– Да, я тоже не узнал сначала, – сказал Зура. – Хотя он не сильно изменился. Даже волос не растерял, хотя мы думали, что он будет лысым.

У спящего были светлые кудри: то ли от природы белокурые, то ли седые.

– Да приглядись ты! – рассердился Зура.

Но Давид, как ни старался найти в мужчине знакомые черты, не смог. Устав ждать его прозрения, Зура воскликнул:

– Это Гио, твой младший брат!

И тут Давид узнал брата, хотя Гиоргий изменился кардинально. Да, черты прежние, волосы, но выражение лица… Оно было таким открытым раньше, таким радостным и… чистым! Лицом человека, не знающего бед, ненависти, боли. Без печати страдания…

… Чистым, как белый лист бумаги.

А Зураб, как настоящий художник, смог мысленно стереть все мрачные мазки, что нанесла на него жизнь, и увидеть его прежним… Незамаранным.

– Где он был все эти годы? – спросил Давид.

– Не знаю.

– Не спрашивал?

– Спрашивал, конечно. Но Гио не помнит, у него амнезия.

– Совсем ничего?

– Практически. Только некоторые картины прошлого. Например, вспомнил, где жил. И пришел сюда. Но имя свое забыл, как и фамилию. Меня не узнал.

– Когда он пришел?

– Позавчера. Я услышал стук в дверь, открыл, а на пороге он. Секунду я смотрел на незнакомца, пока не узнал в нем младшего брата. Я так обрадовался! Полез обниматься, а он как шарахнется от меня… Испугался. Я стал успокаивать его, сказал, что я его старший брат. И он вдруг задумчиво проговорил: «Да, кажется, у меня были братья…»

Зураб говорил довольно громко, и Давид побоялся, что он разбудит Гио. Поэтому приложил палец к губам, призывая поутихнуть, но тот отмахнулся:

– Он не проснется! Я дал ему снотворное.

– Зачем?

– Он не может нормально спать. Стоит ему задремать, как он вскакивает с криком. Какие-то кошмары мучают.

– Бедняга.

– Да, жизнь его не щадила. На теле шрамы. Голова пробита в двух местах. Очень худой.

– Документы при нем есть?

– Нет.

– А что в мешке и рюкзаке?

– Барахло одно. Такое ощущение, что он по помойкам собирал более-менее целые вещи. Но выбросить все это он не дает.

– Давно он спит?

– С пяти вечера. Я как пришел с работы, так ему таблетку и дал.

– Ты проверял, с ним все в порядке?

– А что с ним будет?

– Как-то уж очень спокойно он спит для человека, мучимого кошмарами.

– Снотворное сильное.

– Я тоже принимал его после аварии. Но, когда спал, все равно ворочался и постанывал.

Давид сделал шаг по направлению к Гиоргию, но Зура остановил его.

– Не надо. Разбудишь еще! А мне хотелось бы спокойно поспать. Он же не даст.

Но Дато не стал слушать брата и подошел к кровати. Гиоргий спал, поджав под себя ноги и сложив на груди руки. Голова опущена на грудь. Спина согнута…

Поза зародыша.

В детстве он спал, широко раскинувшись. Будто загорает, подставляя тело под ласковые солнечные лучи. А еще улыбался, даже когда болел, потому что ему всегда снились радостные сны. Он любил по утрам рассказывать их братьям. И Зура написал фантастический рассказ о мальчике, который своими радужными снами спас мир от Апокалипсиса.

Дато опустился на корточки, заглянул в лицо Гио. Очень бледное. Но морщин нет. То есть это не они «замарали» его лицо…

– Ну, что? Все в порядке? – окликнул его Зура. – Пошли тогда. Мне спать пора. Я встаю рано.

– Секунду.

– Завтра приходи. В пять.

– Он не дышит, – сказал Дато, склонившись над братом.

– Брось!

– Он мертв, Зура. – Коснувшись пальцами шеи, добавил: – И уже остыл.

– Выходит, пришел домой умирать? Чувствовал, что конец близок?

– Я так не думаю, – возразил Дато, встав и обойдя кровать.

– Ты не видел его живым. Он был как полутруп. Какая-то смертельная болезнь явно его точила.

– Возможно, но умер он не от нее.

– Откуда ты знаешь?

– Включи свет, пожалуйста.

Комната тут же осветилась.

– А теперь подойди и взгляни на тело.

Зураб приблизился к кровати. Дато молча указал на спину брата. Войдя в комнату, они не видели ее. Гиоргий лежал лицом к двери. Когда Давид приблизился к кровати, не сразу рассмотрел то, что бросилось бы в глаза, если б в комнате было светло. А именно: кровавые пятна на светлой простыне.

Теперь, когда Зура включил свет, он мог точно сказать, откуда вытекла кровь. Из ран на спине младшего брата. Их было несколько. Все огнестрельные.

– Его что? Убили? – хрипло пробормотал Зура.

– Да. И, похоже, я знаю – кто.

– И кто?

– Ты, брат…

Он мчался по проспекту Руставели на своем Казбеке. Ветер свистел в ушах. Давид, набрав скорость, распрямил ноги, раскинул руки и ехал стоя, подобно всаднику из цирка. Их с классом водили на представление, и Дато так впечатлили джигиты, лихо скачущие по арене на своих жеребцах, что ему сразу захотелось стать таким же. Но коня у него не было, и Давид решил научиться проделывать трюки на своем велике. Пока ему удавалась только езда без рук и стойка. Но он намеревался научиться «гарцевать» на своем Казбеке, поднимая его на дыбы, и перепрыгивать через преграды точно так, как циркачи на скакунах.

Давид долетел до здания театра, дальше дорога шла немного под уклон, и он собирался проехать по инерции еще метров сто, а затем лихо развернуться. Но тут из-за колонны, поддерживающей мощный козырек над крыльцом, вынырнула девочка. Дато едва не сшиб ее. Хорошо вовремя заметил и затормозил. Благо, это у него отлично получалось. Он умудрялся резко останавливаться и не падать с велика.

– Смотри, куда прешь! – закричал на девочку Дато. Он очень испугался за нее.

Та часто-часто заморгала. Глаза у нее были небесно-голубые. А ресницы и брови черные, в отличие от рыжеватых волос.

– Чего вылупилась? Ворон, говорю, не считай. На дорогу гляди!

Девочка, на первый взгляд, ровесница Дато, прикусила нижнюю губу. Рот у нее был слишком крупным для узкого личика. И ярким. Он контрастировал с молочно-белой кожей точно так же, как и брови с ресницами.

– Только не реви! – взмолился Дато, ненавидящий девчачьи слезы.

– Я не понимаю, – прошептала девочка по-русски.

– Ты не местная, что ли? – спросил он, перейдя на ее язык. Он знал его вполне прилично. Среди его друзей было два русских пацана. Да и в школе они начали этот язык изучать.

– Нет, мы в Тбилиси две недели назад переехали. Но по-грузински я пока не понимаю. И город знаю плохо. Заблудилась я…

– Где ты живешь?

– На Плеханова.

– Так это недалеко.

– Знаю. Но никак не могу дорогу домой найти. Я без спросу ушла…

– Без спросу? – удивился Дато. Девочка показалась ему настоящей паинькой, такие родителей во всем слушаются.

– Да, – с вызовом ответила она. – Я слышала, что при театре драматический кружок для детей есть. Хотела записаться. Родители обещали меня сводить, но им все некогда. Вот я и не выдержала, одна пошла. Вернее, побежала, пока никого дома нет. А теперь не помню, где он, дом. Стою тут уже десять минут и никак не вспомню, в какую сторону идти.

– Я покажу тебе. – Девочка просияла, рот растянулся до ушей. Настоящая обезьянка. Но Давиду все в ней нравилось, включая улыбку. – Ты записалась в кружок? – спросил он.

– Мне сказали, что грузинский язык знать надо. А меня в русскую школу отдали. И я ничего не знаю по-вашему. Только «хо» и «ара». «Да» и «нет». А мне языком владеть надо, потому что я артисткой стать хочу. А ты кем?

– Наездником. В цирке выступать.

– Здорово! – восхитилась она. – Тебя как зовут?

– Давид. Дато. А тебя?

– Мария. Маша.

– Маш, ты номер дома своего помнишь?

– Да. Сорок.

– Тогда садись на раму, поехали. Домчимся за пять минут.

– Нет, давай не так быстро… Я боюсь!

– Ладно, я потихоньку поеду.

– Может, лучше пешком пойдем?

Давид не стал спорить. Пешком так пешком. Тем более его верный скакун мог в любой момент захромать. Иначе говоря, колесо часто спускало, и не факт, что не сдуется стремительно, едва Маша усядется на раму.