— Ах, голубок, голубок. То же самое говорил мне сэр Эктор, когда я ловила его с синяком под глазом лет сорок назад. Крепче чем в хорошей семье нигде за хорошую ложь не держатся. Ну пойдем, невинная крошка, пойдем на кухню, там мы враз прилепим тебе на рожицу отличный кусочек мяса. Но ты все-таки не дерись с теми, кто здоровее тебя.

— Да все в порядке, — снова сказал Варт, которому вся эта суета была противна, но судьба решила его покарать, и старая дама была непреклонна. Прошло полчаса, прежде чем он смог ускользнуть от нее, да и то пришлось унести с собой сочный шмат сырого мяса, который он, как предполагалось, будет прижимать к подбитому глазу.

— Ничто лучше хорошей вырезки не вытягивает гуморов, — сказала няня, а повариха добавила:

— Да мы тут с самой Пасхи такого лакомого кусочка не видели, и такого сочного тоже.

— Отнесу эту дрянь Балану, — решил Варт и возобновил поиски учителя.

Он без труда отыскал его в башенной комнате, которую тот выбрал еще в день своего появления в замке. Все философы предпочитают жить в башнях, в чем можно убедиться, посетив жилище, выбранное Эразмом в Кембриджском колледже, но башня Мерлина была даже красивее той. Не было в замке покоя выше этого, он располагался прямо под сторожевым постом главной цитадели, и из его окна взгляд мог привольно блуждать по общинному полю, — коим по праву владели кролики, — по парку, по ловчему полю, пока, наконец, не терялся среди далеких синеватых верхушек Дикого Леса. По этому морю древесной листвы катились, как по овсам, бугристые волны, под конец растворяясь в дальних горах, где никто никогда не бывал, в облачных башнях и роскошных чертогах небес.

Замечания, сделанные Мерлином по поводу подбитого глаза, носили чисто медицинский характер.

— Изменение цвета, — сказал он, — вызывается кровоизлиянием во внутренних тканях (экхимоз) и проходит стадии от темно-лиловой через зеленую к желтой, а затем пропадает.

На это возразить было, вроде бы, нечего.

— Я полагаю, — продолжал Мерлин, — ты получил его, подравшись с Кэем.

— Да. А откуда ты знаешь?

— Ну, уж так уж.

— Я тебя искал, чтобы поговорить насчет Кэя.

— Говори. Требуй. Отвечу.

— Ну вот. Кэй считает, это нечестно, что меня ты все время в кого-нибудь превращаешь, а его нет. И я тоже считаю, что это нечестно.

— И я так считаю.

— Тогда в следующий раз, как будем превращаться, ты преврати нас обоих.

Мерлин уже позавтракал и теперь попыхивал пенковой трубкой, по-прежнему заставлявшей его ученика думать, что он дышит огнем. Вот и сейчас он основательно затянулся, оглядел Варта.. открыл рот, чтобы что-то сказать, передумал, выдохнул дым и еще раз набрал полные легкие.

— Порой, — сказал он, — жизнь вообще кажется нечестной. Известна тебе история про Илию и Равви Иаханана?

— Нет, — сказал Варт.

Он выбрал на полу местечко поудобнее и смиренно уселся, сообразив, что ему предстоит, как в случае с зеркалом, выслушать некую притчу.

— Этот Равви, — сказал Мерлин, — отправился странствовать вместе с пророком Илией. Шли они целый день и к ночи дошли до скромной хижины бедняка, у которого только и было богатства, что корова. Бедняк выбежал из хижины вместе с женой, чтобы пригласить к себе путников на ночь и предложить им все то нехитрое гостеприимство, какое могли они дать в их стесненных обстоятельствах. Илия и Равви получили в изобилии молока, и в придачу к нему домашнего хлеба и масла, и их уложили спать в лучшую кровать, в то время как смиренные хозяева легли в кухне перед очагом. А поутру корова бедняка оказалась мертвой.

— А дальше?

— Они шли весь следующий день и под вечер пришли к дому очень богатого торговца, рассчитывая на его гостеприимство. Торговец оказался неприветлив, высокомерен и богат, и все что он сделал для пророка и его спутника, — это уложил их в хлеву, дав им воды и хлеба. Однако наутро Илия долго благодарил его за все содеянное и в награду за доброту прислал камнетеса, чтобы тот починил обвалившуюся стену его дома.

— Равви Иаханан, не мог долее молчать и стал умолять святого, чтобы тот объяснил, почему он так обошелся с этими людьми.

— Что касается бедняка, столь гостеприимно принявшего нас, — ответил пророк, — это его жене суждено было умереть той ночью, но в награду за доброту Бог отнял у него не жену, а корову. Стену же этого богатого скряги я распорядился починить потому, что вблизи от нее спрятан сундук с золотом, и если бы скряга сам принялся за стену, он бы нашел сокровище. А потому не говори перед Господом: Что это ты делаешь? Но скажи в сердце своем: Разве не праведны дела Владыки всей земли нашей?

— Хорошая история, — сказал Варт, ибо история, видимо, кончилась.

— Мне очень жаль, — сказал Мерлин, — что только ты один и можешь получать от меня дополнительное образование, но с другой стороны, меня, видишь ли, только для того и прислали.

— Но я не понимаю, какой вред будет для Кэя, если он тоже его получит.

— И я не понимаю. Но ведь и Равви Иаханан не понимал, для чего нужно было чинить стену того скупердяя.

— Нет, это-то я понял, — неуверенно сказал Варт, — но, по-моему, корова все-таки зря умерла. Ну хоть разочек можно мне взять с собой Кэя?

Мерлин мягко сказал:

— Быть может, что хорошо для тебя, для него окажется дурно. А кроме того, припомни, он ведь ни разу не попросил, чтобы его во что-нибудь превратили.

— Все равно он этого хочет. Ты ведь знаешь, я люблю Кэя, и, по-моему, люди его просто не понимают. Ему приходится изображать гордеца, потому что он боязливый.

— Ты так и не понял, о чем я толкую. Ну превратился бы он прошлой ночью в дербника и оробел бы, и не выдержал испытания?

— А откуда ты знаешь про испытание?

— Здравствуйте, опять двадцать пять.

— Ладно, — упрямо сказал Варт. — А если бы он выдержал испытание и не оробел? Я не понимаю, зачем обязательно предполагать то, а не это.

— Издеваешься ты надо мной, что ли! — горячо воскликнул волшебник. — Ты, похоже, ничего нынче утром не понимаешь. Что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Преврати меня с Кэем в змей или еще во что. Мерлин сорвал очки, швырнул их о пол и растоптал обеими ногами.

— А-а, разрази меня Кастор и Поллукс до самых Бермуд! — выкрикнул он и тут же с пугающим ревом исчез.

Варт так и сидел, озадаченно уставясь на пустое кресло наставника, когда несколько мгновений спустя Мерлин вновь объявился. Он лишился шляпы, а борода его была вся спутана, словно бы бурей. Он снова сел и разгладил дрожащими пальцами мантию.

— Зачем ты это сделал? — спросил Варт.

— Я не нарочно.

— Ты что, хочешь сказать, что Кастор и Поллукс так и сдули тебя на Бермуды?

— Пусть это будет тебе уроком, — ответил Мерлин, — не бранись. И вообще, давай поговорим о чем-нибудь другом.

— Мы говорили о Кэе.

— Да, и вот что я собирался тебе сказать, как раз перед тем, как отправился — э-гм! — сбирать росу с Бермудских островов. Превратить Кэя во что бы то ни было я не могу. Я не получил такой власти, когда был послан сюда. Почему так — ни ты, ни я сказать не способны, — но факт остается фактом. Я пытался намекнуть тебе на некоторые причины, его породившие, но ты их не принял, прими, стало быть, сам факт, в голом виде. А теперь, будь добр, помолчи, пока я не овладею вновь дыханием и шляпой.

Варт сидел тихо, а Мерлин закрыл глаза и принялся что-то бормотать про себя. Вскоре на голове его появилась смешная высокая черная круглая шляпа. То был цилиндр.

Мерлин с отвращением оглядел его, горько сказал:

— И это у них называется службой доставки!

И вернул цилиндр обратно в воздух. Покончив с этим, он гневно вскочил и воскликнул:

— Поди сюда!

Варт с Архимедом посмотрели один на другого, гадая, что это значит, — Архимед все это время просидел на подоконнике, любуясь видом, ибо он, разумеется, никогда не расставался с хозяином, — впрочем, Мерлин не обращал на них никакого внимания.

— И что? — гневно спросил Мерлин, ни к кому зримому не обращаясь. По-твоему, это смешно?