- Если мне когда-нибудь суждено будет усомниться, то на коленях буду просить прощение, - он взял в ладони её лицо, поднимая его на себя, подпитываясь спокойствием и уверенностью, что читалась в её теплом и ласковом взгляде.

- Ни кто из нас не совершенен, признавать свои недостатки и работать над ними - для этого тоже нужно большое мужество. Дай мне руку, - вместе с тем, как крепла его уверенность, теплела его рука и румянец возвращался на его лицо, - Ничего не бойся, - и он уже не боялся, как при сеансе психотерапии, ведомый её голосом, светом её глаз, теплом её руки в своей руке, - Когда тебе станет нестерпимо тяжело, то вспомни то, что ты сейчас увидишь, и то, как сильно я тебя люблю, и это придаст тебе сил.

И он покорно последовал за Маргаритой в новый пространственно-временной разлом, не выпуская её руки.

В этот раз он оказался в большом зале с паркетным полом, с лежащей на нем широкой алой ковровой дорожкой, и огромными, зашторенными тяжелыми бархатными портьерами вишневого цвета, окнами, тусклый свет нескольких факелов в дальнем конце слабо освещал полумрак. Собственно Джон сидел на ступенях подиума, положив голову на красный бархат оббивки кресла - выглядевшего так же одиноко в этом огромном зале, как и он сам:

- Маргарита, ты всё-таки пришла, - он даже не обернулся на звук её шагов, ему это и не нужно было, чтобы узнать её шаги из тысячи, - Зачем ты здесь? - повторил он свой вопрос. И губы его дрогнули, а одеревеневший язык не желал слушаться.

Молодая женщина застыла на месте - с трудом дыша и глядя своими огромными глазами, готовыми вот-вот наполниться слезами:

- Что значит "зачем"? - нет, она в мыслях представляла себе различные сценарии их встречи, но, вот такого холодного равнодушия совершенно не ожидала, - Помнишь меня? Я - твоя жена и мать твоих детей, и я пришла за тобой. Значит, тогда это был не сон? Мне не приснилось, когда ты приходил? К чему тогда это было, если ты не желаешь меня видеть? Ответь мне, чем я виновата перед тобой?

- Уходи, прошу тебя, - а самому ужасно захотелось вскочить, броситься к ней, не отпускать из своих объятий и покрыть поцелуями каждый сантиметр её тела, и невыносимо было бередить душу этими чувствами, когда в ней теперь только жгучая боль и тоска, - Тебе лучше уйти... - пусть она ненавидит...

- И у тебя нет других слов для меня? Ты сделал мне очень больно - тем, что посчитал Марка более достойным твоего доверия. И это после всего, что мы пережили вместе? Как ты мог?! Гонишь меня прочь - хорошо, я уйду. Но, у тебя есть два варианта: либо ты идешь со мной, либо я ухожу одна и подаю на развод. Господи, да что же ты за человек такой! Ты всё решил за меня, да? - от переизбытка эмоций, что сейчас разрывали её, Маргарите трудно было совладать со своим голосом, - И тебе больше нечего сказать мне? Известно ли тебе, что с того дня, как ты исчез, я ни одну ночь не могла сомкнуть глаз и орошала своими слезами подушку? Мне пришлось пережить твои похороны, черт возьми! Как тебе?! Тогда повтори, повтори это своим детям! Имей хотя бы смелость посмотреть мне в лицо!

- По всей видимости, я заслужил это, - поделился он своими мыслями с самим же собой, и продолжил уже громче, - А ты изменилась, Марго - Джон всё так же продолжал сидеть спиной к ней, облокотившись о подлокотник кресла, - Даже твой голос стал другим.

- Спасибо, учителя хорошие были - гневно бросила она, - Да взгляни же на меня! Посмотри мне в глаза! - не выдержав этого томительного напряжения, она подошла и подняла его с подиума, развернула лицом к себе, уже занеся руку для пощечины, она остановила её у самого его лица, сняла и отбросила его очки - и отшатнулась от увиденного, а звон разбивающегося стекла очков оглушил подобно взрыву в приличном тротиловом эквиваленте - так и внутри у неё что-то гулко разбилось вдребезги... Маргарита стояла и не могла произнести ни слова, и только губы её и подбородок дрожали, а по щекам текли обильные слёзы. Глаза... что стало с его прекрасными глазами, что когда-то пленили и покорили её? Неужели такова вселенская справедливость?

- Ваше любопытство удовлетворено? - отступив на шаг, он зацепился за ковер, вовремя ухватившись за кресло.

Маргарита бросилась к нему. Поддержав мужчину под руки и усадив его на ковер, она положила его голову себе на колени, а он держал в своих руках её ладонь - так они и сидели молча некоторое время.

- Тебе, правда, лучше уйти, - наконец хрипло произнес Джон, - Это не место для тебя. Твой Мастер не заслужил Света...

- Замолчи... Нет, вот, ты, и правда - дурак или притворяешься? - улыбнулась Маргарита, - Дурачок мой! Я ни куда не уйду... без тебя.

- Твоё место не здесь, - он, словно, не слышал её слов, - а я не могу уйти, не могу покинуть этот проклятый дворец. Видишь же - я не могу дать тебе ничего, кроме своего увечья. Я не хочу, чтобы ты видела меня таким.

- Не смей, слышишь, не смей при мне так говорить! Неужели, ты так плохо знаешь меня, что говоришь такое? - и слёзы её капали на его лицо, и огнем запекли вдруг его глаза, он напряженно заморгал, - Господи, разве ты не чувствуешь, что я задыхаюсь и гибну без тебя? Я приму тебя, что бы с тобой ни случилось. Родной мой, мой свет, моя боль, слезы мои... Без тебя мне не было жизни, я жила во тьме. Наши дети так похожи на тебя, особенно маленький Анри - у него твои глаза и твой взгляд. Ты просил меня выйти за тебя - и я вышла, ты хотел семью - я дала её тебе, а теперь ты хочешь, чтобы я смотрела, как ты сам убиваешь себя?! Зачем тогда пленил и влюбил меня в себя?

- Если бы ты знала... У меня не было выбора. Ты же ничего не знаешь, - и губы его на её губах искали приют, - Как ты не понимаешь, я же хотел уберечь тебя, - а глаза невыносимо пекло и резало, так, что хотелось кричать, сжимая пальцы добела, и от судорог ногти до крови впивались в собственные ладони, и, как луч света прорезает кромешную тьму, увидел он её лицо - нет, не тот образ, что навсегда высечен в его сердце, настоящую её - опухшие от слез губы и нос, блестящие глаза, слезинки на ресницах и потекшая тушь, и сердце защемило от сладкой боли - он снова смог увидеть её - такую близкую, такую родную. Нет, он был не прав - она не изменилась, она всё та же... его Маргарита... И вспомнил он, сделанное давно Нострадамусом, пророчество о том, что слезы её исцелят его. И всплыли в памяти слова Марка - да, он обязательно будет бороться, всё стало вдруг таким простым и ясным, словно, он очнулся от долгого сна. Отбросить сомнения и малодушие! Как там говорил Марк? Грызть стены? Теперь он готов сделать даже больше. Он нашел в себе силы, она дала их ему...

- Тогда расскажи мне всё, - тихо попросила Маргарита, - Не ты ли обещал быть всегда откровенным со мной и говорил, что мы вместе пройдем через все, что бы нам не уготовила судьба?

"И в лиловом кипящем самуме

Мне дано серебром истечь,

Я принес себя в жертву себе самому,

Чтобы только тебя изречь.

Верное имя откроет дверь

В сердце сияющей пустоты;

Радость моя, лишь мне поверь -

Никто не верил в меня более, чем ты.

Радость моя, подставь ладонь,

Можешь другой оттолкнуть меня,

Радость моя - вот тебе огонь,

Я тебя возлюбил более огня."

Н. О`Шейн

- Теперь ты видел то же самое, что и я, - легкий пас её изящных рук, и портал снова исчез, - И не забывай, что наша любовь - сильнее всего, как бы ни старалась Лаура и ей подобные, им никогда не одержать верх, - нежное прикосновение губ к губам, прикрыв глаза и не желая отпускать ни её, ни это чувство блаженства:

- Ты уже покидаешь меня? - он задержал её руку, когда почувствовал, что она отстранилась от него.

- Ну, что ты, - она убрала выбившуюся прядь с его лица, - Я буду всегда с тобой - воздухом и водой, мечтою и явью. Если ты не придешь из глубины веков, я для тебя найду крылья, - ещё раз поцеловала на прощание, - А сейчас тебе пора просыпаться, - и образ её стал растворяться в утреннем тумане, оставляя после себя приятное тепло, чувство уверенности в завтрашнем дне и силы исполнить все обеты и выдержать все испытания.