Всякая правильная медитация тоже есть смешение вина и воды, или, если посмотреть с другой стороны, — претворение воды в вино.
В первом чуде, которое совершил Христос «и явил славу Свою», наша воля впервые вырастает из мелкого своеволия в великую вселенскую волю. И вновь мы оказываемся посередине между Востоком и Западом. Восточный человек, несомненно, знает божественную волю, но совершенно не обладает волей к преображению мира. У западного же человека есть воля к преобразованию мира, но нет воли божественной. Уже над этим первым чудом звучит молитва молитв: «Да будет воля Твоя, как на небе и на земле!» Более мы не будем произносить это прошение только пассивно и только личностно. В нем мы вбираем в себя основу воли Христа. Мы начинаем становиться «небесною» волей.
Другим чудом Иисуса было исцеление сына царедворца (Ин., 4: 46—54). Теперь мы видим Христа занятым той особой деятельностью, которая имела столь великое значение в Его жизни, — исцелением недугов. Рудольф Штайнер сказал, что именно в центральноевропейских странах, но также и на Востоке, и на Западе в грядущие столетия предстоит новая целительская деятельность с помощью высших сил. Но до поры до времени в христианстве материалистической и интеллектуальной эпохи эта сторона воли Христовой отошла на второй план, за редким исключением вроде старшего Блумхардта[10].
Коль скоро в этой области должно что‑то произойти, необходимо действовать с особенной осторожностью, ибо нигде нет такой опасности проникновения эгоизма и материализма, как в области целительства, — материализма, который придает слишком большое значение телу, и эгоизма, который слишком обеспокоен собственным благополучием. Это отчетливо заметно во многих явлениях современности, где присутствует целительная воля, но не вполне христианского толка. Против обеих этих опасностей нам поможет медитация, выстроенная на основе второго чуда Христова. Начнем с того, что опять постараемся сделать повествование прозрачным и сквозь него увидеть и распознать мировое событие. Царедворец был, по–видимому, так называемым язычником или полуязычником. Во всяком случае, он был солдатом во внеиудейском мире. А в то время внутренняя нищета была там очень велика. Человечество действительно умирало. И это выражалось даже внешним образом. Рудольф Штайнер рассказывал об одной сцене из предыстории деятельности Христа. Во время своих юношеских странствий плотник Иисус набрел на старинный храм за пределами Палестины. Отправляемые здесь жертвенные обряды пришли в упадок. Людей терзали ужасные болезни. Они просили Иисуса о помощи, ибо прониклись великим доверием к Его существу Но когда Иисус, намереваясь помочь, увидел в духе, что, хотя некогда здесь даны были великие откровения, ныне всем этим завладели демоны, впечатление от этого было настолько страшным, что он лишился чувств. Эти переживания, рассказывал Рудольф Штайнер, подготовили откровение во Христе. В том числе Его деятельность Спасителя.
В царедворце и его сыне — в двух поколениях — перед нами развитие самого человечества. Отец служит Царю. Так человечество присягало древней мудрости, которая была дарована свыше и находилась в распоряжении жрецов–царей. Сын смертельно болен. В образе отца древнее язычество приходит к Христу и просит о помощи. Сначала Христос отказывает в помощи или, во всяком случае, решает подождать с ней, пока вправду не увидит веру. Условия для новой помощи должны явиться изнутри. Затем, однако, Он произносит: «Сын твой здоров». И был это послеполуденный час. Человечество перешагнуло середину своего срока.
Подобные мысли будут истолкованы совершенно превратно, если видеть в них лишь причудливые или несерьезные утешительные аллегории. В жизни Христа все исполнено всемирно–исторической значимости. Отовсюду смотрит на нас судьба человечества. И будь мы сами преисполнены божественной жизни, в событиях нашей жизни тоже повсюду обнаруживалась бы подоплека вселенского бытия, а наша жизнь и действия повсюду превращались бы в символы. Все бренное — в высоком смысле, который имел в виду Гете, — стало бы притчей.
Ошибкой будет, если мы, поскольку целительство было частью деятельности Христа, вздумаем тотчас ополчиться на недуг и попытаемся исцелить его во имя Христово. Важно, чтобы сначала мы научились правильно смотреть на мир болезни. На всю полноту болезней и на весь их ужас. Следует «возвести очи» и принять в свое сознание чудовищное бремя больного бытия, под которым изнывает человечество. В большинстве люди всерьез замечают недуг, лишь когда сами страдают от него или когда заболевает кто‑нибудь из ближайших родственников. Все это далеко от истинной вселенской воли. Когда Христос пришел на землю, Он нашел человечество, сокрушенное несчетными страданиями, и Своею волей во многих деяниях и в полную силу вступил в борьбу с этими напастями.
Первое, что должно восстать в нас против бедствия болезней, это воля: всего этого не должно быть в человечестве! Все это присуще не человеку, но врагу рода человеческого! Все это не имеет отношения к Христу, но будет преодолено Христом! В Христе заключена сила, которая желает и может сделать здоровым все, «что явлено недужным в бытии земном»! Поначалу речь идет единственно о том, чтобы мы ясно видели судьбу человечества и заботились не о частностях и собственных интересах, а о целом. И еще о том, чтобы наша воля, выступая против всего мира болезни, объединилась с волею, присутствующей во Христе, чтобы против недуга пробудилась в нас истинная воля Христова. Мы становимся на сторону Христа — против этого мира. Мы ощущаем спасение Христово, от которого может прийти исцеление всего больного в мире. Мы видим в сыне, лежащем в болезни под угрозою смерти, образ человека, а в отце, пришедшем к Христу, — образ томления, в Христе же, произносящем слово помощи, — образ исцеления. Едва ли образ этот может быть проще и мощнее. Чем сильнее будет присутствующая в нас воля Христова, направленная против недуга, тем лучше для человечества, хоть мы и не в состоянии пока исцелить ни малейшего недуга.
В конце человекоосвящения мы трижды слышим слово «лекарство». Именно в молитве четвертого действа человекоосвящения, в причастии, вновь и вновь говорится о «больном» и «здоровом». Это означает: чем ближе Христос подходит к нашей плоти, тем более Он воспринимается просто как спасение, как могучее целительное спасение.
Можно и в медитации добиться, чтобы воля Христова поистине вливалась в нас спасительным потоком; соединясь в этом потоке со Христом, мы можем ощутить Его сострадание народу: Он «прослезился», и в Нем открылась целительная сила. Вместе с Христом против мира, окончательно и во всем, — вот что необходимо прежде всего, раз мы желаем посвящения воли.
Непосредственно стать целителем, действующим подлинными силами Христовыми, возможно ныне лишь в исключительных случаях. Для этого необходимы не только особое дарование и водительство судьбы, но и особая миссия. Ведь вероятность ошибки или недостатка нужной добросовестности и скромности чрезвычайно велика. В каждом отдельном случае должна присутствовать особая миссия. Профессионализм здесь такая же серьезная опасность, как и известность среди людей. Подлинно христианское понимание божественной воли, властвующей человеком и человечеством, всегда должно осенять такую целительную деятельность, причем все ярче и ярче. Иначе не избежать тяжелого ущерба.
У всякой болезни есть особое задание в жизни того человека, которого она поражает. Высочайшее чувство ответственности, вероятно, исцеляет, лишь если мы в состоянии иным способом дать человеку то, что он должен приобрести через болезнь. К примеру, стремясь излечить от нервной раздражительности человека, склонного к вспыльчивости, у него порой отнимают как раз то, посредством чего он может исцелить этот изъян своего характера. Это лишь один пример. Разумеется, сегодня практикующий врач не умеет проследить все сплетения судьбы человека и строение его характера. И для духовных целителей грядущих времен полный обзор тоже не всегда будет единственным условием, при котором позволительно применять целительные силы. Однако добросовестность, которой надлежит господствовать в этой области, должна намного превышать чуть ли не все, что сегодня называют этим словом. Ни личные желания, ни личные опасения в расчет принимать нельзя — одно только чистое вслушивание в божественную волю и твердую решимость действовать исключительно в согласии с отчетливо прочувствованным божественным заданием. И целителей мы не имеем, вероятно, оттого, что человечество еще недостаточно воспитано. Дивное ощущение — когда тебя захлестывают целительные силы Христа. Нам необходимо отважиться на подобные мысли, если мы всерьез принимаем обетования Самого Христа и желаем встретить превратности времени лицом к лицу. Именно под влиянием материализма и его последствий возникнут новые болезни, для излечения которых потребуются более действенные целительные силы внутреннего мира. Но они послужат во благо, лишь если внутренние установки, о которых мы вынуждены так подробно говорить, будут правильны.
