Эти слова могут служить комментарием к заключительным строкам «Мелкого беса»: «Передонов сидел понуро и бормотал что-то несвязное и бессмысленное». Картина грядущей катастрофы (торжество хамодержавия), представленная Гиппиус в статье «Выбор мешка. Углекислота» (1904), по своему смыслу синонимична социально-историческому обобщению Сологуба, получившему имя — «передоновщина».

Вполне вероятно, что обсуждение вопроса о судьбе России, особенно остро стоявшего перед русской общественной мыслью на рубеже столетий, не входило в творческий замысел автора романа. Между тем на страницах «Мелкого беса» (особенно его ранней редакции) этот вопрос получил своеобразное решение. «Персонаж Сологуба, — комментировал Андрей Белый, — всегда из провинции, и страхи его героев из Сапожка: баран заблеял, недотыкомка выскочила из-под комода, Мицкевич подмигнул со стены — ведь всё это ужасы, смущающие смертный сон обывателя города Сапожка. Сологуб — незабываемый изобретатель сапожковских ужасов. Обыватель из Сапожка предается сну (не после ли гуся с капустой?); при этом он думает, что предается практическим занятиям по буддизму: изучает состояние Нирваны, смерти, небытия; не забудем, что добрая половина обитателей глухой провинции — бессознательные буддисты: сидят на корточках перед темным, пустым углом. Сологуб доказал, что и, переселяясь в столицы, они привозят с собой темный угол: доказал, что сумма городов Российской империи равняется сумме Сапожков. В этом смысле и пространства великой страны нашей суть огромнейший Сапожок».

Сологуб предложил свой миф национальной истории: в его романе Россия предстает Аримановым царством, страной без будущего, покорная единственной неизменной стихии — «передоновщине», движимой необратимой волей к всеобщему распаду и хаосу. Передонов разрушает ее «тело», Шарик развращает «душу» и пробуждает асоциальные инстинкты. В современной русской жизни нет и не может быть никаких творческих сил. В свете исторической перспективы последующих лет роман об одержимости и безумии Передонова неожиданно получал провиденциальное звучание. (В этой связи Шариков — герой повести М. А. Булгакова «Собачье сердце» — предстает как «духовное чадо» писателя Шарика). Реальное течение русской жизни первых десятилетий века, с точки зрения писателя, всецело подтвердило прозорливость художественной и исторической концепции «Мелкого беса» («Ты эти предсказал кошмары, / Где Передонов — комиссар!» — писал Сологуб в 1926 году).

История публикации ранней редакции романа сложилась неблагоприятно. Сологуб активно предлагал рукопись «Мелкого беса» в журналы, но ее не решались печатать. 15 декабря 1903 года он обращался к редактору «Наблюдателя» Александру Петровичу Пятковскому: «Соблаговолите, наконец, известить меня, угодно ли Вам принять к напечатанию в „Наблюдателе“ мой роман „Мелкий бес“, доставленный мною в конце июня. Я много раз заходил в редакцию, и не мог узнать о судьбе рукописи. Письма мои оставались без ответа»[375] (письмо от 30 октября с аналогичной просьбой было оставлено без ответа). Вероятно, тогда же Сологуб предлагал роман Александру Яковлевичу Острогорскому — редактору-издателю журнала «Образование»[376] и вновь получил отказ.

В июне 1904 года он писал В. Брюсову: «Не возьмет ли у меня „Скорпион“ роман „Мелкий бес“? „Новый Путь“ хотел его напечатать, но мы не сошлись. Зинаида Николаевна, м(ожет) б(ыть), рассказывала Вам об этом досадном происшествии и, конечно, со свойственной ее простодушной несправедливостью, видела в этом мою жадность. А я не жаден, а просто неимущ. О моем романе и о гонораре за него я уже имел беседу с Г. Семеновым».[377]

25 июня он вновь обращался к Брюсову: «Дела мои стали очень скверны. М(ожет) б(ыть) придется уйти со службы. А денег у меня нет. Вот, не возьмет ли „Скорпион“ напечатать мой роман „Мелкий бес“ и главное, т(ак) к(ак) мне очень нужны деньги, то „Скорпион“ очень обяжет меня, если вышлет за роман гонорар теперь».[378] В течение двух лет все попытки пристроить роман были безуспешными.

Задолго до публикации в «Вопросах жизни» «Мелкий бес» был прочитан членами редакции «Нового Пути». Издатель журнала Петр Петрович Перцов вспоминал: «Помню толстую кипу разграфленных ученических тетрадей в традиционной обложке, в которых Сологуб, в своем качестве учителя, писал это, столь не педагогическое, произведение».[379]

«Помню первое знакомство с Передоновым, много лет назад, — вспоминала 3. Гиппиус, бывшая одним из редакторов журнала. — Помню кипу синеньких ученических тетрадей из магазина Полякова, исписанных высоким, ясным почерком Сологуба. Их было очень много, но, не перебрав все, — невозможно было остановить чтение. В романе попадалось еще много колючих резкостей, исключенных потом автором, — но Передонов стоял, как и стоит: во весь рост».[380]

Сологуб читал «Мелкого беса» у себя на «воскресеньях» в Андреевском училище. Содержание романа, вероятно, обсуждали в его ближайшем литературном окружении, и он мог учесть отдельные критические пожелания слушателей. В частности, он принял во внимание замечания о перенасыщенности текста эротическими и садо-мазохистскими сценами и снял целый ряд эпизодов.

В январе 1929 года в письме к Д. Е. Максимову Перцов сообщал: «„Мелкий бес“ был забракован собственно мною, п(отому) ч(то) я считал рискованным для журнала помещение такой „эротической“ вещи, когда нас и без того подозревали во всех содомских грехах. Ведь тогда в литературе еще господствовала традиционная pruderie (показная добродетель — фр.), и только после 1905 г. последовало разрешение на все. А наше положение религиозного журнала было особенно щекотливым».[381]

«Горьковская» тема «Мелкого беса», напротив, вполне соответствовала идейно-эстетической платформе «Нового Пути» и не могла подвергнуться критике со стороны Мережковских и Философова, возглавлявших журнал. Особую позицию при обсуждении глав о писателях мог занимать только издатель. В конце 1903 года Перцов вынашивал план реорганизации журнала на основе гипотетического тандема с Горьким, однако редакционной политикой «Нового Пути» фактически руководили Мережковские, для которых союз с «горчатами» был неприемлем, а кроме того, в начале 1904 года Перцов полностью устранился от издания.[382]

Сюжет о писателях был отвергнут позднее — на стадии журнальной публикации романа. Л. М. Клейнборт вспоминал, что Сологуб, при личном свидании с ним, показывал ему рукопись «Мелкого беса» и, в частности, отмечал изменения, которые были внесены редакцией «Вопросов жизни».[383] В поздней рукописи романа сохранились единообразные перечеркивания отдельных сцен и целых глав, многие из которых затем были опущены в публикации. В комплекс вычеркнутых фрагментов входили главы о Тургеневе и Шарике. Таким образом, изъятие из текста «горьковской» темы произошло под непосредственным прессингом на Сологуба со стороны редакции журнала.

«Вопросы жизни» издавались вместо бывшего «Нового Пути» с 1905 года и просуществовали год. После выхода из редакции Мережковских и философова ее возглавили С. Н. Булгаков, Н. А. Бердяев, Д. Е. Жуковский и Г. И. Чулков (в 1904 году он был приглашен Мережковскими на должность секретаря «Нового Пути», затем заведовал отделом критики и беллетристики «Вопросов жизни»).

Именно Чулков настоял на публикации в журнале «Мелкого беса»; он вспоминал: «Еще будучи сотрудником „Нового Пути“ в 1904 году, я неоднократно слышал от Мережковских упоминания об этом романе. Редакторы журналов не решались его печатать, считая роман слишком рискованным и странным. Боялись либеральной цензуры. Познакомившись с Сологубом, я попросил его дать мне прочесть роман. Он охотно согласился и рассказал при этом, как он послал свой роман решительно во все редакции, и ни один журнал не согласился его напечатать. К концу 1904 года, когда я расстался с Мережковскими и вместо „Нового Пути“ стал выходить журнал „Вопросы жизни“, я предложил редакции взять у Сологуба его роман. Н. А. Бердяева мне удалось склонить на согласие без труда, но со стороны С. Н. Булгакова и некоторых других я встретил упорное сопротивление. Федору Кузьмичу, ныне покойному, так, вероятно, и осталось неизвестным, какую борьбу я выдержал внутри редакции, добиваясь опубликования романа, ставшего теперь классическим».[384]