– Скажи, Каролин, ты давно не ела жареных моллюсков? Сколько лет? – поинтересовался самозванец. – Именно таких, жирненьких, при виде которых у Джорджа зеленело лицо?

Это он мог выведать у кого угодно. Но о ночном пиршестве на крыше он узнать не мог, так как об этой их вылазке было известно лишь двоим – ей и Алексу.

Каролин запоздало почувствовала, что проголодалась, причем настолько, что готова слопать за компанию с ним жареных моллюсков и не задавать при этом лишних вопросов. Ей еще подвернется случай уличить его во лжи. А может, ей вообще нет смысла обострять с ним отношения? Кто знает, вдруг доброжелательность, пусть даже мнимая, скорее поможет ей вывести этого проходимца на чистую воду.

– В холодильнике есть пиво, – бодро сообщила она. – Я принесу тарелки и столовые приборы…

– Не надо, – остановил ее Алекс. – Что, если нам поужинать на козырьке над крыльцом, без всякой посуды и вилок? Никаких Макдауэллов тут нет, никто не отчитает нас за отсутствие хороших манер.

В лицо Каролин как будто дохнули холодом. Он не мог этого знать! Если только он не восставший из мертвых Александр Макдауэлл. Если только в свое время кто-то не подглядывал за ними и не подслушивал их.

Нет, она еще не выжила из ума, чтобы усомниться в собственной памяти. И не важно, что этот мужчина смотрел на нее глазами Алекса Макдауэлла и улыбался его губами. Не важно, что он знал то, чего не мог знать никто.

И уж точно не важно, что ее захлестнул гнев пополам с растерянностью и какой-то странной, необъяснимой тоской.

Александр Макдауэлл был мертв. А этот человек – обаятельный лжец.

– Звучит заманчиво, – ответила Каролин после короткой паузы и заставила себя улыбнуться фальшивой улыбкой.

Над островом поднялась луна, и на успокоившейся морской глади блестела серебристая дорожка. На плоском козырьке над крыльцом лежали пустые контейнеры, оставшиеся после ночного пиршества. Каролин села, подтянув колени к груди, обхватила их руками и посмотрела на небо.

Было еще не слишком поздно – часы переведут на летнее время еще только через неделю, а пока ночь обволакивала мужчину и женщину темнотой, принося с собой чуть прохладный ветерок – напоминание о снеге, который сейчас таял в горах Вермонта.

– Кажется, меня сейчас вырвет, – сказала Каролин на удивление спокойным голосом. – Я не привыкла к такой жирной пище.

Самозванец сидел с бутылкой пива в руке, прислонившись к стене дома и вытянув ноги. На губах его играла едва заметная в лунном свете улыбка.

– Ты просто не привыкла давать волю своим аппетитам, Каролин. Жирные морепродукты – одно из лучших творений природы. Кстати, ты почти не прикоснулась к своей банке пива. Ты что, еще и не пьешь?

– Только в малых дозах.

– То есть ты принимаешь свои транквилизаторы и молишь бога, чтобы я убрался от вас, верно?

Каролин не стала оправдываться. Жирные моллюски лежали в желудке теплым камнем, кстати, не таким уж и противным. Пиво было крепким и приятным на вкус, а воздух напоен запахами моря. Но почему-то она не находила покоя, на душе по-прежнему было тревожно. Ощущение нависшей над ней опасности не отступало.

– Я не собираюсь сбегать, Каролин.

– Однажды ты уже это сделал.

– То есть ты все-таки допускаешь, что я настоящий Алекс Макдауэлл? – лениво уточнил ее собеседник.

– Нет. Просто сегодня мне не хочется думать об этом.

– Что ж, разумно, – согласился он. – Впрочем, ты у нас разумная молодая женщина, у которой своя голова на плечах. Ведь так? Ты предана своим близким, умна, воспитанна, на тебя можно положиться.

– Лучший друг человека, – съязвила Каролин. – Послушать тебя, я что-то вроде комнатной собачонки.

– Скажем так, у тебя есть привычка кусать исподтишка.

Каролин улыбнулась.

– Думаю, никто в семье с тобой не согласился бы.

– Просто они не знают тебя так хорошо, как знаю я.

Она посмотрела на него в немом изумлении.

– А ты наглец еще тот! С чего ты взял, будто знаешь меня лучше, чем те, кто прожил рядом со мной все эти восемнадцать лет?

– Потому что они почти не смотрят в твою сторону, Каролин. Они не слушают, что ты им говоришь. Для них ты пустое место, на которое они не желают тратить свое драгоценное время. Ты для них как мебель, вот и все.

– Может быть, – согласилась она, не желая, однако, попадаться на крючок.

– Я же постоянно думаю о тебе, Каролин. Я глаз с тебя не свожу.

– Ну да. И если я для тебя мебель, предполагаю, ты видишь во мне кровать.

Самозванец откинул голову и расхохотался. В ночном воздухе его голос звенел искренностью и теплотой.

– Как я понимаю, никто больше так на тебя не смотрит.

– И никто не угрожает.

– А разве я тебе угрожаю? Скажи, я собираюсь у тебя что-то отнять? Или ты боишься, что я займу твое место в сердце Салли? Что после возвращения обожаемого сына ты станешь ей больше не нужна?

Именно этого она и опасалась, однако признаваться в этом, тем более ему, – увольте. Она скорее спрыгнет с крыши.

– Оставь меня в покое, – сухо сказала она.

– Пусть тебя это не тревожит. Нет, конечно, до известной степени ты права. Любовь Салли не резиновая, однако, думаю, ее хватит на нас обоих.

– Мне все равно, – заявила Каролин, и это была явная ложь. – Я устала и хочу пораньше лечь спать. Хотелось бы успеть завтра утром на первый паром.

– Я зарезервировал место для нас обоих. Подумал, что ты все равно не дашь мне выспаться.

– И не ошибся, – она поднялась на колени и отодвинулась от него поближе к открытому окну, которое вело в гостевую спальню. – Увидимся завтра утром.

Ей следовало догадаться, что он просто так ее не отпустит. Он развел руки в стороны, загораживая ей путь, и ей ничего не оставалось, как снова сесть, молча глядя на него.

– Ответь мне на один вопрос, Каролин, – сказал он ей. – Если ты не ешь, не пьешь, не занимаешься сексом в свое удовольствие, то чему ты тогда радуешься?

– Я ем здоровую пищу. Практически не пью. А сексом занимаюсь, когда мне кажется, что я нашла достойного партнера, – ответила Каролин, и в голосе прозвучал вызов.

– То есть блюдешь высокие моральные стандарты, я правильно понял? И как много времени прошло с тех пор, как тебе встретился кто-то, перед кем ты не смогла устоять?

– Этого еще не произошло.

Ошибка, просигналил ее мозг. Самозванец убрал руку от окна, открывая ей путь, зато дотронулся до ее лица. Его пальцы показались горячими ее прохладной от ночного воздуха коже. Он медленно провел по ее щеке и дальше к виску, к спутанным ветром волосам. Каролин даже не шелохнулась. Ей было страшно воспротивиться ему, страшно, что борьба может привести к чему-то такому, что будет уже не в ее власти.

– Ты смотришь на меня, как будто я насильник, – произнес он, и его голос прозвучал не громче дуновения ветра, а его большой палец нежно коснулся ее губ. – Или как будто смотришь в лицо убийце.

– А ты кто? – спросила она чуть охрипшим от напряжения голосом.

– Ни тот, ни другой, – ответил он. – Ты позволишь мне тебя поцеловать?

– А разве мое «нет» что-то изменит?

– Нет.

Она покорно позволила ему привлечь ее к себе и впиться ей в губы. «Не вздумай сопротивляться, – мысленно приказала она себе, – это бесполезно». А еще ей хотелось проверить, насколько его поцелуй будет похож на самый главный поцелуй ее жизни, когда ее поцеловал семнадцатилетний Александр Макдауэлл – в ту ночь, когда он умер. «Это не более чем любопытство», – солгала она себе.

Его рот был горячим, а поцелуй на удивление искренним и жадным. Каролин попыталась отстраниться, однако потеряла на покатой крыше равновесие и качнулась еще ближе к нему.

На какое-то мгновение она испугалась, что сейчас упадет с крыши на бетонную дорожку, однако Алекс ловко поймал ее и, притянув к себе, как ребенка усадил на колени.

– Вот так будет лучше, – произнес он. – И намного удобнее.