– Ну еще бы. Ей и без твоего ковра есть о чем подумать, не считая пустоты. И если хочешь знать, почему я предпочитаю, чтобы она оставалась неподалеку, то как раз потому, что мне не нравится направление мыслей инспектора Легенека и моего крестного. Эти двое вместе удят рыбку. На послезавтра Лекс снова вызвана на допрос. Тогда нам лучше, если что, держаться поблизости.

– Играешь в благородного рыцаря, точно, Марк? Хоть и без коня? А если Легенек не так уж и не прав? Тебе это не приходило в голову?

– Разумеется.

– И что?

– И меня это здорово беспокоит. Есть кое-что, в чем мне все-таки хотелось бы разобраться.

– И ты рассчитываешь, что у тебя получится?

Марк пожал плечами.

– Почему бы и нет? Я попросил ее зайти сюда, когда она устроится во флигеле. С коварной задней мыслью расспросить ее о том, что меня так тревожит. Что скажешь?

– Смело и не слишком любезно, но наступление может оказаться интересным. Могу я присутствовать?

– При одном условии: цветок в винтовке, и помалкивай.

– Если тебе так легче, – сказал Люсьен.

Александра бросила три куска сахара в свою кружку чая. Матиас, Люсьен и Марк слушали ее рассказ о том, как Жюльет сказала ей невзначай, что ищет жильца для своего флигеля, и вот теперь у Кирилла славная комната и все в доме красиво и светло, ей там легко дышится, полно книг на все случаи бессонницы и из окон видны цветы, а Кирилл любит цветы. Жюльет отвела Кирилла в «Бочку», чтобы готовить пирожные. Послезавтра, в понедельник, он пойдет в свою новую школу. А она пойдет в комиссариат. Александра нахмурила брови. Чего хочет от нее Легенек? Она уже все сказала.

Марк подумал, что настал подходящий момент, чтобы начать смелое и неприятное наступление, но эта идея уже не казалась ему такой удачной. Он пересел на стол, чтобы набраться твердости. Он никогда не чувствовал себя достаточно устойчиво, нормально сидя на стуле.

– Мне кажется, я знаю, чего он от тебя хочет, – начал он вяло. – Могу задать тебе те же вопросы, чтобы ты подготовилась.

Александра вскинула голову.

– Хочешь меня допросить? И ты тоже, все вы тоже только об этом и думаете. Сомнения? Подозрения? Наследство?

Александра вскочила. Марк удержал ее за руку. Это прикосновение вызвало у него легкий толчок в животе. Ладно. Он, конечно, солгал Люсьену, сказав, что ему не хочется на нее накинуться.

– Речь не о том, – сказал он. – Почему бы тебе снова не сесть и не допить чай? Я бы мог ненавязчиво расспросить о том, что Легенек будет из тебя вытряхивать. Почему не попробовать?

– Лжешь, – сказала Александра. – Но мне плевать, представь себе. Задавай свои вопросы, если тебе так легче. Мне нечего бояться ни тебя, ни вас, ни Легенека, никого, кроме себя самой. Давай, Марк. Выкладывай свои подозрения.

– Нарежу-ка я побольше хлеба, – предложил Матиас.

С напряженным лицом Александра откинулась на спинку и качнулась на стуле.

– Тем хуже, – сказал Марк. – С меня хватит.

– Доблестный воин, – пробормотал Люсьен.

– Нет, – возразила Александра. – Я жду твоих вопросов.

– Смелее, солдат, – шепнул Люсьен, проходя у Марка за спиной.

– Ладно, – сказал Марк глухо. – Ладно. Легенек тебя, конечно, спросит, почему ты приехала как раз вовремя, чтобы ускорить начало расследования, которое двумя днями позже привело к обнаружению тела твоей тети. Без твоего приезда дело оставалось бы в подвешенном состоянии, а тетя София по-прежнему считалась бы сбежавшей на греческий остров. А нет тела – нет факта смерти, нет смерти – нет и наследства.

– Ну и что? Я ведь уже говорила. Я приехала, потому что тетя София мне предложила. Мне нужно было уехать. Это ни для кого не секрет.

– Кроме вашей матери.

Все трое мужчин повернули головы к двери, где, как всегда бесшумно, возник спустившийся с чердака Вандузлер.

– Тебя никто не звал, – сказал Марк.

– Нет, – признал Вандузлер. – Теперь меня зовут не так уж часто. Но это, заметь, не мешает мне приходить.

– Уматывай, – сказал Марк. – То, чем я занимаюсь, и без того нелепо.

– Потому что ты занимаешься этим по-дурацки. Хочешь опередить Легенека? Распутать узлы прежде него, освободить бедняжку? Тогда хотя бы делай это как следует, прошу тебя. Вы позволите? – спросил он Александру, присаживаясь рядом.

– Не думаю, чтобы у меня был выбор, – заметила Александра. – В конечном счете, лучше уж отвечать настоящему легавому, пусть и продажному, как я слышала, чем трем поддельным, запутавшимся в своих сомнительных намерениях. За исключением намерения Матиаса нарезать хлеба, которое я нахожу удачным. Я вас слушаю.

– Легенек звонил вашей матери. Она знала о том, что вы собирались перебираться в Париж. Она знала причину. Назовем ее для краткости любовными невзгодами, хотя эти два слова определенно слишком коротки в сравнении с тем, что они скрывают.

– А вы, значит, понимаете толк в любовных невзгодах? – спросила Александра, по-прежнему хмуря брови.

– Пожалуй, – медленно сказал Вандузлер. – Потому что немало их причинил. И один раз довольно серьезные. Да, кое-что я об этом знаю.

Вандузлер провел руками по своим черным с проседью волосам. Возникло молчание. Марк редко слышал, чтобы он говорил так серьезно и просто. Вандузлер с невозмутимым видом бесшумно постукивал пальцами по деревянному столу. Александра смотрела на него.

– Проехали, – сказал он. – Да, я знаю в этом толк.

Александра опустила голову. Вандузлер поинтересовался, обязательно ли пить чай, или можно выпить чего-нибудь другого.

– Зарубите себе на носу, – продолжал он, наливая себе стаканчик, – что я вам верю, когда вы говорите, что сбежали. Я это сразу почувствовал. К тому же Легенек все проверил, а ваша мать подтвердила. Вы уже почти год одна с Кириллом и захотели перебраться в Париж. Однако ваша мать не знала о том, что здесь вы должны были остановиться у Софии. Вы говорили ей только о друзьях.

– Мама всегда чуточку завидовала сестре, – объяснила Александра. – Я не хотела, чтобы она подумала, будто я оставляю ее ради Софии, боялась ее обидеть. Мы, греки, вечно воображаем бог знает что, нам это по душе. По крайней мере, так говорила бабушка.

– Благородный мотив, – сказал Вандузлер. – Перейдем к тому, что может подумать Легенек… Александра Хауфман, преображенная отчаянием, жаждущая реванша…

– Реванша? – прошептала Александра. – Какого реванша?

– Не перебивайте меня, пожалуйста. Сила полицейского в длинном монологе, который подавляет своим весом, или в мимолетной реплике, разящей наповал, как кастет. Не следует лишать полицейского этих выстраданных радостей, а не то он выходит из себя. Послезавтра вы не должны перебивать Легенека. Итак, вы жаждете реванша, разочарованы, озлоблены, полны решимости обрести новые возможности, остались без средств, завидуете легкой жизни вашей тети, и вы задумали устранить ее и получить немалую долю ее состояния через вашу мать, видя в этом также средство отомстить за мать, которая так и не преуспела, хотя когда-то давно и она пыталась петь.

– Потрясающе, – процедила Александра сквозь зубы. – Я не говорила, что любила тетю Софию?

– Ребяческая и неумелая защита, дорогая моя. Ни один инспектор не придаст значения подобному лепету, если у него есть мотив и возможность. К тому же вы не виделись с тетей десять лет. Не слишком ли долгий срок для любящей племянницы? Дальше. В Лионе у вас есть машина. Почему же вы едете на поезде? Зачем накануне отъезда вы оставили машину в гараже для продажи, подчеркнув, что она слишком старая, чтобы выдержать путь до Парижа?

– Откуда вы знаете? – растерянно спросила Александра.

– Ваша мать сказала мне, что машину вы продали. Я обзвонил все гаражи вблизи вашего дома, пока не нашел тот, что нужно.

– Но что тут плохого? – внезапно возмутился Марк. – Зачем ты придираешься? Оставь ее, наконец, в покое!

– И что тогда, Марк? – сказал Вандузлер, поднимая на него глаза. – Ты хотел подготовить ее к допросу? Я этим и занимаюсь. Ты вздумал поиграть в полицейского, а сам не можешь вынести даже начало допроса? Я-то действительно знаю, что ждет ее в понедельник. Так что заткнись и слушай. А ты, святой Матфей, скажи мне, почему ты нарезаешь столько хлеба, будто мы ждем в гости двадцать человек?