В основу повествования легло жизнеописание учителя русского языка и словесности реального училища дворянина Ивана Ивановича Страхова (1853–1898), окончившего курс историко-филологического факультета Петербургского университета и с 1882 года служившего в Великих Луках. В августе 1887 года он женился на своей бывшей сожительнице, которую выдавал за сестру, дворянке Софье Абрамовне Сафронович; согласно метрической записи, жениху было 34 года, невесте 35 лет, одним из поручителей был Петр Иванович Портнаго, учитель столярного дела в ремесленных классах.

Содержание документов — выписок из протокола педагогического совета училища за 1887 год, донесений директора управляющему Петербургским учебным округом о профессиональной непригодности Страхова, переписка директора с врачом Рыбинским — не оставляет сомнений в том, что Сологуб, служивший в то время в городском училище, знал в деталях историю Страхова. Он продолжал интересоваться его судьбой и после отъезда из Великих Лук: в 1889 году его перевели в Вытегорскую учительскую семинарию, а Страхов не оставлял службы вплоть до 1895 года; более того, сам факт его психического расстройства был официально подтвержден медицинским заключением только в 1895 году. Между тем в тексте романа содержатся явные отсылки к документам училища за 1890 и 1895 годы, отдельные страницы «Мелкого беса» непосредственно восходят к донесениям директора или врача о «странностях» в поведении Страхова: «К сожалению, личность преподавателя русского языка Ивана Ивановича Страхова такова, что маломальских результатов не достигается. Он сам хорошо прочесть не может, не делает разбора ученических сочинений…, а ограничивается постановкой дурного балла и считает свою задачу выполненной» (ср.: «…вы в других тетрадках ошибок по пяти прозевали, а у меня все подчеркнули и поставили два, а у меня лучше было написано…», гл. VI; «Поступали и жалобы. Начала Адаменко: она принесла директору тетрадь ее брата с единицею за хорошо исполненную работу…», гл. XIX); «Затем самое его обращение с учениками настолько грубое и вошло в привычку, что он даже не стесняется выражениями… Я должен был ему на заседании педагогического совета предложить обращаться с учениками вежливее, начав хотя бы с того, что говорить им „Вы“, а не „ты“» (ср.: «Передонов говорил иногда „ты“ гимназистам не из дворян; дворянам же он всегда говорил „вы“; „…находили Передонова грубым, глупым и несправедливым…“», гл. VII).

Страхов «записывает тщательно всякие пустяки и грозит ими доносами, воображает себя служащим в 3-ем отделении, а на вопрос, почему он так поступает, отвечает, что он этим спасет себя и других от каких-то козней и опасностей» (доносительство в целях предотвращения мнимых козней — основная тема визитов Передонова к влиятельным лицам города — городскому голове Скучаеву, прокурору Авиновицкому, предводителю дворянства Вериге, председателю земской управы Кириллову, исправнику Миньчукову, — гл. VIII–XI; к директору гимназии Хрипачу, гл. XIII; к жандармскому офицеру Рубовскому, гл. XXV). «В последнее время у него, видимо, развивается мания знакомства с высокопоставленными лицами» (соответствует в романе мотиву мифической протекции со стороны княгини Волчанской).

Можно предположить, что в 1890-е годы Сологуб получал из Великих Лук подробные отчеты о деле или даже выписки из документов от кого-либо из сослуживцев Страхова, или же — что более вероятно — узнал окончание заинтересовавшей его истории от В. А. Латышева, имевшего непосредственное отношение к Управлению Санкт-Петербургским учебным округом: Сологуб систематически встречался с Латышевым по долгу службы и в дружеской обстановке.[199]

Согласно воспоминаниям классного наставника великолукского реального училища Федора Ниловича Хлебникова, не только Передонов, Варвара и Володин, но и другие персонажи «Мелкого беса» имели свои прототипы: брат и сестры Рутиловы — семья Пульхеровых; Грушина — Прасковья Владимировна Дмитриева; лицо, которому Володин предложил снять фуражку в классе, — предводитель дворянства помещик Николай Семенович Брянчанинов.[200]

Таким образом, в замысле основной сюжетной линии «Мелкого беса» Сологуб отталкивался от реальных лиц и событий. Документально подтвержденных соответствий не имеют только два эпизода: убийство Володина (в действительности Страхов не убивал своего собутыльника Портнаго), а также история Саши Пыльникова.

В интервью для «Биржевых ведомостей» писатель заметил, что история Саши, принятого за переодетую девочку, далека от виденного им лично, но о таких превращениях ему приходилось слышать не раз. В «Канве к биографии» имеется запись: «…меня считают переодетой девочкой»; из ее продолжения («Споры из-за Засулич и пр. Бурные сцены. Розги дома и в дворницкой…») — следует, что в то время — в год покушения Засулич на Трепова (январь 1878), автору было 15 лет (возраст Саши).[201]

Аналогичное свидетельство приведено в воспоминаниях И. И. Попова, соученика Сологуба по городскому училищу и институту: «Это был красивый мальчик, всегда чисто и изящно одетый, с вьющимися белокурыми кудрями, в бархатной курточке с белым широким воротником. Федя Тетерников учился хорошо. Он не принимал участия в наших драках и шалостях, был застенчив, часто краснел, и мы звали его „девчонкой“».[202]

История Саши Пыльникова, однако, не исчерпывается эпизодами переодевания или болезненными подозрениями Передонова и Грушиной. Прежде всего это рассказ о первой любви. Повествуя историю влюбленного гимназиста, чрезвычайно типичную, Сологуб не нуждался в «натуре», ему было вовсе не обязательно исповедовать кого-либо из своих воспитанников. Вместе с тем пренебрегать вероятностью его знакомства с подростком, послужившим прототипом Саши, не следует.

В октябре 1909 года один из бывших учеников Сологуба, сотрудник «Биржевых ведомостей», Н. Линдбаад, писал ему: «Неужели в бытность инспектором Андреевск(ого) городск(ого) уч(илища) Вы знали этого Сашу Пыльникова, до того много общего было в частных эпизодах жизни одного из Ваших питомцев с тем, что Вы писали. С другой стороны, вспоминая училищную жизнь, я приходил к выводу, что никто из учеников, кажется, не поверял Вам своих тайн. Между тем, говоря об общей картине правдивости детства Саши П(ыльникова), меня удивила та фотографически точная картина о внутренней жизни мальчика, которая протекала у Вас перед глазами… Но я чувствую, что не стоит отвлекаться в сторону, чтобы Вы не составили худого мнения о сотрудниках „Биржевых ведомостеи“».

Возможно, автору романа была неведома «двойная» жизнь одного из его петербургских воспитанников, а прототипом юного травести, если он в действительности существовал, мог оказаться также любой великолукский или вытегорский подросток. В данном случае примечательно совпадение: отсутствие каких-либо упоминаний о «Саше» в «страховском» сюжете (в воспоминаниях Хлебникова и в документах великолукского архива) — с одной стороны, и с другой — имевшая место история Линдбаада, отстоявшая от великолукской, однако, на несколько лет (место учителя-инспектора Андреевского городского училища Сологуб получил в 1899 году).[203]

История Страхова, с которым автор «Мелкого беса» был лично знаком (его имя однажды встречается в бумагах Сологуба;[204] об этом знакомстве сообщает также, со слов писателя, Анненский-Кривич),[205] послужила непосредственным импульсом к замыслу романа. В 1880-е годы Сологуб как последователь «экспериментального метода» наблюдал и коллекционировал «натуру». Возможно, по этой причине его внимание привлекла личность великолукского безумца. Первоначально «Мелкий бес» был задуман как роман о женитьбе и помешательстве Страхова, и Сологуб, имевший в середине 1880-х годов непраздный интерес к психологии и психиатрии, знакомый с трактовками человеческого поведения в духе Ч. Ломброзо и Р. Крафт-Эбинга, с теорией среды Ип. Тэна, мог бы вполне справиться с таким конкретным творческим заданием в рамках натуралистического романа.