12.01.2013
На цыганских дорогах
На цыганских дорогах дух запустений,
слышен топот лошадок, шёпот мгновений.
Помощь плетётся из света, дни заполняя
снежным рыданием солнца, кровью из рая.
Плечи у ветра ночного носят романсы,
дети не спят, а резвятся в бешеном танце.
В этом удушливом мире, смертью объятом,
ждут их костры и крапива, свежесть и мята.
Ходят на привязи звёзды, небо лаская,
срежет границу пространства песня морская.
Будут их слушать зарницы, хрипло смеяться
сосны и ивы лесные – братья акаций.
Вой, запряжённый отвагой – конь амальгамы
любит степные кочевья пустоши рваной.
Пыль мимолётных романов, слёзы и счастье,
брызги ручьёв ненаглядных, всхлипы ненастья.
В сердце, могучем и тёплом, стаи сомнений,
солнце единственной правды – без изречений.
Без быстроногих ошибок, без деклараций
мир наполняют свободой, соком вибраций.
12.01.2013
Кубизм в квадрате
Овальным крупом океана
укатанный рельеф стонал.
Слезой гранёного стакана
разбился дня опал.
Со дна подземного каньона,
в глазах железного козла
из раны, тёплой и зелёной,
родная кровь звала.
Уснули солнечные реки,
отбросив тени городам,
поднимет крашеные веки
восьмиугольная мадам.
Раздав квадратные улыбки
пришельцам, верившим в восход,
глотал параболы и скрипки
истерзанный тоской народ.
09.01.2013
Механическое сердце
Я проглотил механическое сердце, подсвеченное
утром.
Решётками, врастая вдаль, улыбнулась луна.
Нейронная форма мысли не для неволи, будто
бетонный корабль или со всей системой война.
Время окопами врылось в дряхлую спину,
жёлтой клешнёй выгребает костёр из глаз.
Выгорел стержень души из сухой древесины,
молится тело печально о маленьких нас.
Шли мы, смеялись и думали только о главном,
ключ открывал на запястьях речные замки.
Между землёй и луной серебристые плавни
в небо глядят на безвольное море тоски.
Выморил спирт красоту и мозги обезличил,
белая смерть со шприца лицемерия пьёт.
Главной страницей в империи мраморных чисел
в чёрном каньоне душа, как слепой самолёт.
В новой галактике рельсы бегут за лучами
спутников веры и правды в рубиновый строй.
Грубая ложь, что наш век суматошный встречает,
статуи вылепит – слово послужит стеной.
Между станком и деталью поднимется ветер,
шествуя важно по длинному строю октав.
Неясный оркестр расплещется звёздною жестью,
музыкой неба, безмерную радость раздав.
20.01.2013
Всё это когда-то уже было
Всё это когда-то уже было:
и чёрный снег под белой луной,
и озеро в лесу, похожее на окно,
и памятник безрассудству – стальной
и подвешенный деревянный мальчик.
Нет, он не погиб, он вечно живой.
Он будет спать, не покидая чуланчик
до самого утра, со своей женой,
которая обычно зовётся метлой
и не даёт спуска никому и ничему.
Эти деревянные лентяи называют её злой,
но ещё труднее жить совсем одному
в этом лесу, состоящем из звуков,
запахов, расстояний, ближайших и дальних,
росинок и ростков, кувшинок и кукол,
засушенных и одичавших, но не скандальных.
Всё это когда-то уже было:
повторяемость – пища для мозгового мускула.
Всё куда-то бежало и даже плыло,
дышало газами и питалось моллюсками.
В овертайм влетела бабочка – капустница,
махнула веером цыганка с розочкой,
зашелестели деревья – гибкие распутницы,
биологической массой без глаз и косточек.
Движение внутрь и рост во всех направлениях,
нанизывая усталость и сомнительные проблески.
Интерес возник давно и во всех измерениях,
но ни шагу назад – вперёд, продолжаем поиски!
Всё это когда-то уже было:
и эта церковь, что в воде отражается.
Всё это светится немыслимой силой,
как солнце яркое, крутящее палицей.
22.01.2013
Гравитация и звук
На тонкой ноге муравьиной
вращали слоны экватор,
нагнули горные спины,
подняли подолы платьев.
Над ёрзающим горизонтом
лучи улетали в космос,
а за магнитным зонтом
камнями взрывался голос.
Кричал тонкокрылым писком,
иглою прикосновений,
астролог с расстрельным списком,
душой, искавшей спасений.
Под кожей белых акаций
беременный крался атом.
За крайностью сатисфакций
молился лишь каждый пятый.
В коленке поломанной ветра,
в стопе бледнолицего страха,
в зеркальной душе интроверта
живёт ощущение краха.
Личинка заложена тайно
крючками злосчастного смысла.
За счёт обманного займа
сметана надежды скисла.
Рука моя из-за леса
ласкает горы и сосны,
мне было всегда интересно,
что чуют собаки носом,
что видят медовые пчёлы,
когда садятся на маки,
как двигаются альвеолы
у тенора после драки.
Хватает корнями руки,
оторванные закатом,
рождённый на чистом звуке
родник синевы крылатой.
