…Всадник оборачивается, и я понимаю, что у него мое лицо. Почти такое же, как сейчас, но глаза… В ярко-синих глазах отражались века прожитой жизни. Века, полные одиночества…

…Мужчина мягко улыбается, глядя мне в глаза, и протягивает руку, в которой тут же возникает бокал, наполненный… лунным светом? Да, именно им. Глядя на меня, он неспешно поднимает бокал, как бы салютуя, выпивает напиток и разжимает пальцы. Бокал тут же расплывается, обращаясь в вихрь снежинок и присоединяясь к танцу других. Это не страшно, это так красиво…

…Мужчина ласково улыбается, словно подбадривая меня, и разворачивает коня. Одна из лун, сверкнув особенно ярко, словно открывает перед ним серебряную дорогу, сотканную из собственного света. Мужчина направляет коня на нее и через секунду рассыпается ворохом искр, с невероятной скоростью устремившихся прочь по дороге. До меня доносится тихий смех…

Фу-у-у, приснится же такое!

Я подскочил от громкой трели звонка и поглядел на часы. Пять часов! Значит, это Настя.

Потряс головой, изгоняя тем самым остатки сна, убавил звук проигрывателя, на этот раз воспроизводившего что-то из классики, и пошел к двери. Если сестре не открыть дверь сразу, то она потом всех доведет своими придирками по поводу скорости. Она как бронепоезд — ее ничто не остановит! Слава богу, у нее есть жених. Через два месяца у нее свадьба — и она наконец съедет с квартиры и не станет больше доставать меня по утрам.

Настя — жаворонок, причем жаворонок по утрам гиперактивный, тогда как я ярко выраженная сова. Лучше всего мне думается после полуночи, а сестренка в десять уже зевает. И у нее хватает наглости будить меня в шесть утра! Помнится, из-за этого мы как-то раз даже подрались, и я вроде как отстоял свою точку зрения, но потом сестренка заручилась поддержкой родителей… Теперь по утрам меня ходит будить вся семья. Эх, нет в жизни справедливости. Или я уже это упоминал?..

— Иду! — крикнул я в прихожей. Распахнув дверь, я тут же отскочил в сторону. Вовремя — полный чемодан пролетел мимо. «Первый пошел», — мысленно хихикнул я.

Настя имеет вредную привычку по приезду зашвыривать свои чемоданы в квартиру. Именно зашвыривать — сейчас чемодан проехал несколько метров, прежде чем остановился и с жалобным скрипом упал, подмяв под себя мой тапок. Я еле успел отдернуть ногу, иначе вместо своей ступни получил бы блин. Так, понятно. Опять Настя в последний день командировки носилась по магазинам и, разумеется, накупила кучу вещей. Помнится, когда она уезжала, чемодан был полупустым. И тогда чемодан был один! А сейчас в квартиру один за другим залетели три перетянутых ремнями огромных баула фасона «мечта оккупанта». Ничего себе… Кажется, Настя в этот раз немного увлеклась.

Хех, не понимаю я женщин. Они не любят тяжелую атлетику, но тем не менее таскают такие пакеты, когда ходят по магазинам… Я как-то раз решил взвесить сумку сестренки после того, как она ураганом пронеслась по парфюмерному отделу перед очередной командировкой, оставив после себя только пустые полки и взмыленных продавцов. Специально взял с собой весы. Получилось семь с половиной кило… А ведь у нее еще и другие авоськи были!

— Мистик! — раздался возмущенный возглас сестры. — Почему ты его не поймал?

— Я не самоубийца, — пробормотал я себе под нос, рассматривая багажную гору. И откуда у нее только силы берутся? Вроде хрупкая девушка… На вид. Ну да, шесть лет занятий карате никуда не денешь. А все потому, что Настю в детстве постоянно дергали за косички, и она твердо решила не давать своим обидчикам спуску. Помнится, последнему, кто к ней приставал, она сломала руку и нос…

Я перевел взгляд на сестру. Хрупкая — на вид — невысокая блондинка с серыми глазами, доставшимися ей от отца, симпатичной мордашкой и ладной фигуркой. Вот если бы она не была старше меня на восемь лет и не была бы моей сестрой… Эх, сочувствую я ее жениху — под ангельской внешностью Насти скрывается настоящий дьявол. Вся в отца. Это я больше похож на мать, как внешностью, так и характером. И если Настасья обладала взрывным темпераментом, то, пообщавшись со мной или мамой, люди обычно качали головой и говорили: «В тихом омуте…»

— Ты меня пропустишь? — вздернула бровь сестренка. Я ехидно усмехнулся и поклонился, пародируя швейцара:

— Прошу, миледи.

— Да ну тебя, — отмахнулась Настя, заходя в квартиру. — Дай я тебя хоть обниму, полгода же тебя не видела!

Не успел я пискнуть, как оказался в стальных объятиях сестры. Вот ведь… Так и ребра недолго сломать. Я пару раз трепыхнулся и, поняв, что сопротивляться бесполезно, расслабился, навалившись на нее всем весом. Теперь, пока она не отпустит меня сама, дергаться бесполезно. Проверено.

В нос ударил странный запах: можжевельник, жасмин и полынь… В какой-то момент мне показалось, что Настя сменила духи, но нет — от нее по-прежнему пахло столь любимой ею и ненавидимой мной сладкой карамелью. Тогда откуда?..

Запах становился все сильнее, забивая ноздри и мешая дышать. Я отстранился от сестры и начал хватать ртом воздух. Не помогло. Кроме того, к запаху, ставшему уже нестерпимым, прибавился жуткий холод. Меня затрясло.

— Мистик! — ворвался в мое сознание встревоженный голос сестры. — Мистик, что с тобой? Братик, ты меня пугаешь. Мистик!

Что Мистик, что Мистик?.. Я сполз из ослабевшего захвата на пол, перед глазами возникла серая пелена. Голос сестры все отдалялся от меня, воздуха не хватало, холод пробирал до костей…

«Все. Допрыгался», — мелькнула в голове мысль, и я… Умер?

Линсахеете арр Мередан утер со лба пот и уставился на пентаграмму. Ну почему, почему хозяйке для опытов понадобился именно демон? Неужели нельзя было схватить первого попавшегося человека? Они ведь так быстро размножаются, человеком больше, человеком меньше, какая разница! А призыв демонов считается запретным уже много веков. И если его поймают, то не видать ему больше гаххи[1] как своих ушей! Да если бы это было возможным, он бы лично наловил капризной леди различных особей: и мужчин, и женщин, и детей, если понадобится… Но нет: подавай ей демона!

На секунду прикрыв глаза, маг позволил себе помечтать о бездонных небесно-голубых глазах своей леди и о густых черных кудрях… Затем встряхнулся: не время грезить, скоро полночь!

Мужчина нервно поежился и оглянулся. Заброшенный храм Мертвого солнца стоял в отдалении от города, так что живых можно было не опасаться. Но никто не отменял того, что Мертвое солнце само может покарать дерзкого, осмелившегося осквернить его храм, пусть даже заброшенный. Особенно ночью.

Культ Мертвого солнца был самым опасным и таинственным из всех существующих. Никто не знал, по какому принципу отбирались жрецы. Просто в один момент у избранного на тыльной стороне левой кисти возникала татуировка в виде цветка изо льда. Выбран мог быть любой — младенец, старик, принц крови или последний нищий. Самое главное, что выбору нельзя было противиться — отказавшийся просто умирал. Причем далеко не самой легкой смертью.

Жрецы культа всегда великолепно владели магией Льда. Верховные жрецы спокойно могли одолеть в открытом бою с десяток магистров Огня, не говоря уже о более слабых противниках. Другое дело, что им было это не нужно — жрецы и так осознавали свою силу и не нуждались в доказательствах могущества своего божества. Правда, в последнее время культ заметно ослаб, многие храмы были заброшены, жрецы гибли или бесследно исчезали.

Вначале этому радовались, но потом пришли в ужас. Мертвое солнце всегда было проводником магических сил, а также стояло на страже упокоенных. И теперь, когда по миру стало бродить все больше нежити, а маги начали утрачивать свои силы, никто не знал, что же делать.