Ноябрь 1999 года

«Я видел их, Хелен, видел наших внучек. Ты бабушка, поверишь ли? Как мы с тобой постарели! Вообще-то постарел только я, а ты навсегда останешься молодой – в моей памяти. Хорошо, что ты не увидишь меня теперешним старым маразматиком, прогнившим до мозга костей. Впрочем, ты всегда говорила, что я «с гнильцой».

Знаешь, чего мне особенно жаль? Что девчонки повторяют все наши ошибки. Но кто я такой, чтобы судить, поэтому остаюсь в стороне. Если нутро у них крепче и чище нашего, они выправятся. Наши мечты зачахли, едва проросшие, пусть им повезет больше.

Знаешь, Хелен, а ведь я исправляюсь, ради них. Мне удалось понять то, что ты понимала всегда, – что не деньги, а любовь помогает мечтам и надеждам сбыться. Я надеялся осыпать наших внучек благодеяниями, но они в этом не нуждаются. Они идут каждая своим путем. Вот и я пойду своим, я избавлюсь от гнили и, если это ускорит наше с тобой воссоединение, буду только рад. Более того, если я все сделаю правильно, когда-нибудь наши внучки, не стыдясь, назовут меня дедушкой».

Майя с восхищением оглядела темное дерево и витраж вестибюля, где только что закончились восстановительные работы. Это здание – викторианский особняк на окраине города – было первым отдано на реставрацию.

Аксель рассеянно поглаживал Майю по спине. Он мог приласкать ее в самый неожиданный момент. Она обожала его манеру, потому что именно этого ей отчаянно недоставало в детстве. Клео простила тех, кого они могли теперь называть дедушкой и бабушкой, но Майя не могла.

Как можно променять семейный очаг, его тепло и радость на спиртное или зеленые бумажки? Прочитав дневник Пфайфера, Майя от души пожалела этих несчастных людей, но еще больше пожалела о том, чего так и не случилось в ее жизни по их вине.

Она решила сберечь дневник. Пусть напоминает о том, что нужно любить, беречь и лелеять. Только так в мире умножатся добро и счастье.

– Я еще не встречал человека, который умел бы воплощать мечты, не только свои, но и чужие, – заметил Аксель, разглядывая школу, воссозданную в три месяца, словно по мановению волшебной палочки.

– Моего тут – одни придирки.

– Твоего тут львиная доля – мечта. Ты мечтала вопреки всему, вот и преодолела все преграды. И это не единственное, что сбылось.

Они сидели на широких ступенях внутренней лестницы, опершись локтями и откинувшись, чтобы лучше видеть. Майя покосилась на Акселя. Когда-то он просто не умел расслабиться до такой степени, чтобы развалиться на лестнице. Она скользнула взглядом по длинным ногам мужа, наткнулась на испачканную штанину брюк и улыбнулась. Хаос, в котором проходила их «семейная жизнь, понемногу подточил его безупречную аккуратность. Все чаще она заставала Акселя без пиджака, хотя он по-прежнему вешал его на спинку стула, а не швырял, к примеру, на пол.

– Это временное пристанище, – лениво произнес Аксель, осматриваясь. – Когда будет отстроена школа на землях Пфайфера, что станет с этим зданием?

Он не критиковал, просто осведомлялся. За все лето Аксель ни разу не дал совета, если Майя не просила, и как будто окончательно примирился с ее эксцентричными выходками и на первый взгляд непрактичными затеями. Похоже, он поверил, что у нее есть голова на плечах.

– Здешняя церковь расширяет приход, им понадобится здание для воскресной школы. Через два года, когда назреет переезд, Селена убедит их, что лучшего варианта не придумаешь. Ну а если не убедит... – Майя пожала плечами. – К тому времени учеников у нас хватит на две школы.

Аксель скептически хмыкнул, но от комментариев воздержался. Фома неверующий, благодушно подумала Майя. В новую школу уже записалось втрое больше детей.

– В любом случае это лучше, чем оставить чудесный особняк ветшать без толку, – сказал он, помолчав. – И все же Селена и Клео уж слишком настаивают на реставрации, хотя не каждое здание того стоит. При теперешних ценах на землю выгоднее часть их отдать на слом, а участки продать.

Они уже не раз это обсуждали. Аксель так и поступил бы, но ведь это было не его наследство. Работая с Селеной, Клео многому научилась, у нее появился интерес в жизни. Ради этого Майя охотно предоставила ей возможность распоряжаться наследством по своему усмотрению. Выгода не всегда измерялась в деньгах.

– Наш дед только брал у города, но ничего не давал взамен. – Она вскинула голову, забавляясь игрой света в хрусталиках люстры, спасенной с пепелища. – Эти здания куплены большей частью на грязные деньги. Я думаю, он пытался исправить дело, предложив нам очень низкую арендную плату за магазин и школу, но согласись, этого мало. Мы пойдем дальше, если сбережем красоту старинных зданий и тоже не запросим дорого с тех, кто в них въедет. Пусть люди живут и работают в особняках, а не в многоэтажках.

Во взгляде Акселя засветилось одобрение – он и сам предпочитал сложную, изысканную архитектуру прошлого современной простоте. В таком взгляде хотелось купаться, как в потоке солнечных лучей, он напоминал о близости, эмоциональной и физической. Через полчаса должна была состояться торжественная церемония открытия «Несбыточной мечты» здесь, в новом районе. У них с Акселем не было времени на то, о чем он думал, чего хотели они оба (так бывало всегда – в некоторых аспектах семейной жизни они были настроены на одну и ту же волну), и все же груди налились от одного сознания того, что она желанна.

– В твоем кабинете такой мягкий ковер...

– Не сейчас! – запротестовала Майя шепотом. – Клео и Селена вот-вот...

– Они всегда опаздывают, надеюсь, опоздают и сегодня. Ты хоть сознаешь, что дети далеко?

– О!

Это лучший муж в мире, подумала Майя, заглянула в серые глаза и утонула в них. Поцелуй заставил ее растаять, так что не хватило сил встать, и Акселю пришлось поднять ее самому.

– Как насчет прибоя, чтобы заглушить звуки? В кабинете он включил музыкальный центр и потянул Майю вниз, на толстый ковер. С закрытыми глазами можно было без труда вообразить, что рядом мерно дышит океан. Вот только они были не на пляже и не в чем мать родила. Майя вспомнила о своем нарядном платье и о строгом костюме Акселя. Кто-нибудь может войти в здание и отправиться их разыскивать!

– Это безумие! Может, все-таки не стоит?..

Рука скользнула за ворот платья. Губы нашли интересную область для исследования – и... она забыла все свои возражения.

– Не стоит что? – поддразнил Аксель между поцелуями. – Не стоит заниматься любовью в полдень? По последним данным, это наилучшее время для таких занятий. Поверь, мы ведем себя вполне респектабельно.

– Все равно, мы слишком давно женаты для таких выходок! Пора остепениться!

– Давно? – Аксель иронически хмыкнул. – Из пяти месяцев два пропало зря. Во-первых, нужно наверстать упущенное, а во-вторых, каждая пара сама решает, когда остепениться. – Пальцы его при этом томительно, сладко двигались. – А на твоем месте я бы пользовался, пока можно. Лет через десять я перевалю через суровый рубеж, и что ты будешь делать тогда?

Майя расхохоталась – живой, переливчатый звук естественно вплелся в шум прибоя.

– Я буду рядом, и ты увидишь, что и за рубежом все не так уж плохо. Ты никогда не состаришься, Аксель Хоулм, для этого ты слишком любопытен!

Аксель засмеялся – безоглядно, от души. Он научился и этому. Майя снова заглянула ему в глаза. Сколько там было любви! Когда он так смотрел, хотелось кричать от счастья. Он не был, конечно, целиком в ее власти (на то он и северный бог!), но ей было довольно владеть частью его сердца, потому что это была самая важная часть. Когда тела наконец сплелись, Майя не удержалась от счастливого крика.

Прибой сменился птичьим щебетом.

– Вчера я забыла принять таблетку...

– Не в первый и не в последний раз, – заметил Аксель, прижимая ее теснее. – Однажды ты на этом попадешься.