Люська была очень-очень зла. Если бы это было в ее силах, она бы влезла в телевизор и разобралась бы с мадам Джулией как следует, а именно: набросилась бы на нее, как лев на антилопу. Клочки бы по закоулочкам летели только так! От этой мадамки ничего не осталось бы!

Зазвонил Люськин телефон.

— Алло.

— Люська, срочно приезжай к нам домой! — услышала она очень серьезный голос тети Яди. — Мне нужно с тобой поговорить. Я смотрю передачу. Я все поняла.

— Уже еду! — пообещала Люська, выключила телевизор и отправилась к тете Яде. Ну, то есть к Ирке. Короче, к ним обеим.

На выходе из дома стало ясно, куда делся гроб с лестницы.

Во дворе Люська увидела стайку счастливой малышни, которая кричала, визжала и не могла себе найти места от счастья.

— Уже скоро, дети! Уже скоро! — услышала Люська голос управдомши, раздавшийся откуда-то.

А вот и она сама показалась с ведром песка в руках. Судя по тоненькой песочной змейке, что сочилась из дырявого ведра и вилась за ней от частного сектора, находящегося неподалеку, песок управдомша брала у богатого мужика, строящего себе особняк. Громадная куча песка лежала возле его забора и была видна с Люськиного балкона. Эту кучу и оприходовала управдомша.

«Зачем ей песок?» — размышляла Люська, наблюдая за управдомшей. Кроме Люськи за ней наблюдали многие — и дети, и взрослые, но никто не бросался помогать нести ведро.

— Теть Свет, давайте помогу, что ж вы одна такую тяжесть тащите! Так себе и желудок сорвать недолго!

С такими словами Люська кинулась на помощь к управдомше.

— Спасибо, золотко, — растрогалась Света, ощущая, что ведро, после того как за него ухватилась Люська, стало значительно легче. — Вот, решила я деткам песочницу организовать, а то во всех дворах песочницы есть, а в нашем нету.

— Ну, дом-то еще новый, — заметила Люська. — Это все со временем делается.

— Ну вот время и подошло.

Малышня расступилась, давая дорогу к песочнице, и Люська увидела, что именно управдомша переоборудовала под песочницу.

«Совсем, что ли, крыша поехала?» — глядя на гроб, который ей сегодня принесли утром, озадачилась Люська. «Песочница» была уже почти наполнена и стала причиной неимоверной радости десятка детей.

— Теть Свет, вы что, шутите? — изумилась Люська.

— Ты о чем?

— О гробе! Это же гроб! А вы его в песочницу превратили… — Люська просто слов не находила от возмущения.

— А что тут такого? — Управдомша деловито высыпала в гроб ведро песка. — Вижу, валяется на лестнице никому не нужный, сиротливый такой гроб, я и взяла его, — объяснила она, и привела свой коронный аргумент: — Не пропадать же добру, правильно?

— Не правильно! Это не по-божески как-то! Противно будет в этой «песочнице» лазить!

— А тебе никто и не предлагает в ней лазить, — невозмутимо сказала управдомша. — Это для детей. А ты уже взрослая.

Вот тут-то Люська и поняла, что закончилось ее детство. Закончилась та беззаботная пора, когда можно было целый день сидеть в песочнице, а потом приходить домой и мыть голову, полную песка. Закончилось то время, когда вечером мама выходила на балкон и кричала: «Люська, иди купаться!», закончилось то время, когда ее можно было назвать ребенком. Теперь она взрослая. Теперь возиться в песке, по меньшей мере, странно (конечно, если не возишься там вместе с каким-то ребенком под видом того, что помогаешь строить ему замки).

— Не пойму, откуда в тебе столько предрассудков. — В грустные мысли вплелся голос неутомимой управдомши, и она снова посоветовала: — Не будь бабкой старой!

А Люська пообещала:

— Хорошо, не буду.

— Вот и ладненько. Подумаешь, был гроб, а стал песочницей. Идем песок таскать.

— Теть Свет, вы хоть разрешения спросили у хозяина песка?

— Конечно, я же не воровка какая-нибудь! — не моргнув глазом, соврала управдомша. — Идем.

И Люська отправилась за песком. А когда несла уже третье ведро, на середине пути вспомнила, что вообще-то она шла к тете Яде.

— Все, я побежала! — опомнилась Люська и, оставив удивленную управдомшу с ведром песка, смоталась по своим важным делам.

Она чувствовала, что сегодня произойдет что-то необычное. Еще необычней, чем то, что произошло в эти дни. И оказалась права. Но об этом позже.

Дверь ей открыла тетя Ядя. Люська сразу поняла, что не ошиблась в своих чувствах. Такой серьезной Иркину матушку она еще никогда не видела.

— Проходи, — сказала тетя Ядя бесцветным голосом и отошла в сторону.

Люська шмыгнула в квартиру и хотела пройти в гостиную, но тетя Ядя ее остановила:

— Идем ко мне в комнату. Нам надо серьезно поговорить.

— Но девчонки и так все знают, — возразила Люська, приветливо кивая девчонкам, которые сидели в гостиной и пили чай с разными вкусностями.

— Люся… Иди в спальню.

Вот теперь Люська поняла, что действительно происходит что-то из ряда вон выходящее. «Люся» — так ее называли в исключительных случаях. Такое бывало очень редко. Все Люська да Люська, а тут — Люся… Есть над чем задуматься.

Она прошла в комнату тети Яди. Вообще-то это была не только комната тети Яди, но еще и комната ее мужа, то есть Иркиного отца, Игоря. Но дома он бывал очень редко, потому что вечно пропадал на разнообразных рыбалках и мероприятиях, связанных с рыбалкой. Летом он уезжал на дачу в деревню к пруду, зимой ездил туда же, но не к пруду, а на пруд — долбил во льду лунки и удил сонную рыбу. Там, возле пруда, вся его жизнь и проходила. Жена с дочкой посылали ему в деревню свои фотографии, и он так узнавал, как внешне меняются его родные. Если я не ошибаюсь, он даже не знал, что его жену теперь зовут не Ирина Тропинкина, а Яздундокта-Розамунда Третья, и что она работает уже не в цехе швеей-мотористкой, а ведьмой в своем собственном магическом салоне. А может, если даже и знал, то уже забыл об этом — ведь все его мысли были заняты рыбалкой. Но надо заметить, увлечение его было не бесполезным. Отнюдь не бесполезным! Тропинкин-старший выкупил у деревенских властей пруд, заселил его различной живностью и наладил свой собственный бизнес, который приносил очень неплохой доход. Совместил, так сказать, приятное с полезным. К его пруду на Крещение едут люди со всех близлежащих населенных пунктов, чтобы набрать в полночь воды из проруби и поучаствовать в веселых гуляниях. Летом, на Ивана Купалу, снова едут, веселятся там от души — через костер прыгают да венки на воду пускают. Ирка с мамой и подружками тоже приезжают иногда на каникулы, и только тогда он видит своих родных вживую. В шумный, пыльный город его и пряником не заманить. Короче говоря, город был ему до лампочки, и жена-ведьма переоборудовала одну из комнат в свой рабочий кабинет.

Итак, Люська прошла в спальню-кабинет и уселась у стола, на котором стоял чайник, лежали пирожные и… фотоальбомы.

«Не поняла», — подумала она.

Тетя Ядя плотно закрыла за собой дверь.

— Да ты кушай, кушай, угощайся.

Люська угостилась.

Тетя Ядя стояла, опершись о стену и скрестив руки на груди.

— Я видела передачу, — сказала она после продолжительного молчания.

— И что вы об этом думаете? — спросила Люська с набитым ртом.

— Много чего думаю. А ты?

— Тоже много. Теть Ядь, именно эта тетка вчера мне всего наговорила, пообещала с меня страшное проклятие снять и венец безбрачия, а сняла серьги золотые. Я не пойму, чего ей от меня надо! Почему она именно ко мне прицепилась, а не к кому-то другому? Я совершенно ничего не понимаю! Со-вер-шен-но! Ой, а может, она маньячка? Сейчас же маньяков как собак нерезаных! Везде одни маньяки! Изо всех щелей лезут.

— Нет, она не маньячка, — покачала головой тетя Ядя и налила себе чаю. — И выбрось из головы мысли о страшном проклятии и венце безбрачия! Неужели ты думаешь, что я не заметила бы, если бы они на тебе были?