— Разумеется, — немедленно подтвердил Турецкий, — а как же иначе, Борис Анатольевич? Я ни секунды не сомневался, что это — засада. Что ж они, дураки, рапортовать о своей горькой неудаче? Другое дело, если кому-то придет в голову проверить списочный состав… Но это уже совсем другое дело. Однако, с вашего позволения, не стану вам мешать.

И Александр Борисович вышел в приемную, где Анна Сергеевна охотно угостила его чаем с печеньем.

Вышедший от прокурора майор в голубом камуфляже кивнул Турецкому, приглашая на выход. Александр Борисович быстро сказал женщине:

— Передайте, пожалуйста, Борису Анатольевичу мою искреннюю, сердечную благодарность за оперативно принятое им решение. Я с дороги буду звонить Меркулову и все ему расскажу в подробностях. Попрошу тоже выразить благодарность от лица Генеральной прокуратуры. Давно не встречал такого взаимопонимания. Еще раз спасибо за гостеприимство и за вкусный чай.

Александр Борисович элегантно взял руку секретарши для того, чтобы попрощаться, но не пожал ее, а прикоснулся к пальцам губами, изобразив поцелуй. Анна Сергеевна, впрочем, достаточно еще не старая женщина, зарделась от неожиданности и чуть не сказала «спасибо», а Турецкий понял, что его благодарность будет немедленно передана прокурору. Пусть хоть это потешит его самолюбие. Незачем оставлять после себя недовольных…

На улице майор осмотрел борт джипа, многозначительно усмехнулся и спросил, какая скорость была на спидометре? Турецкий наморщил лоб: что-то за сто, это — точно. И майор подвел итог, что стреляли вполне грамотно.

— Вы нам, когда проезжать будем, покажите то место, а мы посмотрим, что там и как. Сердюк просил. Что-то ему, вроде, не верится. Не знаете?

— Думаю, причина в другом. Это — как лавина, майор, стоит камешку покатиться, и пошло-поехало, а ответ держать кому? И так ясно: прокурору. А с другой стороны, это нам с вами — работа, а иным — крошки со стола… Мне нужно будет присутствовать на задержании?

— Совершенно незачем. Этого Сидорова я лично знаю. И у меня тоже найдется к нему кое-что, поэтому не беспокойтесь, спите нормально.

— Вашими бы устами, как говорится, мед пить!

— И это успеем, — засмеялся майор. — А того, кстати, что мужика, который… Когда там? Позавчера, что ли, зарезал? Мы к себе заберем.

— Да ради Бога, кто бы возражал! — ухмыльнулся и Турецкий.

— Ну, раз договорились, езжайте вперед.

И майор пошел к серому автобусу «ПАЗ» с занавешенными окнами. На таком в провинциях и на базары ездят, и на кладбища отвозят, и на спецзадания, — ничего примечательного, кроме, пожалуй, плотных занавесок…

Александр Борисович прибыл на Первомайскую улицу, когда уже опустились сумерки. Его с нетерпением ждали.

— Ну, что так долго? — прямо сорвалась с места Вера.

Александр Борисович успел поймать саркастическую ухмылку Юрки и философскую — Филиппа.

— Все в полном порядке, не волнуйся. — Это он — Вере, но, посмотрев на мирно пьющего чай Захарикова, который при этом еще и хлюпал носом, ухмыльнулся и сам. — С ним вопрос решен. Сейчас ребятки упакуют Сидорова и заедут за этим, — он кивнул на Лешку. — Слышь, ты? Запомни, если хочешь, чтоб миновала тебя самая горькая чаша — они ж разные бывают: и очень горькие, и не очень — тебе придется ни на йоту не отступать теперь от своих показаний, что бы тебе ни обещали хорошие люди. И учти, твоя дальнейшая судьба в твоих собственных руках. А теперь говори, кто такой Сороковкин?

— Не знаю! — Лешка сделал большие глаза. — Вот, ей-богу!

— Где осуществляли продажу? У какого юриста? Ну, не тяни, у тебя времени уже нет!

— Так ведь там же, в Дорогобуже… Напротив дома Степана Ананьевича… Игорь Игоревич этого зовут…

— Все, — поставил точку Турецкий. — А теперь забудь… Юра, тебе ясно?

— Мне ясно, что ты — молодец, только мы уже об этом знаем. Сегодня поздно, а завтра с утра… С самим что-нибудь узнал?

— Я думаю, у них теперь отрезаны все пути отхода. Но у жены беглого полковника вы все-таки поинтересуйтесь, какие аргументы он ей выдвигал для объяснения своей срочной командировки. Это будет интересно. Лично я считаю, что он уже проехал Белоруссию… Следовательно, у вас будут все основания произвести обыск в его доме. От таких специалистов, как вы, ребятки, ни одна «крошка», по меткому выражению Веры, не укроется. От Сердюка можете требовать что угодно, я ему такой комплимент отпустил! Да, и вот еще. Там, на трассе, все так чисто убрали, даже гильз нет, только кустарник мятый. Четкая работка…

— Значит, «стук» был? — скорее утвердительно заметил Филипп.

— Несомненно. И от фамилии Сутягина, я заметил, прокурора передернуло. Я разговаривал с Костей, поставил его в известность, он и устроил форменный разнос Сердюку, а потом, вот совсем недавно, мне сказал, что дальше у нас — очевидно, рутина. Не прав, но дело, вероятно, в другом. Теперь уж действительно нам осталось подгрести «крошки со стола», а не раскапывать. Плохо, что нашего Севки на месте нет, а у Кости какая-то новая головная боль обнаружилась. Причем срочная. Чего-то он на нас опять вешает. Как я ни вертелся, расколоть не смог. Партизан. Короче, завтра с самого, как говорится, сранья, я — на автобусную станцию и — в Москву. Заканчивайте сами. Вот такой, расклад намечается.

— Почему автобус? — подала голос Вера. — Саша, мне ведь тоже надо в Москву. И если вы… то есть ты, согласишься, я бы попросила…

— Он согласится, — немедленно отозвался Филипп и отвернулся. Понятно почему.

Турецкий взглянул на его трясущуюся спину, потом на Гордеева и рассмеялся.

— Он уже согласился, Вера, — Александр Борисович похлопал себя по груди. — Только с условием, что машину поведу я. Такой пробитый в боях броневик должен вести обязательно мужчина. Я уж думал: очень «авторитетно» он выглядит. Я б так и не чинил!

— Правда? — засмеялась и она. — Веди, я только спасибо скажу!

— Ну, значит, договорились… А что, в этом доме поесть чего-нибудь дадут?

При этих словах Захариков быстро поднял голову, и Турецкий это заметил.

— А ты не заработал. — Но, подумав, закончил: — Разве что в последний раз…