— Яздуша, здеся шо-то такоя странноя деется, — удивленно сказала бабка и потрясла перед собой шваброй. — Вам хто-то калитку шваброю подпер снаружи. И хто ж тока додумався до такой жа пакости? Узнава бы — уси руки отбива бы.

— Теть Шур, одну минуту, — колдунья приставила палец к губам. — Я сейчас по телефону договорю…

Вовремя сообразив, что на том конце провода она ждет не кого иного, а бабку Шуру, тетя Ядя положила трубку.

— А ище тама лежить газный баввон, — продолжила изумляться бабка, — от нёво трубка отходить и идёть… идёть… куда жа она идёть? — Бабка Шура проследила за направлением трубки и, увидев, что она продета в просверленную внизу «калитки» дырочку, в очередной раз изумилась: — Идёть она у вашу ж хату! Ой! Так мы уси подзорваться можем!

Тетя Ядя пулей вылетела из квартиры, окинула взглядом лежащий на полу большой красный «газный баввон», закрутила кран, и трубка шипеть перестала.

— Ну и вонища ж у вас, тры дня проветривать у помещеньи надо, — поморщилась бабка. — И хто ж это тока додумався до такой шутки? Узнава бы — уси руки отбива бы. Шо самоя интересноя, я почти жа знаю.

Все удивленно уставились на бабку.

— Да-да, я почти жа знаю, — повторила она, с удовлетворением купаясь в лучах всеобщего внимания. — Сижу я себи такая севоднячко у хате, серьял гляжу, голову репяховым масвом натираю, шоб волосы ни лизли клоками, и слышу, шо на лесьнешной площадке хто-то шо-то сверлить. Я была важным делом занята, а то бы, есессна, у «глазок»-то глянула бы, хто там копаиться. Видать, это дырку вам у двери сверлили. Но шо самоя интересноя, я усе-таки жа наполовину узнала, хто дырищу-то делал. Это я тока сейчас поняла, када дыру увидела.

— Хто это?! — в один голос выкрикнули все присутствующие.

Бабка выдержала эффектную паузу и только после этого проговорила:

— А баба какая-то. Волосы черные, собранные на затывке у хвост, худющая страшно, як после концлагеря, плоская какая-то, лица я не видела, но видела эту чертовщину.

— Какую чертовщину?

— Ну, на плечах. Мохнатая такая, пушистая, красивая-я-я-я, собака…

«Это Дрыгоножкина с моей мохнаткой», — как-то обреченно сделала вывод Люська.

— А у руках она несла дрель, — закончила описание бабка Шурка. — Это было за несколько минут до того, как вы дома собралися со школы и с работы. Вот знаете шо? Я бы на вашем месте сообщива бы куда надо.

— А куда надо? — отозвалась Люська, во все глаза разглядывая и во все уши слушая бабку — такой странной внешности она не видела никогда. Мало того, что она была необычна снаружи, так еще и разговаривала на непонятно каком языке, к тому же то выговаривая, то не выговаривая букву «л».

Бабка посмотрела на нее как на дурочку и тоном, каким обычно объясняют недоразвитому правила пользования ложкой, сказала:

— У милицию! У милицию! Кстати, Яздюша, ты видева нашово новово участковово? Какой парень, ах! Размер ноги — во! Плечи — во! Глаза — во! Брови — во! Рот — во! Зубы — як те брильянты. Всем хорош. Красавец! Я бы на твоем месте обратива бы на нёво унимание.

— Теть Шур, я вообще-то замужем, — заметила тетя Ядя.

Бабка махнула на нее рукой, дескать, я лучше знаю:

— Ой, а то я не вижу, што ты усе одна да одна. Игорек-то твой усе на рыбавках да на рыбавках пропадаить.

— У папы бизнес. — Ирка угрожающе скрестила руки на груди.

Бабка скорчила непередаваемо скептическую физиономию и махнула рукой и на Ирку:

— Уж знаю я такой бизнысь, уж не первый год на свити бивом живу. Мать твоя усе одна да одна, а он тама…

— Что — «он тама»? — подбоченилась Ирка. Ей не нравилось, что жизнь ее семьи становилась предметом обсуждения соседей.

— На пруду он тама, — произнесла бабка и многозначительно расширила глаза.

Все переглянулись.

Заметив непонимание на лицах окружающих, бабка разжевала свою мысль:

— Кто у пруду живеть, а?

— Рыбы, лягушки, раки, — принялась перечислять Ирка.

Бабка постучала себя по голове костяшками пальцев:

— Гвупая ты еще девка, гвупая. Не рыбы тама, а русавки. Русавки. А русавки — это красивые бабы. Понятно? Ладно, Ядюша, я позже приду, а то м?очи уж нет — моч?а совсем не держится где надо, зараза такая. А вы подумайте над моими свовами. Шура плохово не посоветуить.

С этим напутствием она довольно-таки резво перепрыгнула через «газный баввон» и шмыгнула в свою квартиру. Но через секунду выскочила и взяла швабру, которой была подперта дверь тети Яди.

— А швабру я себи возьму. Больно хороша.

Бабка Шурка наконец скрылась в своем жилище с нежданным-негаданным приобретением, то есть шваброй.

— А я еще с работы когда вернулась, смотрю, баллон газовый в углу стоит, — вспомнила тетя Ядя. — Значения как-то ему не придала, думаю, может, новые соседи купили или работы какие-то проводятся, мало ли… А когда мы все собрались, эта черная женщина вернулась и сделала свое страшное дело — положила баллон на пол, трубку продела в дырку в двери, дверь шваброй подперла и убежала. А она, однако, с умом — следы за собой замела. В смысле, опилки после дрели подмела.

— Я, наверно, пойду домой, — сказала Люська.

— Куда ты? — возмутились все. — Ты же только пришла!

— Ну не только, а два часа назад… Что-то у меня настроение пропало.

— Люська, я тебя не узнаю! — хором воскликнули девчонки и рассмеялись.

— Подумаешь, кто-то нам в квартиру напустил газу, хотел нас отравить, — пожала плечами Ирка. — Разве повод расстраиваться?

— Не повод, конечно, но мне надо о многом подумать. А вы окна закройте. Холодно уже.

Люська начала обуваться.

— Ну, раз так… — озадаченно и несколько разочарованно протянули девчонки.

Тетя Ядя подмигнула Люське, мол, мы с тобой еще поговорим.

Пожелав всем приятного вечера, Люська перепрыгнула через газовый баллон, как и бабка Шурка три минуты назад, и умчалась домой.

Но до дома не домчалась, потому что произошло одно очень важное событие. Какое именно? Ни за что не догадаетесь и ни за что не поверите. Я бы тоже ни за что не догадался и ни за что не поверил, если бы во время нашей недавней встречи Люська не поклялась мне, что именно так, как я расскажу ниже, все и случилось. Я еще сказал Люське: «Но разве люди поверят, что все так закончилось?», на что она ответила: «Пиши так, или я сейчас выключу твой диктофон и выкину его в окно. Поверь, управдомша найдет ему достойное применение. Понимаешь, — продолжала она, наливая мне тридцатую чашку чая за вечер, когда я пришел к ней за рассказом, — произошедшая со мной история настолько странна, что было бы странно, если бы она закончилась как-то по-другому». Немного поразмыслив, я понял, что Люська права, и поэтому дал ей слово не переиначивать события.

Начало сморкаться. Ой, то есть смеркаться. Выбежав из дома тети Яди, Люська помчалась к остановке, но до нее не дошла. Почему? Да потому что путь ей преградила… мадам Джулия собственной персоной. Она выскочила из-за толстого тополя и во всей красе предстала перед Люськой.

— Вы!! — заорала Люська, не веря своим глазам. — В моей мохнатке! Ах! Ну, я сейчас вам все патлы повыдираю!

Девчонка не знала, с чего начать: то ли с прореживания черных волос Дрыгоножкиной, то ли с прореживания зубов, то ли с чего-то другого.

— Остынь, милочка, — невозмутимо сказала мадам Джулия. Затем порылась в сумочке, достала из нее пачку сигарет и зажигалку. — Будешь?

— Нет, я не курю, — ответила удивленная Люська, от шока забыв, что курит и очень этим гордится. — И вам не советую, это вредно. Риск заболеть раком легких у курильщиков в двадцать раз больше, чем у некурящих.

— Мертвому организму уже ничего не вредно, — легкомысленно отмахнулась мадам Джулия. — Может, присядем? — И она указала на уютную лавочку, стоящую в тени кустов.

— А когда я буду вам патлы выдирать? — спросила Люська. — Может, сначала патлы, а потом присядем?

Мадам Джулия закурила, как-то оценивающе взглянула на Люську и склонилась к ней.