Мэг вытерла руки мятым полотенцем, которое выглядело так, словно висело там уже несколько недель, и подошла к двери, ведущей на черную лестницу. Она не слышала ни звука, но если дверь внизу была закрыта, звяканье фарфора и чайных ложек могло не проникать на лестницу.

Мэг начала спускаться, размышляя, что она скажет, если столкнется с кем-нибудь из Миллеров. Она еще ни разу не видела миссис Миллер, хотя вроде бы слышала ее голос.

Казалось странным, что обладательница этого звонкого голоса и смеха может быть замужем за Миллером.

На сей раз дверь внизу оказалась закрытой. Мэг положила пальцы на ручку и заколебалась. Пожалуй, лучше вернуться, дабы не ставить себя в идиотское положение. Но пальцы ее уже повернули ручку, и дверь приоткрылась на два-три дюйма. Коридор за ней был темным, но на расстоянии двух ярдов из открытой кухонной двери проникал свет.

В этот момент Мэг услышала ворчливый голос Миллера:

— Какой смысл ждать? Раз что-то должно быть сделано, то тянуть совсем ни к чему.

Если Миллер говорил это жене, потому что она запаздывала с чаем, то вроде бы Мэг следовало только радоваться. Но почему-то у нее по спине забегали мурашки, и она вспомнила сцену из «Макбета», где кто-то — кажется, сам Макбет — говорит: «Добро б удар, и делу бы конец, и с плеч долой. Минуты бы не медлил»[6].

В ответ раздался спокойный и властный женский голос, очевидно, принадлежавший миссис Миллер, хотя едва ли подходивший женщине, которая так скверно готовит:

— Кто заправляет этим шоу? Делай то, что тебе велят, а когда я буду готова, то дам тебе знать.

Фарфор звякнул о металл — очевидно, Миллер ставил посуду на поднос. Женщина засмеялась — этот звонкий смех Мэг слышала раньше.

— Фактически я уже готова. Это тебя устраивает?

Возможно, речь шла о чае, которого так ждала Мэг.

Тем не менее она не могла заставить себя сдвинуться с места.

— Как ты собираешься это сделать? — спросил Миллер изменившимся голосом.

— Добавлю вот это в чашку с трещиной, чтобы не перепутать с другими, — равнодушно отозвалась женщина. — Эта штука абсолютно бесцветная.

Мэг слышала, как колотится ее сердце. Что-то бесцветное добавят в чашку с трещиной, чтобы не ошибиться…

«Раз что-то должно быть сделано, то тянуть совсем ни к чему»… Это сказал Миллер. А женщина ответила: «Когда я буду готова, то дам тебе знать… Я уже готова».

Мэг все еще держала дверную ручку, а ее рука тянула дверь к себе, но вес ее собственного прислоненного к двери тела удерживал дверь в прежнем положении. Сквозь двухдюймовую щель Мэг видела свет, проникающий в коридор, и слышала голоса из кухни. Внезапно раздался еще один недовольный женский голос, он с простонародным лондонским акцентом произнес:

— Мне это не по нутру, и я не понимаю, зачем вы ее тут держите.

— Не понимаешь? — В голосе первой женщины слышались презрение и насмешка. — Ты слишком много говоришь, Милли. Шевелись — кажется, чайник закипает.

Сквозь гулкие удары сердца Мэг услышала голос Милли:

— Верно.

— Тогда я ухожу. Отнеси чай, и если она не спустилась, ударь в гонг.

Послышался легкий стук, как будто кто-то спрыгнул с кухонного стола. Мэг представила себе обладательницу властного насмешливого голоса, небрежно сидевшую на краю стола, отдавая распоряжение, а сейчас выходящую в коридор.

Инстинктивно она потянула дверь на себя, и щель исчезла.

По другую сторону панели слышались удаляющиеся шаги.

Мэг отпустила ручку, медленно поднялась по лестнице и направилась по коридору к своей комнате. Только бы не поддаваться панике, иначе она с криком помчится вперед.

Войдя в спальню, Мэг заперла дверь и села на край кровати. Ужас сдавил ей горло. Нужно было как-то с ним справиться, так как страх парализует способность мыслить, а она должна думать — и думать быстро.

Мэг подошла к умывальнику, набрала в раковину ледяную воду и окунула в нее лицо, потом еще и еще. Вытерев лицо полотенцем, она заставила себя подойти к зеркалу, припудрить щеки, подкрасить губы и привести в порядок волосы. Мэг редко пользовалась румянами, так как при благоприятных обстоятельствах у нее был хороший цвет лица, а при неблагоприятных румяна только ухудшали ее вид, но сейчас она их не пожалела, чтобы скрыть бледность.

Когда с макияжем было покончено, она почувствовала большую уверенность в себе. Этот грим на лице действительно успокаивал, ей казалось, что она на сцене. Но в какой жуткой пьесе ей предстоит играть!

Но что, в сущности, ее так напугало? В конце концов, что именно она слышала? Мэг попыталась вспомнить, но обнаружила, что думает больше о голосах, чем о словах. В кухне находились две женщины и мужчина. Мужчиной был Миллер, но которая из женщин была его женой? Она не могла поверить, что ею была обладательница властного и насмешливого голоса. Этот голос и смех были из другого мира, не из того, в котором вращались Миллеры. В этих интонациях чувствовалась уверенность в себе, привычка командовать. Должно быть, это Милли готовила пережаренный рисовый пудинг и маленькие жесткие котлеты. Если бы это делала та, другая женщина, то и результат был бы более удачный. Все, что бы она ни делала, было бы на высшем уровне — это было ясно по ее голосу. Но кто она такая?

Ответ пришел с ужасающей ясностью. Это была женщина, которая отдавала распоряжения Миллерам в доме дяди Генри и за его спиной.

Нет, не может быть. У нее просто расшатались нервы, и она ведет себя как последняя дура. Что такого страшного было сказано? Какие распоряжения были отданы? Нужно думать о словах, а не о голосах. Вспомнить их одно за другим…

Мэг стиснула голову ладонями и закрыла глаза. Что она услышала прежде всего? «Кто заправляет этим шоу? Делай то, что тебе велят, а когда я буду готова, то дам тебе знать»…

Женщина отдавала приказы, но кто она такая, чтобы приказывать Миллеру? А потом? «Фактически я уже готова»…

«Как ты собираешься это сделать?» — спросил Миллер. Сделать что? Это нужно выяснить в первую очередь… «Добавлю вот это в чашку с трещиной»… Что именно?.. Мэг представила себе руку, соответствующую голосу — холеную, с тонкими пальцами, на ладони которой лежит то, что хотят добавить в чашку. Миллер видел это, но Мэг — нет. Что-то бесцветное добавят в чашку с трещиной, а потом оно будет скрыто чаем с молоком…

Из холла внизу донесся гулкий звук гонга. Это был тот самый гонг, который созывал их к столу в Уэйз-Энде.

К чему он зовет сейчас? Мэг этого не знала, но чувствовала, что должна, узнать. Конечно, можно сослаться на головную боль или на другое недомогание и остаться здесь, за запертой дверью…

Нет, она не сможет оставаться здесь и не знать, в какой момент в коридоре или на лестнице послышатся легкие шаги, которые доносились из кухни. Чьи это были шаги — Миллера, его жены? Мэг и представить себе не могла, что ей захочется быть рядом с мисс Кэннок, но сейчас это время настало. Ей незачем пить из чашки с трещиной. Не станет же Миллер смотреть, как она пьет чай, — он удалится прочь.

А потом нужно будет убедить мисс Кэннок, что ей необходимо повидать дядю Генри — не завтра, послезавтра или в неопределенном будущем, а теперь, в течение следующего получаса. Если она сможет проникнуть к дяде Генри, то будет в безопасности…

вернуться

6

У. Шекспир. Макбет. д.1, сц.7. Пер. Б. Пастернака.