– Нам не о чем с вами разговаривать. Все, в чем я мог повиниться, подшито в судебном деле. Оставьте меня в покое.

Но ребята не могли оставить его в покое, и спустя несколько часов Леночку, с трудом оторванную от приемного отца, развлекала вся кремлевская караулка, а Лущенко напряженно сидел перед президентом. Тот держал руки на столе, а вся его поза выражала дружелюбие и готовность к плодотворному диалогу.

– Вы намерены вернуться к исполнению обязанностей мэра?

– Я законно осужденный уголовник, – покачал головой Игорь Петрович Лущенко. – Ваш суд признал меня преступником.

– Суд не мой, – возразил президент.

– Конечно, немой, – согласился Лущенко. – Суд немой, Фемида слепая, а прокурор глухой, а я… я… я – просто крайний.

– Напрасно ерничаете, – поджал губы президент. – Я понимаю вашу боль. Поверьте.

– Честно говоря, мне уже все равно.

Президент моргнул:

– Не могу согласиться с вами, Игорь Петрович. Жизнь – суровая штука, но равнодушие и отчаяние – хуже смерти. Не спешите. Значит, так было угодно Богу.

– Нет. Нет! Только не так, – замотал головой Лущенко и вдруг осекся и поднял глаза на президента. – А вам-то какое дело до меня… до нее… до нас?! Вам-то что…

Президент пошевелил лежащими на столе руками и всем своим видом выразил готовность разъяснить.

– Просто за время вашего отсутствия в стране кое-что изменилось. Законодатель решил перейти на иную систему выбора руководителей регионов.

Лущенко, пытаясь понять, что ему говорят, мотнул головой:

– Выбора? А разве остался хоть какой-то выбор?

– Да, остался. Законодательное собрание выбирает. То есть региональные депутаты голосуют за предложенную кандидатуру. Либо одобряют, либо нет. Вот вам и выбор.

Игорь Петрович хлопнул глазами и понимающе закивал:

– А-а-а… ну, да, конечно. И многие вас ослушались?

– Игорь Петрович, – начал раздражаться президент, – я ведь вас пригласил не для того, чтобы объяснять особенности народовластия и толковать Конституцию. Я вам задаю конкретный вопрос. Работать будем?

Лущенко пожал плечами:

– Я не могу ответить сразу. Я бы попросил дать мне время… посоветоваться, но есть проблема.

– Какая? Поясните, – выражая участие, придвинулся президент, – может быть, я сумею вам помочь. Решим вашу проблему. Нет нерешаемых проблем!

Лущенко поднял брови:

– Увы, к сожалению, есть. Есть нерешаемые проблемы, потому что ЕЕ нет! Алены нет! И никто не сможет решить ЭТОЙ проблемы. Извините. Я ухожу.

– Послушайте, Лущенко, – опешил президент, – вам рано менять вид деятельности. У вас есть еще другие задачи. Вы можете решить вопрос с обманутыми дольщиками. Вам это прекрасно удавалось раньше. К тому же за одного битого двух небитых дают!

– Не буду я решать их вопросы, – покачал головой бывший управленец мирового класса, а ныне самый обычный российский уголовник. – Мне их жаль, но я ухожу. Меня ждет Аленка. Прощайте, господин президент! – Он встал и молча вышел.

Тем же вечером президент вызвал начальника личной охраны и потребовал доложить, что с Лущенко.

«Весь день провел у митрополита Гермогена. Кроме Лущенко, там была его усыновленная девочка Аленка. Оба в настоящий момент находятся на подмосковной даче возле Звенигорода, – доложили ему. – В 21.37 Лущенко через службу бронирования Аэрофлота заказал два билета бизнес-класса на утренний рейс в Ниццу».

– Значит, в Ниццу… – проронил президент.

– Задержать? – поинтересовался начальник охраны. – В принципе, можно придраться к документам на девочку…

– Ни в коем случае! – покачал указательным пальцем президент. – И вот еще что, Виктор Сергеевич, проследите, чтобы они беспрепятственно выехали. Распорядитесь. И передайте девочке в самолете вот этот сверток. – Он протянул небольшой продолговатый предмет, обернутый в розовую бумагу и перевязанный атласной лентой. – Но только в самолете! Понятно?

– Так точно, – наклонил голову офицер, – все сделаю. Лично прослежу.

Артем передал Игорю Петровичу последние документы за час до его отправления в аэропорт.

– Проверьте.

Лущенко холодно кивнул, просмотрел бумаги и подписал платежные документы.

– Что-нибудь еще?

Артем лишь молча покачал головой и впервые позавидовал Толику Кротову.

Тому все было как с гуся вода, и даже проиграв крупнейший процесс в своей карьере, Кротов ничуть не расстроился и уже объявил о своем желании стать депутатом Госдумы и едва ли не лидером правящей партии.

«Мне бы так…» – подумал Артем и усмехнулся: кто, как не он сам, знал, что это невозможно.

Роберт Шандорович Сериканов уже решил уходить домой, когда на его рабочем столе зазвонил этот особый телефон.

– Слушаю вас, Станислав Георгиевич, – подняв трубку, сказал он, чувствуя, как холодеет сердце.

– Все еще на работе? – сухо поинтересовался Чирков.

Сериканов судорожно перебрал в уме варианты ответа. Беда была в том, что он не знал, что это – похвала за служебное рвение или порицание за то, что он не укладывается в дневное время.

– Да, все еще на работе… – нейтрально подтвердил Роберт.

– Вижу, вы вновь справились со сложной юридической задачей, – отметил Чирков.

На сердце у Роберта отлегло. Но Чирков еще не закончил.

– Предлагаю подумать о новой работе…

«Увольняет?!»

– Нет, вас никто не увольняет, – будто услышал вспышку его ужаса Чирков, – напротив. Предлагаю перейти в договорно-правовое управление Администрации.

– Да, конечно, – мгновенно принял предложение Роберт. Чирков хмыкнул:

– Даже не спросите о зарплате?

Сериканов опешил. «И что ответить?» Чирков дружелюбно рассмеялся.

– Я так понимаю, что этот вопрос не очень для вас актуальный. Что ж, это хорошо. У нас работают не за деньги и не за страх, а за совесть.

«Возьмет! – понял Сериканов. – Он действительно возьмет меня в Администрацию!»

– Жду вас в понедельник, – голос Чиркова посерьезнел, – в 8.00, на Старой площади.

Даже сев на свое место в самолете, Игорь Петрович не был уверен, что его выпустят из страны. Пять миллиардов долларов в руках то ли опального политика, то ли обозленного на всех зэка значили много. А уж если дать ему выбраться за пределы прямого действия правоохранительных органов РФ, пять миллиардов начинали весить в десятки и десятки раз больше.

– Какая у вас прекрасная девочка, – наклонилась над Лущенко стюардесса и вытащила из-за спины пакет. – А это ей…

Леночка широко улыбнулась и, не успел Игорь Петрович сообразить, как тут поступить правильно, вцепилась ручонками в пакет.

– От кого пакет? – поднял он глаза. Стюардесса лишь загадочно улыбнулась:

– Пусть откроет…

Артем проводил взглядом взмывший в небо самолет и увидел Алену – такой, какой она была тогда. Алена сидела в плетеном кресле, поджав под себя ноги. Футболка, брючки-бриджи, загорелые холеные руки, плечи, ноги. Открытое классическое лицо. И легкий теплый ветерок, залетевший на веранду, гладит ей лицо и волосы…

– Ну, здравствуй, Алена. Как ты там?

Алена улыбнулась, и эта улыбка была такой спокойной, словно и не было жизни, целиком состоявшей из соревнования за звание самой первой, самой лучшей и вообще – самой-самой.

– А как ты, Артем?

Он развел руками:

– Вот, восстанавливаю справедливость. На этот раз, кажется, получилось.

Алена снова улыбнулась, и была эта улыбка такой понимающей, такой всеведущей, что он лишь вздохнул. Разумеется, единственным местом, где можно было установить истинную справедливость, было человеческое сердце.

Артем оглядел мысленным взором всех, кого встретил в последнее время: Лущенко и его приемную дочь Леночку, прямую и жесткую директрису детдома и уклончивого Роберта Сериканова, хитрого Кротова и наивного Пол-Алена, судью Колтунова и прокурора Джунгарова. Они были невероятно разными людьми, а потому все понимали по-разному. И, пожалуй, единственным местом, где они могли найти соглашение между собой, было небо – место, где ни твои регалии, ни твое первенство не значат ровным счетом ничего. И едва он это понял, Алена улыбнулась и растаяла, будто как ее и не было, и только звезды продолжали мигать ему из вечности.