Во время последующих допросов я высказал мысль, что нет разницы в том, какому военнопленному я облегчил судьбу: английскому или советскому солдату. В любом случае это вопрос человечности, а не идеологии. Мое высказывание привело к тому, что на следующем допросе мистер Ха появился вместе со своим коллегой капитаном Весселем. Он был коммунистом, голландцем по происхождению. Так как я высказался за человечность по отношению к советским военнопленным, то его ненависть к немцам меня миновала. Вессель стал чаще появляться на допросах и вел со мной продолжительные дискуссии. Ему удалось раскрыть мне глаза на многие вещи, проблемы и обстоятельства, которых я раньше не знал. Тем самым он помог мне еще больше укрепить уже свершившийся внутри меня разрыв с нацистским прошлым и приобрести новые взгляды на общественные процессы. Это явилось предпосылкой для будущего развития моего хода мыслей: безоговорочно порвать с собственным прошлым.
Еще одной причиной хороших отношений между мной и моими следователями было, возможно, то, что во время допросов я не вел себя как побежденный и не спешил выказывать, в отличие от многих других, верноподданнические чувства. По-видимому, это им импонировало. Да и зачем мне было вести себя таким образом? Мне не в чем было себя упрекнуть. Это подтвердилось, когда были получены касающиеся меня справочные документы.
Наконец, была еще одна, возможно, решающая причина наших отношений: я прямо и искренне отвечал на все вопросы моих следователей о причинах последних событий и о тех явлениях в общественной жизни Германии, которые их интересовали или которых они не понимали.
Поскольку я откровенно отвечал на вопросы, то не скупился при этом на критические замечания. Например, на вопрос, как нацисты смогли привлечь на свою сторону целый народ и как вообще можно объяснить немецкую историю за последние 20 лет, я ответил, что здесь в большой степени виноваты сами англичане. Аргументируя свою мысль, я сказал, что те, кто подвергал наш народ такому нажиму, какой нес в себе Версальский договор, не должен удивляться, если этот народ прибегнул к ответной реакции. По-видимому, это их убедило, во всяком случае, они ничего не возразили.
В конце допросов мистер Ха заявил мне: «Такие люди, как вы, нужны нам в новой немецкой полиции. Вы получите от меня письмо. После освобождения явитесь с ним к местному офицеру безопасности при военной администрации». В письме было написано, что я годен для службы в новой немецкой полиции.
Мои соображения насчет причин такого предупредительного обращения английских офицеров со мной субъективно, может быть, и правильны, но вскоре мне стало ясно, что дело здесь не столько в моей личности, сколько совсем в другом. В то время я неоднократно слышал от своих товарищей, что многим военнослужащим вермахта, сдавшимся англичанам, удалось избежать всей тяжести лагерной жизни и практически остаться на свободе в их прежних частях под командованием тех же офицеров, которые руководили ими и во время военных действий.
В лагере циркулировали упорные слухи, что немецкие солдаты скоро снова должны будут сражаться — на этот раз на стороне англичан и американцев против русских. Эти слухи подкреплялись соответствующими высказываниями представителей английского лагерного начальства и недвусмысленными устремлениями последнего разжигать у немецких военнопленных антисоветские настроения.
Из слов одного английского офицера я понял, что англичане (очевидно, в тесном сотрудничестве с американцами) готовили преступный удар против своих русских союзников и в этих целях хотели использовать сохранившиеся части немецкого вермахта. Это означало, что немецкие солдаты, оставшиеся в живых после самой тяжелой войны всех времен и мечтающие о возвращении к мирной жизни, предназначались для использования в качестве главной ударной силы на новом антисоветском фронте и должны были проливать кровь за чуждые им интересы властителей Великобритании и США.
Для меня тайная враждебность западных держав по отношению к Советскому Союзу не была, конечно, новостью. Во время моей работы в VI управлении РСХА я узнал из первых рук о проходящих в Швейцарии секретных переговорах нацистских фюреров с резидентурой Аллена Даллеса с целью подготовки односторонней капитуляции Германии перед западными державами, чтобы дать Гитлеру возможность сосредоточить все силы на Восточном фронте и задержать продвижение русских в центральные части страны. Частичная капитуляция не состоялась. Да и как могли осуществить ее правительства Великобритании и США, учитывая сопротивление своих народов, которым они пообещали полностью разгромить гитлеровскую Германию? Но вот перестал существовать «третий рейх», карты перетасовывались заново, а цель оставалась прежней: борьба против русских. Западные союзники хотели лишить Советский Союз, своего партнера по коалиции, плодов победы и захватить господствующие позиции в послевоенной Европе. Таков был взятый ими курс, и с этой точки зрения следовало рассматривать данную мне великодушно рекомендацию на службу в новую немецкую полицию. Моя первоначальная радость все больше и больше вытеснялась разочарованием. Разумеется, во время моего пребывания в лагере для военнопленных я еще не мог знать, какого размера достигла подготовка западных держав, особенно Англии, к созданию фронта против Советского Союза. Некоторые связанные с этим обстоятельства стали мне известны только после освобождения из лагеря, из бесед с лицами, имевшими связи с английской военной администрацией в Кёльне. Полная картина происходившего открылась намного позднее, когда были опубликованы мемуары политических и военных деятелей, а также архивы с секретными документами, относящимися к этому периоду.
Сегодня хорошо известно, что главным вдохновителем антисоветских устремлений западных держав на конечном этапе второй мировой войны выступал премьер-министр Великобритании Черчилль, который, будучи закоренелым антикоммунистом, объявил Советский Союз еще более опасным врагом, чем уже разбитая нацистская Германия. Поэтому английский премьер-министр искал союза с нацистами для образования единого антисоветского фронта. Эту позицию Черчилль пытался навязать и своим американским союзникам, которые в то время не могли, однако, решиться на прямую военную конфронтацию с Советским Союзом. Сейчас документально доказано, что Черчилль весной 1945 г., когда русские готовились к штурму Берлина, приказал фельдмаршалам Монтгомери и Александеру собирать в специальных лагерях трофейное немецкое оружие, чтобы в любой момент можно было раздать его пленным немецким солдатам и направить их против войск, наступающих с востока. Одновременно английским командующим было приказано не расформировывать капитулировавшие немецкие военные соединения, а сохранять их в полной боевой готовности на случай возможного применения против русских.
Хотя общий ход событий весной 1945 г. не давал повода для вооруженного столкновения между армиями западных союзников и Советской Армией, Черчилль связывал все свои планы и расчеты после капитуляции Германии с неизбежным, по его мнению, военным конфликтом между западными державами и Советским Союзом в ближайшее время. Исходя из этого, 24 мая 1945 г. он дал указание начальнику английского генерального штаба сэру Аллену Бруку разработать секретный план военных операций против Советского Союза, который предусматривал бы широкое применение соединений бывшего немецкого вермахта на стороне Запада. В этих же целях англичане, вопреки всем взятым на себя союзническим обязательствам, нелегально содержали в течение длительного времени после окончания войны в своей оккупационной зоне Германии, а также на территориях Дании, Норвегии и Нидерландов огромные контингенты немецких войск, общая численность которых первоначально доходила до 3 млн человек. Командование этими войсками осуществляли, как и раньше, гитлеровские генералы (в Норвегии — генерал Бём, в Дании — генерал-полковник Линдеман, на немецком берегу Балтийского моря — генерал Блюментрит, западнее Везера, включая территорию Нидерландов, — генерал-полковник Бласковиц).
