– Эта песня никогда не будет старой. Это хит всех времен и народов! Вечный шлягер.

– Где компьютеры?

– Понятия не имею. Честно говоря, я даже не знал, что их спрячут на лодке. Ты молоток, лихо вычислил. С твоими способностями не в ментуре киснуть надо.

– Я не кисну.

– Вот я и говорю. Беги отсюда, пока молодой.

– Подожду бежать. Ты кариес не заговаривай. В курсе ведь…

– В курсе, в курсе, – с милой улыбкой перебил экс-фанат Херувимов. – Компьютеры увел Груздь Александр Алексеевич. Сам у себя.

«Лексеич, – мелькнуло в голове у Андрея. – Совпадение? Кто его знает?»

– Моя роль – пустячок: проследить, чтобы все в ажуре было по милицейской линии. Я перед тобой кривляться не собираюсь, не привык. Виноватым себя тоже не считаю и угрызениями не страдаю. Юрок ко мне обратился по старой памяти, по морской. Так и так, помочь надо кандидату, хороший он мужик, порядок наведет, ментуру из беспросвета вытащит. Поможем.

– За так?

– Ой, только не пой про мораль.

– Какой смысл самому у себя воровать товар? Что-то ты не то грузишь.

– Смысл? – простодушно переспросил Херувимов. – Прямой смысл, старина. Груз застрахован в одной частной компании на миллион долларов…

Андрей сглотнул слюну. Да, Воронов, да. Не вписался ты в тематику. Куда ты суешься со своей дедукцией, со своими замерзшими стеклами, математическими расчетами, психологией преступника? Ничего, кроме снисходительной улыбки, ты не вызываешь. Резвись, юноша, резвись, играй в благородных сыщиков. Покуда. Правильно Херувимов меркует – вечный это шлягер. Золотой!

– Не маловато ли лимона для кандидата?

– Ну, я думаю, что заветных мест много… Поднакопит.

– До выборов неделя. Они не успеют получить страховку.

– Полноте! А для чего существуют банковские кредиты, общественные фонды? Есть где взять в долг. На время. А потом отдать…

– Или не отдать. У власти не отнимешь.

– Не знаю, это их проблемы.

– А если бы я перехватил компьютеры?

– Тебе бы сказали «спасибо». Груздь остался бы при своих. Но разве это последняя сделка Груздя? Не вышло сегодня, выйдет завтра. Зачем задавать глупые вопросы, Андрюша?

Андрей поднялся со стула. Он понял, что оставаться здесь не имеет никакого смысла.

– Не боишься, Херувим?

– Ко-го?! Иди, застучи! Только телефончик-то в Юркином аппарате твой завис, а не мой. А слова? Так они ж и есть – слова! Мало ли что я по пьяни тут наговорил? Дурачок я по жизни, контуженный. Кессонная болезнь.

Херувим еще раз приветливо сверкнул белоснежными, совершенно здоровыми зубами.

– Гони, Андрюха, тучу-печаль! Политика во всем виновата, политика проклятая…

– Ты, Херувим, политику с блядством не путай.

Андрей шарнул дверью. Единственное, наверное, чем он мог себя успокоить.

Длинный, длинный коридор. С белыми, как голливудские зубы, стенами. Не имеющий поворотов и темных мест. Без изъянов. Идти бы да идти. Шагать без устали. В даль. В светлую.

Ну, Воронов, ты дал…

Спятил. Не иначе…

«Здравствуй, милая моя, жестяная плевательница. Вот и снова мы рядом, лицом к лицу. Надо же, я и не знал, что ты так элегантна. Какие совершенные формы, какой возбуждающий шарм, изводящий слюной и выворачивающий душу. Позволь же скорее от всего сердца после стольких дней разлуки плюнуть в твою серебристую увлажненно-пурпурную плоть, доставив тебе хоть секундное наслаждение, ибо предназначение твое на этом свете – собирать чужие плевки и зубы. Как, тебе не нравится?! Это невозможно! Тебе должно нравиться! Каждый обязан с благодарностью нести свой крест. И радоваться. Верно? Радуйся. Тьфу!!!»

– Который час?

– Без десяти.

Палыч кивнул на стеклянную витрину аптеки:

– Успею. Сбегаю, позвоню. Там телефон есть.

– Депонент?

– Да, Витька Шапошников, говорят, получил.

Андрей недовольно покосился на участкового:

– Ошалел? Вдруг раньше приедут? Десять минут роли не сыграют.

– Бухгалтерия до пяти.

– Касса тоже. Все равно не успеешь.

– Эх…

Палыч опустился на рейчатую уличную скамейку.

Андрей поправил надетый под куртку бронежилет. Неудобная штуковина, правда, с другой стороны, тепло.

Палыча с головой выдавали лампасы, и он по-сиротски поджал ноги. Отсвечивать здесь в форме – все равно что сидеть голым в театре. Палыч, в последний момент привлеченный к операции, выпросил куртку у дежурного и надел ее поверх милицейского кителя. Лишних гражданских брюк ни у кого не нашлось, пришлось остаться с лампасами. Но, даст Бог, не заметят.

– Какого пса нас сюда дернули, а? Ты помнишь хоть один случай, чтобы ларечники обращались в ментуру с заявами о рэкете? Отродясь такого не бывало. Им в сотню раз спокойней сунуть из ларька в окошко долю, чем потом получить в это окошко гранату. Неужели накатал заяву?

– Да, – утвердительно кивнул Андрей. – Я сам видел. Якобы подкатили трое бритоголовых, на пальцах предложили дружбу и защиту от врагов. Хозяин прибежал в отдел. Материал штампанули.

– А кому он раньше платил?

– Понятия не имею. Может, никому.

– Так не бывает. Каждый по способностям – от каждого по понятиям. Если не платить, наступит хаос.

– Чего ты меня-то пытаешь? Вон хозяин в ларьке, пойди и спроси, кому он платил. Платил, платил, а потом передумал. В конце концов, есть государство, обязанное его охранять. Он налоги отдает за это. Вот и охраняй.

– Его налоги кладутся на наш депонент, который я не могу получить второй год. Имей в виду, если сейчас стрельба начнется, я падаю на землю и прикидываюсь клумбой. У тебя хоть. броник есть…

– Можем поменяться, – вяло ответил Андрей и еще раз взглянул на часы. До «стрелки» оставалось десять минут.

Ларек, на который вчера накатили злобные бандиты, стоял в двадцати-тридцати метрах от автобусной остановки, где скрывались под личинами ожидающих пассажиров Андрей и Палыч. Торговая точка была стилизована под резную сказочную избушку с зеленой крышей-колокольчиком, увенчанной золотым петушком. Резные ставенки, перила возле прилавка, народный орнамент. Даже решетки на окошках – прям паутинки с паучком. «То береза, то рябина». Так и хочется спеть песню о Родине.

Новый губернатор начал наводить порядок в городе засучив рукава, по-хозяйски. Город должен иметь свое лицо. Прежде всего это относится к внешнему облику. Ларьки – основная проблема. Переделать! В срок до. К примеру, под старину. Это и патриотично, и культурно. А то не ларьки, а национальный позор.

Впрочем, как ларек ни назови, хоть Гостиным двором, а все равно он ларек. И водка внутри ларьковая, прокукарекать после нее можно что раньше, что теперь. Есть петушок, нет петушка…

В принципе Палыч рассуждал здраво. Ларечники по вопросам «крыши» в ментовку никогда не совались. Тем более если «крыша» уже имелась. В случае прихода чужаков свои, родные бандиты принимали меры. Вряд ли ларек-избушка был исключением, и по всем правилам-понятиям хозяин должен жаловаться пацанам, но никак не органам внутренних дел.

Андрей заметил Грицука. Ларек располагался на его территории, поэтому задержанием руководил Тоха. Грицук, как и было условлено, изображал разборчивого покупателя, внимательно изучавшего ассортимент. В нужный момент он подаст условный сигнал, и две группы захвата ринутся в бой. В первую группу входили Андрей и Палыч, а во вторую – сам Тоха и Ермаков. Специально натасканных ребят из «Альф», «Бет» и подобных бой-формирований вызванивать не стали. Много чести для ларька. Это ж не село Первомайское, сами разберемся.

Входа в ларек Андрей не видел, ориентировался на Грицука, увлеченного изучением специальных крылышек на рекламе гигиенических средств для критических дней. Рисковый парень, до «стрелки» уже две минуты.

– Кажись, катят, – прищуриваясь, доложил Палыч. – Вон, видишь троицу? Похожи.

Участковый не ошибся. Тоха замахал крылышками, как сигнальщик на мачте. У окошка хлопцы не задержались, значит, прошли в дверь. Лиц Андрей разглядеть не успел, о чем, впрочем, не жалел. Не бабы.