— Когда я был маленьким, — говорил мистер Крубер, — люди ночи напролёт танцевали под звуки балалайки. Теперь такого уж нет.

Поскольку Паддингтон родился в Дремучем Перу, он понятия не имел, что такое балалайка, а тем более — как она звучит. Впрочем, с помощью мистера Крубера он научился играть на пианино, которое стояло в дальней комнате, — правда, только одну мелодию, она называлась «Тати-тати».[6]

Далось ему это нелегко, ведь вместо рук у него были лапы, и он часто нажимал на несколько клавиш сразу, однако, как сказал мистер Крубер, любой человек, которому медведь на ухо не наступил, с лёгкостью признал бы мелодию.

— Музыка — великая вещь, мистер Браун, — часто повторял мистер Крубер. — Конечно, «Тати-тати» не назовёшь хитом, но те, кто умеет её исполнять, на праздниках всегда нарасхват.

В пасмурную погоду, когда поутру снаружи было прохладно, они обычно забирались на старый диванчик из конского волоса, который стоял в задней комнате, и вот именно в такое утро, вскоре после приключения с эвакуатором, Паддингтон пришёл раньше обычного и, к своему удивлению, обнаружил, что у мистера Крубера появилось новое пианино.

Оно стояло почти что на месте старого, рядом с плиткой, на которой его друг варил какао.

Мистера Крубера нигде не было видно — дело необычное, — и, чтобы убить время, Паддингтон решил сыграть, как они это называли, «свою мелодию». И тут произошла очень странная вещь.

Только он поднял лапы, чтобы сыграть первый такт, клавиши вдруг начали нажиматься сами собой!

Паддингтон едва успел протереть глаза, чтобы убедиться, что видит это не во сне, и тут его ждал новый сюрприз. Уголком глаза он увидел мистера Крубера, который вылез из-под соседнего столика.

— Мамочки! — сказал Паддингтон. — Я сломал ваше новое пианино?

Мистер Крубер рассмеялся.

— Не расстраивайтесь, мистер Браун, — сказал он. — Это так называемая «пианола», она играет при помощи электричества. В наши дни это большая редкость. Я как раз включил её в розетку и хотел проверить, всё ли с ней в порядке.

— Я раньше никогда не видел пианино, которое само играет, — признался Паддингтон. — У нас в Дремучем Перу таких не было. Впрочем, электричества у нас тоже не было, — добавил он грустно.

Пока мистер Крубер варил какао, Паддингтон присмотрелся к клавиатуре. Просто удивительно, как клавиши сами собой нажимались в такт музыке. Он попробовал повторить движения лапами, не прикасаясь к клавишам. Поначалу лапам было никак не угнаться за клавишами, но после нескольких попыток дело наладилось, и со стороны можно было подумать, что Паддингтон действительно сам исполняет мелодию.

— Смотрите, мистер Крубер! — обрадовался Паддингтон. — Я даже лапы успеваю перекрещивать.

— Вы поосторожнее, — предупредил его друг, поднимая глаза от кастрюльки с какао. — Эго полька «Трик-трак»,[7] не свалитесь со стула!

Было уже поздно. Как раз когда мистер Крубер открыл рот, пианола заиграла крещендо,[8] и через миг Паддингтон уже лежал на полу.

Мистер Крубер бросился к пианоле и выключил её.

— Боюсь, мистер Браун, вы пытаетесь бегать, не выучившись ходить, — сказал он, помогая медвежонку встать. — Лучше попробуйте для начала сыграть вещицу помедленнее. Давайте-ка я что-нибудь подыщу.

Мистер Крубер открыл длинную картонную коробку и вытащил из неё рулон бумаги на деревянной шпульке. Отвернув край бумаги, он поднял рулон повыше, чтобы медвежонок мог рассмотреть.

Если уж говорить по совести, сильного впечатления бумага на Паддингтона не произвела. Вид у неё был такой, будто её основательно погрызла моль.

— Там сплошные дырки, — сказал он.

— Верно подмечено, — похвалил мистер Крубер. — Вы, мистер Браун, как всегда попали в самую точку. Понимаете ли, это очень полезные дырочки — ну, вроде как дырочки от бублика, без которых нет бублика. В этом и состоит загадка пианолы. Внутри создаётся сильный поток воздуха, и воздух проходит сквозь эти дырочки — а бумага внутри постоянно проматывается. Воздух, пройдя через дырку, приводит в движение рычажок, а рычажок — клавишу, и, если бумага проматывается с нужной скоростью, получается мелодия.

Рассказывая, мистер Крубер открыл дверцу на передней панели пианолы, смотал рулон бумаги, который там находился, и поставил на его место другой.

— Всё это очень сложно, — сказал Паддингтон, стряхивая с себя пыль.

— Не сложнее, чем мне или вам взять со стола кружку с какао и отпить из неё, — возразил мистер Крубер. — Если призадуматься, в этот момент совершается не меньшее чудо. Так что давайте-ка сначала съедим наш «послезавтрак», а потом вы попробуете сыграть ту вещь, которую я только что поставил. Это «Лунная соната» Бетховена.[9] Уверяю, с ней вы справитесь без труда.

Паддингтону очень понравилась эта мысль, и он быстренько выложил на стол булочки, купленные на утро.

Когда они дожевали последнюю булочку и выпили какао, Паддингтон снова вскарабкался на стульчик перед пианолой. Теперь из пианолы звучала куда более медленная мелодия, поэтому повторять движения клавиш лапами было гораздо легче. Возле лавки стали останавливаться любопытные прохожие.

— Интересно, а «Тати-тати» мистер Бетховен умел играть? — поинтересовался медвежонок. — У него, наверное, очень хорошо бы получилось.

— Боюсь, что нет, — ответил мистер Крубер. — Он был очень знаменитым композитором, вряд ли у него нашлось на это время. Кроме того, пианолу изобрели через много лет после его смерти. Кстати, — добавил мистер Крубер, — если вы прикроете глаза и будете слегка покачиваться в такт, многие решат, что это вы исполняете музыку.

Паддингтон последовал совету своего друга, и, когда он второй раз добрался до конца «Лунной сонаты», на тротуаре перед лавкой уже яблоку было негде упасть.

— Браво! — похвалил мистер Крубер и захлопал вместе с остальными, а Паддингтон встал и поклонился слушателям. — Ну, что я вам говорил, мистер Браун? Может быть, даже сам Бетховен принял бы вас за музыканта.

Через некоторое время Паддингтон поблагодарил мистера Крубера за какао и выбрался из лавки, вежливо приподняв шляпу и поприветствовав прохожих, толпившихся снаружи. Некоторые защёлкали фотоаппаратами, многие стали просить у него автограф, а кое-кто даже бросил по монетке в его шляпу, прежде чем он успел надеть её обратно. Он потом почувствовал головой, какие монетки холодные.

В общем столько за утро произошло интересного и Паддингтону так не терпелось рассказать про всё это Браунам, что он поскорее выбрался из толпы своих поклонников и со всех лап припустил в сторону улицы Виндзорский Сад.

Впрочем, вскоре он понял: его кто-то преследует. Интересно, что погоня напоминала игру на пианоле: всякий раз, как он ставил лапу на землю, прямо за его спиной раздавался такой же удар.

Когда пришлось остановиться у светофора, Паддингтон оглянулся и увидел дяденьку в длинном чёрном пальто и в меховой шляпе; дяденька махал ему рукой.

— Подождите! Подождите! — кричал он. — Это же просто удивительное дело, — продолжал дяденька, подходя поближе и стягивая с руки перчатку. — Никогда ещё не видел медведя-музыканта. Позвольте пожать вашу… э-э… лапу.

Паддингтон быстренько вытер ближайшую лапу о пальтишко и протянул дяденьке.

— Это вообще-то совсем не трудно, — начал он объяснять. — Понимаете…

— Скромность украшает даже медведя. — Дяденька перевёл взгляд на продуктовую сумку на колёсиках. — Я смотрю, вы повсюду возите с собой свои ноты. Какое прилежание!