Мы выпивали в каком-то заведении. Субботний вечер, внутри полно народу. Мы слегка дулись друг на друга. А все потому, что кинотеатр тоже был битком набит, к тому же, фильм оказался не таким интересным, как говорили. В зале жутко воняло, я не мог дозвониться на работу, а у нее третий день были месячные. Все свалилось в одну кучу.

Рядом сидела парочка лет двадцати пяти, в стельку пьяные. Девушка вдруг попробовала встать и выплеснула свой стакан кампари с содовой прямо на белую юбку подруги. Она даже не попыталась извиниться, я выразил недовольство, в результате чего в спор вступил ее ухажер. Он был крупнее и мощнее меня, но шансы были примерно пятьдесят на пятьдесят. Остальные глазели на нас. Откуда ни возьмись, появился бармен, сказал, что если мы хотим подраться, должны сначала заплатить по счету, идти на улицу и драться там. Мы заплатили, вышли, но драться настроение уже пропало. Девушка извинилась, парень компенсировал химчистку и транспорт. Я поймал такси и отвез подругу домой.

Вернувшись к себе, она сняла юбку и постирала ее в раковине. Тем временем я достал из холодильника пиво и стал пить его, глядя спортивные новости по телевизору. Хотелось виски, но его не оказалось. Было слышно, как подруга принимает душ. На столе стояла банка с печеньем, и я взял оттуда несколько штук.

Выйдя из душа, она сказала, что хочет пить. Я открыл еще одну банку, и мы выпили вдвоем. Она спросила почему я всегда в пиджаке. Тогда я снял пиджак, развязал галстук и скинул носки. Закончились спортивные новости, я погонял каналы в поисках фильма, но фильма тоже не было. Тогда я оставил документалку о животных Австралии.

— Я не хочу, чтобы дальше так продолжалось.

— Что значит «так»?

— Раз в неделю свидание и секс, еще через неделю свидание и секс... и так до бесконечности?

Она плакала. Я пытался утешить, но ни в какую.

На следующий день попробовал позвонить в обеденный перерыв ей на работу, но ее там не было. Вечером звонил домой, но она опять не отвечала. На следующий день — то же самое. Тогда я смирился и отправился на курорт один.

По-прежнему лил дождь. И шторы, и постель, и диван, и обои — все отсырело. Кондиционер сошел с ума — стоило его включить, как становилось жутко холодно. А выключишь — комната тут же наполнялась влагой. Делать нечего: я приоткрыл окно и попробовал включить кондиционер, но толку было мало.

Завалившись на кровать, я курил. За работу даже не брался. Пока был здесь, не написал ни строчки. Валяясь на кровати, я читал детективные романы, смотрел телевизор и просто курил. На улице продолжал лить дождь.

Несколько раз я пытался позвонить ей домой из номера, но никто не отвечал. Лишь непрерывно шел сигнал вызова. Наверное, она куда-нибудь уехала. А может, просто решила ни за что не подходить к телефону. Стоило мне положить трубку, как вокруг все затихало. Из-за четырехметровых потолков тишина ощущалась как столб атмосферного давления.

Во второй половине того же дня я опять встретился с той девушкой — на этот раз в библиотеке.

Библиотека располагалась на первом этаже в глубине вестибюля. Нужно было пройти по длинному коридору, подняться на несколько ступенек и перейти в маленькое здание европейского типа. Странная постройка: с левой стороны напоминала половину восьмигранника, а с правой — половину правильного прямоугольника. И если раньше имевшиеся в изобилии гости, располагавшие временем, частенько жаловали эту часть гостиницы, то сейчас посетителей не было. Библиотека внушительная, но почти все тома — остатки прошлой эпохи. Брать в руки и рассматривать эти реликты придет в голову разве что истинным ценителям. Со стороны прямоугольной половины тянулись в ряд книжные стеллажи, а со стороны восьмигранника — диванный гарнитур со столиком. На столе располагался неведомый мне одинокий цветок. В комнате — ни пылинки.

Потратив около получаса, я нашел на заплесневелой полке приключенческий роман Генри Райдера Хаггарда, который читал еще в детстве. Старое английское издание в твердом переплете, на форзаце — английское имя: видимо, человека, подарившего эту книгу. Внутри в некоторых местах встречались иллюстрации. Причем они значительно отличались от тех, что я видел раньше.

Взяв книгу, я присел на подоконник, закурил и полистал. К счастью, я по большей части забыл, о чем роман, и теперь мог день-два бороться со скукой.

Минут через двадцать-тридцать в библиотеку вошла она. Тоже, видимо, ожидала, что внутри никого не окажется, и немного удивилась, увидев меня на подоконнике. Я на мгновенье смутился, но затем выдохнул и слегка поклонился. Она тоже склонила голову. На ней была та же одежда, что и утром.

Пока она искала книгу, я молча читал. Как и утром, она переходила от полки к полке, приятно цокая каблуками. Хоть ее не было видно за стеллажами, по ритму шагов было понятно, что ничего стоящего она себе не подыскала. Я ухмыльнулся. В этой библиотеке не было ни одной книги, привлекшей бы внимание молодой женщины.

Вскоре она, отчаявшись, отошла с пустыми руками от полки и направилась ко мне. Когда стук каблучков затих рядом со мной, я ощутил аромат приятных дорогих духов.

— Закурить найдется?

Я достал из нагрудного кармана пачку, два-три раза тряхнул, вызволяя сигареты, затем протянул ей. Она вытянула одну, обхватила губами, ожидая огня. С первой затяжкой девушка словно бы успокоилась, медленно выдохнула дым и посмотрела в окно.

По сравнению с первым впечатлением, вблизи она выглядела года на три-четыре старше. Когда очкарик ломает свои очки, почти все женщины выглядят моложе. Я закрыл книгу и потер пальцем глаз. Затем хотел поправить средним пальцем дужку, но заметил, что очков нет. Вот так: стоит человеку лишиться очков, и ему становится неловко. Все-таки насколько наша повседневная жизнь состоит из нагромождения мелких бессмысленных движений.

Иногда она вспоминала о сигарете, а все остальное время молча смотрела в окно. Молчала так долго, что нормальный человек вряд ли сумел бы вынести тяжесть ее молчания. Сначала мне показалось, что девушка хочет заговорить, но подбирает слова. Затем понял, что она этого делать и не собирается. Ничего не попишешь, и я заговорил первым.

— Нашлось что-нибудь интересное?

— Ничего, — ответила она и улыбнулась поджатыми губами. При этом лишь слегка приподнялись уголки рта. — Ничего в них не понимаю. Какого они времени?

— Много старых жанровых романов, да? Начиная с довоенной поры и примерно до середины пятидееятьк.

— И кто их читает?

— Никто. Сейчас, спустя тридцать-сорок лет, есть смысл прочесть лишь одну книгу из ста.

— Тогда почему нет новых?

— А кому они нужны? Сейчас все читают журналы в фойе, играют в компьютерные игры, смотрят телевизор. К тому же, не так много отдыхающих, кому хватит времени прочесть книгу до конца.

— Это точно, — сказала она, подтянула к себе стул и уселась, закинув ногу за ногу. — И что, вам нравится та эпоха? Когда время текло размеренней, и все было намного проще...

— Нет, — ответил я. — Дело не в этом. Если бы я родился в ту эпоху, был бы зол на себя. Так что ничего особенного.

— Любите исчезнувшие вещи?

— Может, и так.

Может, и так.

Мы опять замолчали, закурив еще по одной.

— Так-то оно так. Но это не дело, если читать совершенно нечего. Я не против блеска былых времен, но неплохо было бы подумать о постояльцах, которым из-за дождя некуда деваться, — им надоело смотреть телевизор и надо убить время.

— Вы одна?

— Да, — ответила она, разглядывая свою ладонь. — Я всегда путешествую одна. Не люблю, когда есть спутник. А вы?

— Это точно, — ответил я. Признаваться, что меня бросила подруга, как-то не хотелось. — Если вам нравятся детективы, могу дать почитать. Они новые, поэтому не знаю, понравятся или нет, но одолжить могу.

— Спасибо, но завтра после обеда мне уезжать. Боюсь, дочитать не успею.

— Ну и ладно, тогда я их вам подарю. Все равно это переиздания. Чтобы не таскать с собой лишний груз, я с самого начала собирался их оставить здесь.