Нужный сектор и коридор я нашёл быстро, ходил как-то к нашим водителям, по долгу службы, они в таком же доме живут, минут десять шёл по коридору, рассматривая двери и, наконец, обнаружил искомую. Дверь как дверь, обита коричневым кожзаменителем, таких и в Советском Союзе полно. Нажал на пуговку звонка, за дверью раздался мелодичный перезвон колокольчиков, и принялся ждать. Дверь открылась, на пороге стоял Саша, собственной персоной. Он здорово изменился за эти полтора месяца — подтянулся, возмужал, мускулы налились силой, видно, сказалась физическая работа на плантациях. Передо мной теперь стоял не вожатый — мальчишка, авантюрист, могущий полезть на гору искать следы неведомых людей, а уверенный в себе и в ближайшем будущем истинный македонианин, больше всего на свете ценящий домашний уют и спокойную семейную жизнь.

— Боже, Андрюха… Заходи в дом, чего стоишь? Я уже думал, что ты погиб тогда, вместе с дружиной. Лена, у нас гости!

Последние слова явно относились не ко мне и это меня, признаться, здорово озадачило. Из соседней комнаты вышла прелестная молодая женщина, улыбнулась мне по-хозяйски приветливо, что-то прошептала на ухо Саше и ушла на кухню.

— А это кто? — спросил я, глядя ей вслед.

— Да я, понимаешь, уже жениться успел. Но это — тема для большого разговора, а большой разговор будет чуть позже, лады?

Саня усадил меня в кресло, принёс откуда-то столик, накрыл его скатертью и отправился на кухню помогать жене. С удивительной скоростью стол накрылся яствами, которые обычно бывают только по праздникам: пара салатов, что-то соблазнительно пахнущее в кастрюльке, закрытой крышкой, и, занавес, запотевшая бутылка с прозрачной бесцветной жидкостью.

— Настоящая русская водка, с поверхности, — похвалился Саня, — всё берёг для какого-нибудь особенного случая. Кстати, страшно дорогая вещь, ввоз, сам понимаешь, ограничен, к тому же обязательные перепроверки качества по здешним стандартам. Берут её тут плохо, местные пить вообще не умеют. Ты как, будешь?

— Ну, немножко можно.

— Да я и не собираюсь выпивать с тобой на пару все, нам же много не надо… Так, чуть-чуть, для аппетита и настроения, под хорошую закуску, а там видно будет.

Саня уселся в кресло напротив меня, его жена — на диванчик сбоку, открыли бутылку, налили, чокнулись, выпили, закусили салатиком. Супруга водку не пила, у неё что-то своё было, в бокальчике. Открыли кастрюльку, в ней оказались сосиски в томате. Перекусив немного, я почувствовал, как по телу разливается блаженное тепло, постепенно подходит к голове и легонько (пока что) стучит в неё. Завязался разговор.

— Леночка, это Андрей Долгов, я тебе про него рассказывал. Ну, говори, что с тобой приключилось, рейнджер.

Я рассказал им свою историю, умолчав только о чувствах к Эллии и деньгах.

— Ну ты даёшь, — охнул Саня, — значит, у тебя хорошие знакомства во дворце теперь?

— Да, — усмехнулся я, — вся верхушка власти, император, регент и принцесса Селена Бугенвиль.

— Кстати, я тебе жену свою не представил, её тоже Селена зовут. Это я больше по старой привычке так называю.

— Император тоже этим грешит, он ведь тоже с поверхности.

Они рассмеялись, Саня пересел к супруге на диванчик.

— А мне, кстати, русское имя Саша нравится больше, чем наше Алеф, оно как-то ласковей звучит, — заявила Селена.

— Так ведь Саша — это и есть уменьшительно-ласкательная форма, а полное имя — Александр, «побеждающий мужей», — сказал я.

— Александр — это звучит гордо, — произнесла она с улыбкой и положила свою прелестную головку на плечо мужу.

— Ну, а обо мне такого интересного рассказа не получится, — заговорил Саня, — когда меня накрыло осколками той чёртовой реактивной гранаты, потерял сознание, хорошо — сразу, потому что боли не почувствовал. Там баротравма ещё была. Если бы не македонианские медики, умер бы наверняка, очень много крови потерял, пока меня увидели и подобрали. Солдаты перевязали, подлечили на месте, направили сначала в полевой, потом в тулузский военный госпиталь, там и приглянулся хорошенькой медсестре, — с этими словами он обнял жену за талию, — как она за мной ухаживала, пока я валялся искусственно отключенным в терапевтическом центре, ты не представляешь. Когда очнулся, мне соседи по палате всё рассказали. Лене тоже кто-то позвонил, что я пришёл в себя, сразу же прибежала, хоть и выходной у неё был, один момент, и я готов — брали тёпленьким. А говорят, любви с первого взгляда не бывает. Месяц назад поженились, получили эту квартирку, обставили, в чём-то родители помогли, да я и сам неплохо зарабатываю.

— А обратно не хочется? — задал я провокационный вопрос, наперёд уже зная, что он ответит.

— Если бы даже и хотелось, то я уже тут связан по рукам и ногам. Но — нет, не тянет. Я же рос в детдоме, отец с матерью неизвестны. Так что там меня никто и ничто не удерживает.

— Сань, мне неудобно тебе об этом говорить, но я решил провернуть одно дело, и только ты мне можешь помочь.

— И что же тут неудобного?

Я рассказал. Саня присвистнул: «Три тысячи? Много!» Затем обратился к жене:

— Лен, сколько у нас денег?

— Две с половиной тысячи осталось от свадебных подарков, да наличкой наберется две. Я уже хотела вклад сделать…

— Вот что, Андрюха, деньги я тебе дам, но, сам понимаешь, с возвратом. Живём мы небогато, особо не шикуем, нам машина нужна будет обязательно, хорошо, не срочно, да ещё кое-какая техника по хозяйству. Ты для меня — родственная душа, земляк и фронтовой друг, как не помочь. Я тебя полностью поддерживаю. Власти, конечно, не захотят забрать человека с поверхности, риск большой, а ты, если тихонько всё сделаешь, можешь рассчитывать на удачу. Только смотри, не попадись в лапы комитетчиков. Да, мать забрать сюда — лучший выход в твоей ситуации.

Мы сидели ещё долго, до самого вечера, рассказывали разные истории из жизни, смеялись, смотрели телевизор. Вышли тоже все вместе, они меня проводили до флаеродрома, посадили на пассажирский флаер и долго махали вслед. Так у меня появились первые настоящие друзья в этой стране. В кармане лежал конверт с тремя тысячами реалов, снятых с Саниного банковского счета. Он не стал посылать их переводом на мой счёт, чтобы иметь фору, когда начнётся погоня, а она начнётся обязательно, это мы понимали. Переводы крупных сумм отслеживаются.

На следующий день я взял отпуск на месяц, снял все деньги, поехал с ними на завод корпорации «Феллерин», производящей воздушный и наземный транспорт и приобрел там фантастическую летательную машину. Моя давняя мечта была тёмного сине-зелёного цвета, с обитыми чёрной искусственной кожей сиденьями, с великолепного дизайна и очень удобной в обращении панелью управления, интуитивно понятной даже мне, полнейшему профану в пилотировании. Три дня ушло на освоение управления по самоучителю, еще день — на регистрацию и экзамен по вождению. На шестой день я окончательно решился на авантюру, впоследствии полностью перевернувшую мою жизнь.

Утром, едва только заискрилось каменное небо, дававшее свет Союзу, я вывел флаер из специального ангара на крыше дома, закрыл двери, поднялся на несколько километров вверх, чтобы выйти из зоны транспортных потоков, — и полетел на запад, судя по компасу. Навигационной инспекцией такой манёвр разрешался, благо каждый летательный аппарат был снабжен радаром и системой предупреждения столкновений, но, заходя на посадку, приходилось следовать по строго проложенным воздушным коридорам. Через два часа внизу медленно и величаво проплыл остров Последнего Правителя, — второй по величине остров Империального Союза, которого тогда домогался Роб-Рой, — и снова началось бескрайнее синее море. Мерное гудение двигателей флаера убаюкивало, и я включил радиоприёмник, чтобы отвлечься, — машина не требовала особого внимания, почти всем управлял бортовой компьютер по заложенным в него ещё на заводе навигационным картам. Вот уже впереди показалась стена гигантского грота, в котором умещается огромное море, четыре крупных острова и тридцать миллиардов населения. Дыр в этой «границе между двумя мирами» оказалось предостаточно, да и сама стена была не слишком ровной — сплошные выемки и выступы, карнизы, висящие над морем и подстенными островками на страшной высоте. Вот где простор для любителей прыгать с парашютом! Если не считать завихрений воздуха, конечно. Кое-где камень был обожжён — явное свидетельство того, что его когда-то обрабатывали. И, самое удивительное — входящий перпендикулярно в стену купол неба, творение Создателей, поражающее своей грандиозностью. Повисев немного в воздухе в раздумьях, я выбрал самую широкую расщелину, влетел в неё, поставил флаер на автопилот, задав тому задачу постепенного подъёма по Пещере, и решил немного отдохнуть. Радио вскоре замолкло, — толща камня, отделявшая меня от Союза, становилась все больше, — и я его выключил.