и по-английски.

— Улица Развлечений, — произнёс Сэм с обычной для него иронической интонацией.

По широченному восьмирядному проспекту проносились сотни автомобилей… Впрочем, не совсем автомобилей, половина из них обгоняла «медленно» идущие чисто колёсные колымаги, включая двигатели на днище и взмывая в воздух. Две полицейские машины величественно проплыли друг за другом в десятке метров над дорогой, издавая низкий гул, идущий от шести светящихся прямоугольников, расположенных под небольшими углами друг к другу. Витрины магазинов и специальные щиты вдоль проспекта пестрели рекламой, рекламой, рекламой… Реклама была и на световых табло, переливающихся всеми цветами радуги, мои глаза с непривычки сразу разбежались, не зная, куда смотреть. Была и голография, чёткое объёмное цветное изображение фантомов людей, автомобилей, каких-то напитков и сотен других предметов прямо посреди улицы, но не спускаясь к дороге ниже, чем на два десятка метров — все полосы движения её не задевали.

Сэм хлопнул меня по плечу, оторвав от зачаровывающего зрелища города будущего:

— Пойдём в магазин, Андрюха!

Мы взошли по широкому парадному крыльцу в центральный холл большого… Назовём его супермаркетом, хотя это не совсем верное определение. Управляющий с дежурной улыбкой засеменил навстречу, и, сообразив, кого видит перед собой, стушевался и залебезил:

— М-монсоэро император, какая неожиданность… Рады видеть вас!

— Костюм для этого парня, поскромнее, но не слишком убогий, — грубовато прервал его Сэм, — у вас есть пятнадцать минут. Ненавижу этот подхалимаж, — шепнул он мне на ухо, — привыкли к дворцовым порядкам, и когда я только до них доберусь…

Через пять минут меня поволокли в примерочную, где стали показывать разные модели костюмов, на мой взгляд, слишком уж каких-то не таких. Сэм с мрачным видом стоял, скрестив руки на груди, но всё-таки показал на понравившуюся мне «тройку», которая, видно, и ему пришлась по душе. Я облачился в белейшую рубашку, чёрные в едва заметную полоску штаны и такой же пиджак, завязал галстук, после чего стал довольно-таки представительно выглядеть. Сэмюэл оглядел меня с ног до головы, удовлетворённо хмыкнул, расплатился и вышел, хлопнув дверью, я еле успел проскочить за ним. Мы снова вышли на шумящую улицу и остановились посреди тротуара. Император поймал посыльного — что-то среднее между таксистом и агентом по доставке, — вручил ему пакет с моей старой одеждой, дал адрес и деньги, и принялся чего-то ожидать, то и дело поглядывая на часы.

— Сэм, мне непонятно, ты ведь занимаешь такой пост, а ходишь по улице совершенно свободно, безо всякой охраны… — произнёс я.

— Раньше было именно так, — охрана, безопасность, а после Реконструкции титул стал больше почётным, чем властным. Задним числом его расшифровали как «императивный координатор», то есть управляющий. Вся полнота законодательной и исполнительной власти лежит на сенате, а я только осуществляю координацию их действий и общее планирование. Именно из-за этого Роб-Рою пришлось отменять Реконструкцию, чтобы сохранить императорскую власть. Ему ведь требовались абсолютные полномочия, а после похищения наследника, Рэма, старый император сделал наследником его, потому что не доверял своему окружению. Там много всяких заворотов было, почитаешь, узнаешь. На мою голову поначалу тоже интриг хватило…

— Да, вот ещё что. Здесь есть привычка или обычай… Ну, что-то в этом роде. Любое имя нужно обязательно перевести на македонианский язык. Зовут тебя Андрей, а фамилия?

— Долговы мы.

— Ага. Значит, твоё имя будет здесь звучать как Анри Сейвиль, ударение на первые слоги, несмотря на то, что похоже на французский. Девяносто процентов местных фамилий на «виль» оканчиваются, думаю, именно так правильно. Отчеств нет, но можно взять или получить второе имя, как у меня. Документы надо будет потом сделать, ты ведь совершеннолетний, и Сборы проходить необязательно, раз в боевых действиях участвовал. Запомнишь?

Мне оставалось только кивнуть. Сине-зелёный «феллерин», свернув с центральной полосы, приземлившись и выдвинув колеса, мягко подъехал к краю дороги и остановился напротив нас. Притемнённые стекла не позволяли разглядеть водителя, но Сэм, похоже, хорошо знал эту машину, так как быстрым шагом направился прямо к ней. Мы одновременно открыли дверцы, он — переднюю, я — заднюю и сели внутрь. Я бросил мимолётный взгляд на водителя и задохнулся…

За пультом управления (в машине не было и намёка на привычную «баранку») сидела девушка — невероятно красивая брюнетка, с голубыми и очень умными глазами, на редкость правильными, благородными чертами лица и непередаваемым, буквально исходящим изнутри изяществом. Она была очень похожа на Рэма и немного опять-таки на моего отца, что уже заставляло задуматься.