В одной из газет статья заканчивалась так: «Играет ли в этом деле какую-то роль магнитофон? Нам известно, что полиция придает ему определенное значение, однако на набережной Орфевр эту тему замалчивают».

В половине девятого зазвонил телефон.

— Это Неве, шеф. Люкас наказал держать вас в курсе…

— Где вы?

— В маленьком баре напротив лавки рамочника. Перед тем как мы с Лурти приехали, Эмиль Браншю запер лавку и отправился на площадь Бастилии выпить аперитив. Проходя мимо кассы, поздоровался с хозяином; тот ответил ему как завсегдатаю. Он ни с кем не разговаривал, читал принесенные с собой газеты. Лапуэнт был…

— Я его видел.

— Ясно. А вы знаете, что обедал он в скромном ресторане, где у него в ячейке своя салфетка и где его зовут господин Эмиль?

— Этого я не знал.

— Лапуэнт говорит, что он там тоже хорошо поел, кажется, сосисок…

— Дальше.

— Браншю вернулся к себе, закрыл ставни, завесил стеклянную дверь деревянным щитом. Через щели в ставнях виден слабый свет, Лурти наблюдает за двором.

— Вы с машиной?

— Стоит в нескольких метрах отсюда.

По первой программе неистовствовали певцы и певицы. Мегрэ этого терпеть не мог. По второй шел старый американский фильм с Гарри Купером; комиссар с женой стали его смотреть. Фильм кончился без четверти одиннадцать; Мегрэ чистил зубы, когда снова зазвонил телефон. На этот раз звонил Лурти.

— Где вы? — осведомился комиссар.

— На улице Фонтен. Около половины одиннадцатого Браншю вышел и направился во двор к машине. Мы с Неве сели в свою…

— Он не заметил, что вы за ним следите?

— Не думаю. Приехал прямо сюда, словно бывает здесь уже давно, поставил машину и вошел в «Розовый кролик».

— Это что еще такое?

— Кабачок со стриптизом. Швейцар поздоровался с ним, как со старым знакомым. Мы с Неве тоже вошли — здесь ни на кого не обращают внимания. Неве даже сделал вид, что он малость навеселе.

В этом был весь Неве, в каждое задание он привносил что-то свое. Любил изменять внешность, не упуская при этом ни малейшей детали.

— Наш человек в баре. Пожал руку бармену. Хозяин, низенький толстяк в смокинге, тоже обменялся с ним рукопожатием, а несколько девочек его расцеловали.

— Что представляет собой бармен?

— Вот-вот… По приметам похож. Между тридцатью и сорока, красавчик южного типа.

Выйдя из кафе «Друзья», Мегрэ хотел отдать комплект фотографий Люкасу, по-прежнему находившемуся на улице Фобур-Сент-Оноре: пусть передаст их Лурти. Комиссар подумал об этом, уходя с набережной дез Орфевр, а потом забыл.

— Возвращайся в «Розовый кролик». Я буду минут через двадцать. Как называется бистро, откуда ты звонишь?

— Из табачной лавки на углу. Не ошибетесь. Я не хотел звонить из кабачка, чтобы не подслушали.

— Через двадцать минут в табачной лавке. Г-жа Мегрэ, все поняв, со вздохом сняла с вешалки пальто и шляпу мужа.

— Вызвать такси?

— Да, пожалуйста.

— Не надолго?

— Примерно на час.

Уже год у них была своя машина, но Мегрэ и не пытался сесть за руль, а г-жа Мегрэ предпочитала ездить по Парижу как можно меньше. Они пользовались ею, когда в субботу вечером или в воскресенье утром выезжали в свой домик в Мен-сюр-Луар.

«Вот пойду на отдых…» Иногда казалось, что Мегрэ считает дни, оставшиеся до пенсии. А иногда его охватывало нечто вроде паники перед перспективой ухода с набережной дез Орфевр. Еще три месяца назад комиссаров провожали на пенсию в шестьдесят пять лет, а ему было шестьдесят три. Но по новому закону возрастной ценз повышался до шестидесяти восьми.

На некоторых улицах туман был довольно густой, машины ехали медленно, вокруг фар виднелись светлые ореолы.

— По-моему, я вас уже возил, верно?

— Вполне возможно.

— Забавно! Лицо знакомо, а вот имени никак не вспомню. Знаю только, что вы человек известный. Артист?

— Нет.

— В кино не снимались?

— Нет.

— А может, я видел вас по телевизору? К счастью, они уже приехали на улицу Фонтен.

— Попробуйте где-нибудь припарковаться и подождите меня.

— Вы надолго?

— Несколько минут.

— Тогда ладно. Понимаете, в театрах кончились спектакли и…

Мегрэ открыл дверь табачной лавки-бара и увидал Лурти, облокотившегося о стойку. Накануне неоднократно говорили о коньяках, и комиссар машинально заказал рюмку, после чего достал из кармана снимки и всунул их инспектору.

— Рассмотришь в туалете: так безопаснее. Через несколько минут Лурти вернулся и возвратил фотографии.

— Верхний в пачке. Я поставил сзади крестик.

— Это точно?

— Абсолютно. Разве что на снимке он на несколько лет моложе. Но он и сейчас красавчик.

— Возвращайся туда.

— Сейчас начнется стриптиз. Знаете, нам пришлось заказать шампанского. Там больше ничего не подают.

— Иди. Если произойдет что-нибудь серьезное, особенно если он двинет за город, обязательно позвоните.

В такси комиссар рассмотрел отмеченный крестиком снимок. Самое красивое лицо во всей пачке. Во взгляде что-то дерзкое и язвительное. Жесткий тип — такие часто встречаются в шайках корсиканцев или марсельцев.

Спал Мегрэ неспокойно, задолго до десяти уже был на Набережной и тут же отправил Жанвье на чердак в картотеку.

— Сработало? Я, честно говоря, не очень-то надеялся. Больно уж приметы расплывчатые.

Через четверть часа Жанвье спустился с карточкой в руке.

«Мила, Жюльен Жозеф Франсуа, место рождения — Марсель, бармен. Холост. Рост…»

Дальше шли антропометрические данные Мила, последним местом жительства которого были меблированные комнаты на улице Нотр-Дам-де-Лорет. Четыре года назад осужден на два года тюрьмы за вооруженное нападение. Это произошло у проходной одного завода в Пюто. Инкассатор успел пустить в ход воспламеняющее устройство, и из чемоданчика повалил густой дым. Его заметил дежуривший на углу полицейский и бросился в погоню. Машина грабителей врезалась в фонарь. Мила отделался довольно легко: во-первых, прикинулся второстепенным действующим лицом; во-вторых, злоумышленники были вооружены детскими пугачами.

Мегрэ вздохнул. Он хорошо знал профессионалов, но особенного интереса к ним не испытывал. Привык иметь с ними дело, вести с ними игру, в которой были свои правила, но и без мошенничества не обходилось. Мог ли он допустить мысль, что человек, совершивший ограбление с игрушечным пистолетом в руке, способен дважды зверски напасть на юношу только потому, что тот записал отрывок компрометирующего разговора? Что убийца не дал себе труда забрать у раненого магнитофон или хотя бы сломать его?