– Позволь провожу? Ты куда направляешься?

Она ткнула в здание академического театра.

– Опять хочешь записаться в драматический кружок? – усмехнулся Дато.

– Меня уже записывали один раз. Теперь взяли в труппу.

– Поздравляю.

– Спасибо. Я пойду.

И она двинулась по направлению к театру. Давид вместе с ней.

– А ты куда идешь? – поинтересовалась Маша.

– На встречу с одним человеком. – Он покосился на нее. – Не спросишь, как Зура? Или знаешь – как?

– Соседка, Ирма, ты ее наверняка помнишь, сообщила сегодня, что он грузчиком работает и… пьет.

– Не соврала.

– Жаль. Он очень талантлив.

– Ты тоже…

И она вспыхнула. Возможно, он не имел намерения задеть ее, но Маша по-своему расценила его слова. А именно: «Ты тоже талантлива. Но почему-то до сих пор не звезда театра или кино. Ты – начинающая актриса. Дебютантка. По существу, статистка, ведь на главные роли ты не можешь пока претендовать. А тебе уже за тридцать. А если точнее, под сорок. Когда-то ты тоже подавала большие надежды… Так чем ты лучше Зуры? Только тем, что не пьешь?»

– Прощай, Давид! – выпалила Маша, чуть ли не бегом достигнув крыльца.

– Постой…

– Прощай, – повторила она и скрылась за дверью.

Отец гневно уставился на Машу и переспросил:

– Что ты сказала?

– Я люблю Давида, – едва слышно повторила она.

– Этого башибузука? Да ты с ума сошла? Или как у вас, молодых, говорят? С катушек слетела?

Маша опустила голову. Она сидела на диване, смиренно сложив руки на коленях. Отец нависал над ней, упершись кулаками в журнальный столик. Мама стояла в стороне. Через плечо было перекинуто полотенце. Его краем она протирала тарелку, которая давно была сухой.

– Я запрещаю тебе, Мария, встречаться с этим башибузуком! – рявкнул отец.

– Перестань его так называть!

– А как прикажешь? Рыцарем без страха и упрека? Он головорез, Мария!

– Нет, он не такой!

– Мать, скажи ты! – воззвал он к жене.

– Доченька, мы желаем тебе только счастья… – начала та.

– Тогда дайте мне свободу! – воскликнула Маша и вскочила. – Сейчас она для меня синоним счастья!

– Чтобы ты себе испортила жизнь?

– Моя жизнь, имею право портить!

– А о нас с отцом ты подумала? – с горечью проговорила мама. – Твои ошибки – наша боль. Ты хочешь разбить наши сердца?

– Мамочка… – Маша рухнула обратно на диван и заплакала. – Я люблю вас, но вы поймите… Я и его люблю! Что мне делать? Выбирать между вами и им? Разорвать сердце пополам?

Мама торопливо подошла к Маше, села рядом, обняла.

– Это пройдет, доченька, – прошептала она успокаивающе. – Первая любовь хоть яркая, запоминающаяся, но проходящая. Забудешь ты своего Давида очень скоро. Главное, постарайся сделать это…

– Не понимаю, почему из двух братьев ты выбрала именно его? – вступил в разговор отец. – Против Зуры я бы не возражал. Умница, талантище…

– А как хорошо воспитан, – подпела ему мама. – Да и симпатичный. Мне он очень нравится. Опять же, между вами много общего, оба любите живопись, театр, книги. А что Дато любит? Бузить, драться, гонять на своем мотоцикле?

– Вы не знаете его, – заступилась за любимого Маша.

– Это ты не знаешь! – горячо возразила мама. – Потому что на твоих глазах розовые очки. Послушай двух взрослых, мудрых, а главное, желающих тебе добра людей и расстанься с ним.

Она поцеловала дочь в висок и, сделав мужу знак, вышла из комнаты. Он за ней следом…

Дверь за родителями закрылась.

Маша осталась наедине со своими мыслями.

Она понимала, что родители правы. Дато не тот, с кем нужно связывать жизнь. Может, и не башибузук, как называл его папа, но бузотер и драчун, как точно подметила мама. А еще неуч. Не дурак, бесспорно, но тройки ему ставят лишь затем, чтоб Дато получил аттестат и покинул наконец школу. Он совсем не готовит уроки и не читает книг. Даже кино его мало интересует. Театр терпит лишь из-за нее, Маши. От классической музыки его тошнит, зато хеви-метал может слушать с утра до вечера. Особенно гоняя на своем Казбеке (взамен велику пришел мотоцикл, его Дато назвал тоже в честь жеребца древнего царя). А агрессивный какой! Чуть что, сразу в драку. И так на протяжении всех лет, что они знакомы. Помнила она, как Дато, будучи еще совсем зеленым, отлупил пацана, пристававшего к ней. А сколько было после того, не счесть! И ведь ясно, что в ее отсутствие он ведет себя еще хуже. С Машей Дато, как он сам говорит, открывает свои светлые стороны. Бывает весел, нежен, заботлив, мил, внимателен, позитивен, открыт, романтичен. А взрывается, только если гармонию их маленького мира кто-то грубо нарушает. «Он топчет наш замок из песка» – иносказательно формулировал он претензии к тем, кто это делал. И шел защищать свои бастионы. Или мстить за то, что их все же разрушили.

А еще Маша не знала, где Дато раздобыл свой мотоцикл. Купил? Но на что? Денег в их семье на еду с трудом хватало. Украл? Деньги или сам мотоцикл? Отнял? Взял в оплату за какие-то криминальные услуги?

Маша спрашивала у Дато напрямую, откуда Казбек, он же Минарик или мотоцикл Миниск? Но он отшучивался, постоянно придумывая что-то новое. То ему Дед Мороз его под елкой оставил. То добрая фея превратила в него обычную тыкву. То он собрал его из швейной машинки тети Розы. Машу эти ответы не веселили, они ее расстраивали. Она хотела знать правду. И пыталась добиться ее от Зуры, но тот либо сам пребывал в неведении относительно происхождения Казбека-2, либо тщательно скрывал от Маши тайну его появления, не желая ее расстраивать.

Зура…

Он действительно подходил ей больше! И очень… очень, очень нравился Маше! Но она не любила его. Это был добрый друг, которому она была благодарна за многое. В том числе за то, что он научил ее грузинскому языку. Именно Зура занимался с ней. И не потому, что Маша не сдержала данного Дато обещания осваивать азы грузинского именно с ним, просто педагог из него вышел отвратительный. Ему не хватало ни знаний, не терпения. Того, что Зуре было не занимать. Маша проводила с обоими братьями одинаковое количество времени. С Зурабом занималась, с Дато развлекалась. Иногда они это совмещали. То есть уходили втроем на школьный двор и в ботанический сад. Пока Маша под руководством Зуры осваивала язык, Дато гонял в заброшенные сады за фруктами или носился на Казбеке, показывая им трюки, а потом катал ее по городу. Если погода портилась, они собирались в доме Ристави – братья уже не стеснялись его. Несколько раз втроем сидели в Машиной квартире. Но там Дато нервничал. Чувствовал себя персоной нон грата и хотел поскорее оказаться в безопасности двора.

Маша относилась к братьям с одинаковой симпатией. Возможно, Дато был ей ближе. То ли из-за одинакового возраста, то ли потому, что с ним она познакомилась раньше и он первым протянул ей руку дружбы. Но Зурой она восхищалась. Его умом, талантом. Вернее, талантами, во множественном числе. Литература, живопись, музыка – все было подвластно Зурабу. В пятнадцать, так и не дождавшись пианино, он научился играть на губной гармошке. Нашел ее на заднем дворе школы, отмыл от песка и стал дудеть. Сначала получалось так себе. А вернее, ужасно. Что-то среднее между воплем слона и ночным криком гиены. Но Зура обуздал губную гармошку за несколько дней. Первым делом научился играть на ней простейшие вещи. Типа «в траве сидел кузнечик», затем попробовал выдуть что-то посложнее. Когда он воспроизвел битловский «Естедей», перешел к импровизациям. Маша советовала Зуре всерьез заняться музыкой. Из него мог получиться отличный джазист, поскольку в творчестве он был свободен и смел. Не то что в обычной жизни. Но он, наигравшись, забросил губную гармошку. Доставал лишь, когда Маша просила что-нибудь «сбацать». Она наслаждалась игрой Зуры и гордилась тем, что является другом такой незаурядной личности.

Но ее восхищение не переросло во что-то большее… А вот чувство к Дато претерпело изменения…