– Значит, место было выбрано удачно, верно?

– Да. Потому что, когда вызвали пожарных, огонь уже сделал свое дело.

Инспектор Легенек раскачивал на пальце пакетик с черным камнем, и Александра провожала взглядом это монотонное покачивание.

– Что еще? – спросила она.

– На месте ног обнаружены два кусочка расплавленного золота, – возможно, это были кольца или цепочка. Значит, человек был достаточно богат, чтобы обладать золотыми украшениями. Наконец, на том, что осталось от переднего правого сиденья, найден уцелевший в огне черный камешек, кусочек базальта, – несомненно, все, что осталось от содержимого сумочки, лежавшей на сиденье справа от водителя. Больше ничего. Должны были сохраниться и ключи. Но, как ни странно, никаких следов ключей не обнаружено. Я поставил на этот камешек. Понимаете? Трое других пропавших с моего участка были мужчинами высокого роста. Поэтому я немедленно поехал к Пьеру Реливо. Я спросил у него, захватила ли его жена с собой ключи, как делают обычно. Представьте, не захватила. Реливо сказал, что София имела обыкновение прятать ключи в саду, как девчонка.

– Правда, – сказала Александра с мимолетной улыбкой. – Бабушка всегда страшно боялась потерять ключи. От нее мы все и переняли привычку прятать ключи, как белки. Никогда не носим их с собой.

– Вот как, – сказал Легенек, – тогда понятно. Я показал Реливо этот базальтовый камешек, ничего не говоря о находке в Мезон-Альфоре. Он тут же опознал его.

Александра протянула руку к пакетику.

– Тетя София подобрала его на пляже в Греции, на следующий день после своего первого большого успеха на сцене, – прошептала она. – Она никогда без него не выходила, чем, признаться, изрядно досаждала Пьеру. А нас это здорово забавляло, и вот теперь этот самый камешек… Однажды они поехали на Дордонь и вернулись, отъехав больше чем на сто километров от Парижа, потому что София забыла свой камешек. И правда, она носила его в сумочке или в кармане пальто. На сцене, какой бы на ней ни был костюм, она требовала, чтобы в нем сделали внутренний кармашек. Она никогда не пела без камешка.

Вандузлер вздохнул. До чего же греки могут быть занудными.

– Когда расследование будет закончено, – продолжала Александра тихо, – словом… если вы не обязаны его хранить, можно мне забрать его себе? Если только дядя Пьер, конечно…

Александра вернула пакетик инспектору Ле-генеку. Тот кивнул.

– Пока мы, разумеется, оставим его у себя. Однако Пьер Реливо не высказывал мне никаких просьб на этот счет.

– Каковы выводы полиции? – спросил Вандузлер.

Александре очень нравилось, когда говорил этот старый легавый, дядя или крестный типа во всем черном и с кольцами, если только она правильно поняла. Она не вполне доверяла бывшему комиссару, но его голос звучал ободряюще и умиротворяюще, даже когда он не говорил ничего особенного.

– Не перейти ли нам в соседнюю комнату? – предложил Марк. – Можно что-нибудь выпить.

Все молча последовали за ним, а Матиас натянул куртку. Ему пора было отправляться в «Бочку».

– Жюльет не закрыла ресторан? – спросил Марк.

– Нет, – сказал Матиас. – Но мне придется работать за двоих. Она еле держится на ногах. Легенек только что приносил ей на опознание камень, и она потребовала объяснений.

Легенек с сокрушенным видом развел коротенькими ручками.

– Люди требуют объяснений, – сказал он, – и это нормально, а потом падают в обморок, и это тоже нормально.

– До вечера, святой Матфей, – сказал Вандузлер, – позаботьтесь о Жюльет. Итак, Легенек, каковы первые выводы?

– Госпожа Симеонидис была найдена через четырнадцать дней после своего исчезновения. Не мне тебя учить, что в том состоянии, в каком обнаружено тело, полностью обугленное, о времени смерти судить невозможно: ее могли убить четырнадцать дней назад и потом засунуть в эту брошенную машину, а могли прикончить прошлой ночью. И в последнем случае возникает вопрос: что она делала все это время и почему? Она могла и сама прийти на эту улицу, кого-то там ждать и попасться в ловушку. При нынешнем состоянии переулка невозможно обнаружить какие-либо следы. Повсюду сажа и обломки. Откровенно говоря, расследование начинается крайне неудачно. Углы атаки слабы. Угол «как» перекрыт. Угол алиби, растянутый на две недели, не поддается контролю. Угол вещественных доказательств не существует. Остается угол «почему» со всем, что из этого следует. Наследники, враги, любовники, шантажисты, и вся вытекающая отсюда рутина.

Александра отодвинула свою пустую чашку и вышла из «трапезной». Ее сын рисовал на втором этаже, устроившись за письменным столиком Матиаса. Она спустилась вместе с ним и взяла куртку в своей комнате.

– Хочу выйти, – сказала она четверым мужчинам, сидящим за столом. – Когда вернусь, не знаю. Вы меня не ждите.

– С малышом? – сказал Марк.

– Да. Если вернусь поздно, Кирилл поспит в машине на заднем сиденье. Не беспокойтесь о нас, мне нужно развеяться.

– В машине? Откуда машина? – спросил Марк.

– Машина тети Софии. Красная. Пьер дал мне ключи и сказал, что я могу брать ее, когда захочу. У него есть своя.

– Вы ходили к Реливо? – возмутился Марк. – Совсем одна?

– А вам не кажется, что дядя удивился бы, если бы за два дня я даже не навестила его? Матиас может говорить что ему вздумается, но Пьер был очень мил. И мне не хотелось бы, чтобы ему докучала полиция. Ему и так тяжело придется.

Александра была на грани, это ясно. Марк задумался, не поторопился ли он, предложив ей кров. Почему бы не отослать ее к Реливо? Нет, сейчас совсем неподходящий момент. И Матиас снова встанет в дверях как скала. Он взглянул на молодую женщину, которая крепко держала за руку сына, а взгляд ее блуждал неизвестно где. Водопад разочарований, он чуть не забыл про водопад. Куда она ездила на машине? Она говорила, что никого не знает в Париже. Марк погладил кудри Кирилла. Невозможно удержаться, чтобы не потрепать этого мальчугана по голове. Однако его мать, при всей ее утонченной красоте, становилась несносной, когда бывала на взводе.

– Я хочу поужинать со святым Марком и святым Лукой, – заявил Кирилл. – Мне надоело сидеть в машине.

Марк посмотрел на Александру и заверил, что ему это нетрудно, он никуда не собирается сегодня вечером и может приглядеть за малышом.

– Хорошо, – сказала Александра.

Она поцеловала сына, сказала ему, что на самом деле их зовут Марк и Люсьен, и, обхватив себя руками, ушла, кивнув на прощание инспектору Легенеку. Марк посоветовал Кириллу пойти закончить свои рисунки до ужина.

– Если она едет в Мезон-Альфор, – сказал Легенек, – только зря потеряет время. Переулок перекрыт.

– Зачем ей туда? – спросил Марк, внезапно вспылив и забыв, что несколько минут назад он желал, чтобы Александра убралась жить в другое место. – Она поедет куда глаза глядят, только и всего!

Легенек вместо ответа развел своими широкими ладонями.

– Вы собираетесь установить за ней наблюдение? – спросил Вандузлер.

– Нет, не сегодня. Сегодня она ничего важного не предпримет.

Марк встал, быстро переводя взгляд с Легенека на Вандузлера.

– Наблюдение? Да вы шутите?

– Ее мать – одна из наследниц, и Александре это выгодно, – сказал Легенек.

– Ну и что? – вспылил Марк. – Надо думать, не ей одной! Боже мой, да посмотрите на себя! Глазом не моргнули! Твердость и подозрительность прежде всего! На девушке лица нет, она едет куда глаза глядят, а вы устанавливаете наблюдение! Люди с характером, люди, которых не проведешь, люди, которые не вчера родились! Грош вам цена! Знаете, что я думаю о людях, которых не проведешь?

– Знаем, – сказал Вандузлер. – Ты на них…

– Вот именно! Нет хуже придурков, чем те, кто не способен хотя бы время от времени родиться вчера! Свалиться с луны! Я вот думаю, не самый ли ты очерствевший из всех легавых, откуда бы они ни свалились!

– Позволь представить тебе святого Марка, моего племянника, – сказал Вандузлер Легенеку, улыбаясь. – Он переписывает Евангелие на пустом месте.