– Да как же, «не сталось»? – Мать Нецки растерялась. – Дите упало, где стояло, а пани говорит: «Не сталось».

– Раз сказала, что не сталось,  – бабка Мина оглядела собравшихся недовольно. – значит, так и есть. Зря только спешили. Ну да ладно, раз мы тут собрались. Тут и присядем. Буду дальше рассказывать.

– А может… – начала было пани Зельда, хмурясь и поглядывая на подошедшего мужа. Но ее прервал Борута.

– Здается мне, пани Зельдо, что бабушка Мина права. Хотелось бы дослушать байку до конца.

– А ты, Боруто, по какому праву на моем дворе распоряжаешься? – Взгляд старейшины Комата стал недобрым. – Тебя, вроде, в совет старейшин пока не выбирали?

– По праву волхва, дядьку Комат.  – Отчеканил Борута. – А когда волхв видит опасность для рода или народа, ему никто не указ.

– Боруто?! – Пани Зельда кинулась к нему. – Какую-такую опасность ты видишь для моей Нецки?

Но Борута только покачал головой, взглядом показывая на бабку Мину. Та же, как ни в чем не бывало, устроилась поудобнее на крыльце и приготовилась рассказывать дальше.

– Так на чем я остановилась? – Спросила она, внимательно обводя взглядом народ.

– Так на ворожбе же! – Услужливо подсказал кто-то из женщин.

– А! Точно! На ворожбе. – Мина задумчиво пожевала сморщенную губу и велела. – Неттко, детко. Доставай свое рукоделие.

– Пойду я, пожалуй, мамо. – Нецка, держась за грудь, склонилась к матери. – Нездоровится мне что-то. Мне Ханчя потом байку перескажет.

– Иди, иди, детко. – Пани Зельда заботливо поддержала дочь под локоток.

– Нет уж, подожди, красавица!  – Сейчас бабка Мина не говорила, а приказывала.  – Нетто, шей!

Все еще не до конца осознавая, но уже начиная понимать, в чем дело, Нетта схватила подол любимой рубахи Скирмута и, подцепив иглой чужую нить, изо всех сил рванула шов.

– Ой! – Нецка схватилась за сердце, оседая на руки матери.

– Да что же это делается, люди добрые! Комат, а ты чего стоишь?! Хозяин ты или нет?! – Завопила пани Зельда, снова усаживая дочь на крылечко.  Ханчя, воды! Нецко, доченько…

Нетта, тем временем, закусила губу и с упорством отчаявшегося человека продолжала тыкать костяную иглу в чужие стежки.

– Ой! Ай!  – Нецка уже не сидела на крыльце, а каталась по земле, жалобно подвывая.

– Хватит, Неттко. – бабка Мина подняла руку в предупреждающем жесте.  – А то помрет еще.

– Да что же это тако-о-ое!? – Пани Зельда, сама белая, как полотно, тяжело опустилась на крыльцо, и закусила угол платка, сдерживая слезы.

– Посмотри-ка, Зельдко, твоей рукодельницы работа? – Наконец-то бабка Мина решила хоть что-то объяснить. Она вытащила из короба еще одну рубаху и ткнула женщине под нос.

– Да не туда смотри, вон, на штопку.

Пани Зельда молчала, зато пани Гривда и еще пара женщин не замедлили воспользоваться случаем.

– Так ее ж работа! – Воскликнула мать Зубровича, недобро глядя на жену старейшины Комата.  – Все знают, что этот стежок,  – она ткнула ногтем, показывая, который, – только они с дочками так кладут. Еще свекровь ее  – покойница – жаловалась, что сколько ни учила, так и не переучила.

– А чего там переучивать. – Огрызнулась пани Зельда, не сдержавшись. – Не хуже вашего получается.

– Не хуже? – Нетта недобро прищурилась и снова рванула нить.

– А-ай! – Нецка, которую сестра потихоньку попыталась увести в дом, снова упала на колени.

– Да что ж ты делаешь, волховское ты племя! – Пани Зельда рванулась было к Нетте, но была перехвачена по дороге другими женщинами.

– Вижу, не просто так нас сюда Мина позвала.  – Мать Пьестилы, до поры помалкивавшая и не принимавшая ничью сторону, решила высказаться. – Гривдо, а ну, смотри!

– А чего смотреть-то? Давно уже вижу. – Недовольно отозвалась пани Гривда. – Связаны ниточки, связаны. А скажи-ка, болезная, – Гривда недобро сощурилась, глядя на бледную Нецку, – чего ж тебя по женатым мужикам понесло? Или так свербело, что своего не дождалась?

– Тебя, Боруто, не спрашиваю, – Мать Пьестилы продолжала допытываться, – тебе они все – не чужие. А вот ты, старейшино Слине, чего скажешь?

Мужчина вышел наперед и начал приглядываться. В отличие от пани Гривды, он с выводами не спешил. Долго водил руками над Скирмутовой сорочкой. Для чего-то рассмотрел ее со всех сторон. Поворожил остальные три, что лежали в коробе. Потом присел над Нецкой, что так и лежала на земле, и зачем-то взял ее за руку. Что он там рассматривал, так и осталось тайной. Тишину нарушил только шлепок по руке, когда мужчина потянулся к вороту девичьей рубахи.

– Эй, Слин, ты того, смотри, да не забывайся! – Грозно пробасил старейшина Комат.

– Я и смотрю. – Слин, которому едва исполнилось сорок, был одним из самых молодых среди старейшин. Но если говорить о силах, то тягаться с ним мог не каждый. Не Комат, так это точно.  – Я, конечно, по бабским делам не силен, чтобы по стежкам читать. Но то, что эти стежки, – он кивнул на щедро украшеную горловиной вышивку, – и те – снова кивок, теперь в сторону Нетты с рубашкой, – один человек заговаривал – вижу.

Он встал, укоризненно посмотрев на бабку Мину. Потом вздохнул и скзаал.

– Вижу, бабушка, для чего ты нам тут этот балаган устроила. Только хватит всех мучать, смотри, пани Зельда уже сама скоро рядом с дочкой ляжет.

Потом он протянул руки к коробу, который Нетта так и держала на коленях и велел.

– Отдай. Сожгу в святилище. Если не веришь, Борута присмотрит.

Медленно, словно во сне, Нетта сложила последнюю рубашку в короб и отдала все молодому старейшине. Борута невольно кивнул, хотя его одобрения никто не спрашивал.

– И правда, хватит. – Сказал он устало. – Мирося. Нетто. Пошли домой. Солце уже садится.

– И правда,  – зашумели женщины, – коров доить пора. Детей спать загонять. А эти как же? – Спохватился кто-то.

– А Нецку завтра судить будем, на рассвете. – Вмешался еще один старейшин.  – Что за суд посреди ночи?

– А если сбежит? – Женщины, оказываются, умеют быть вьедливыми.

– Куда? – В один голос переспросили несколько мужчин.

Действительно, куда бежать панне ночью одной? Даже если Комат и отпустит дочь, стремясь уберечь от наказания, идти ей все равно некуда. На том и разошлись.

Мирослава немного растерянно цеплялась за Нетту. Увиденное сегодня все еще стояло перед глазами, пугая до дрожи. Сегодня Мирося, пожалуй, была полностью согласна с Храмом, запрещающим волхование для шляхты и посполитых. Это ж страшно подумать, что случится, если каждая дурная дзивка начнет себе привораживать кого-хочешь. Вон, того же Скирмута взять: в конце весны, когда ее приезжали сватать, был пристойный шляхтыч. А во что превратился?

За этими размышлениями Мирослава не заметила, как к ним подошел Борута.

– Ну, хорошие мои, пошли домой, что ли? Ужин скоро, а мы и не обедали.

– Ой, боги! – Ахнула Нетта, хватаясь за голову. – Я ж там дите с соседской девочкой оставила!

– Крисна – умница. – Успокоила Нетту подошедшая пани Гривда.  – Раз сказала, что присмотрит, значит, присмотрит. Но ты, молодица, и правда, того… Поменьше бы про всяких думала, побольше – о себе. А то останешься так… вот-тако-вот. И без мужа, и без дитяти,  и на чужом хозяйстве непонятно кому нужна.

Вечером семейство Сколоменда еще долго не могло угомониться. На этот раз, хорошенько отмывшись в бане, и стар, и млад долго сидели за общим столом, говоря обо всем, что накопилось у каждого на сердце за последнее время. Устали все, но выговориться было надо. Потому что, как оказалось, за любой такой недомолвкой слишком легко проглядеть настоящую беду.

Суд над колдовкой назначили на рассвете. Вообще, как рассказал Мирославе Борута, до настоящего суда в таких случаях доходило редко. Чаще всего обходились строгим внушением. В крайнем случае, за вмешательство в чужую семью бабы могли и ворота дегтем обмазать, а то и побить. Но то – дела бабские и мужчины предпочитали делать вид, что их это не касается.