Страх вдруг отхлынул, оставив пустоту и безразличие. Так уж бывает — бояться можно только до определенной черты, а дальше — будто отключает. Меня отключило.

— Какая уж тебе-то разница? — выдохнула я, вдруг набираясь смелости. — Добей меня и оставь в покое.

Он вновь усмехнулся.

— Успеется…

— Садист!

— Я? Нет — инквизитор!

Издевается. Он все еще надо мной издевается! И боль куда-то уходит, а остается лишь холодный, всепоглощающий гнев. Как же я тебя ненавижу!

— Это ты — враг Маши? — поняла я наконец-то. — И не меня сейчас ты терзаешь, ее, правда? Так насладись, сволочь! Моей подруги ты все равно не получишь!

— Думаешь? — невозмутимо спросил он. — Скорее не враг, девочка моя, всего лишь соперник.

— Если ты действительно инквизитор, то какого черта? — прошипела я. — Я ведь пострадавшая, а не подозреваемая! Почему вы меня мучаете? Что вам от меня надо?

— Мое дело — сохранить мир между смертными и бессмертными, — спокойно ответил инквизитор. — Любой ценой. А если ценой будет жизнь какой-то девчонки, то, представь себе, никто не возразит. Потому…

Он вновь взял меня за подбородок, заставив посмотреть себе в глаза.

— Я буду знать и помнить то, что помнишь ты… И если ты сама не знаешь, за что тебя так, то я просмотрю твои воспоминания, минута за минутой, и узнаю. Не волнуйся… узнаю и отомщу за тебя, моя девочка.

— Но…

— Жаль, конечно, ты красивая. А скоро погибнешь. Вы, смертные, редко выдерживаете подобное, сходите с ума, умираете, но какая мне-то разница? Твоя красота все равно мимолентная, как и красота любой смертной. Сегодня вы цветете, благоухаете, а завтра — превращаетесь в уродливых омерзительных старух. Ну зачем тебе стариться? Пусть тебя запомнят такой… красивой. А завтра ты переродишься и вернешься в лучшую семью, лучшее тело. Страдания перед смертью очищают. Ты больше не будешь одинока, обещаю. Будет лучше.

— Нет…

Глаза его стали ближе. Дыхание обожгло кожу, и капля пота сбежала по моей щеке подобно слезе. Или это и была слеза?

— Пожалуйста, не надо, — выдавила я.

— Что, девочка моя? Хочешь жить?

Я моргнула.

— В одиночестве? В боли? Ну зачем?

Уже и не страшно, даже хорошо. Спокойно. И в самом деле — зачем? Зачем жить, бороться? Ведь все в этом мире никому не нужная суета. Мелочь. Важны лишь его глаза, обещающие долгожданный покой. Мягкость его касаний, ласковые узоры кончиками его пальцев на моей шее. Важное его дыхание, шепот слетающий с таких красивых губ. И даже скрип двери, где-то далеко, почти нереальный, ничего испортить не может.

Однако испортил. Инквизитор вдруг выпустил мой подбородок и холодно посмотрел куда-то за мою спину. Я вспомнила, что умею дышать. И еще — умею удивляться: впервые на беспристрастном лице инквизитора появилось нечто вроде эмоции. Наверное, разочарования…

— Это ты, — сказал он.

Я уронила голову на грудь. Поднять ее я уже была не в состоянии. Боль, утихшая некоторое время назад, вновь захлестнула волной, и я уже не совсем понимала, ни где я нахожусь, ни зачем. Не хотела понимать. Думать не хотела. Только бы умереть скорее и больше не мучится.

— Это я, — ответил незнакомый женский голос. — Пришла к своей подопечной… вижу, что вы уже начали без меня. Так вот, закончить вам придется тут же и со мной.

— Что-то мне говорит, что твоя подопечная даже не подозревает о твоем существовании. — Голос инквизитора был похож на змеиное шипение. — Не так ли, Катя?

Я не могла ответить, даже если бы хотела: губы отказывались разлепляться, боль растекалась по телу липкой дрянью и я плыла… плыла уже на волнах беспамятства.

— Боже! — вскрикнул кто-то, присев возле меня на корточки. — Что вы с ней сделали-то? Катя, Катенькая… ну же!

Чья-то рука в тонкой, белоснежной перчатке легла мне на колени, и на мизинце я заметила странно знакомое колечко с голубоватым камнем. Авантюрин… камень дружбы. Или авантюристов. Тор…

— Отойди! — приказал инквизитор. — Забываешь, что подопечная должна доверять своей хранительнице. А Катерина тебя даже в глаза не видела!

— Ну так проверь! — резко ответила хранительница.

— И в самом деле — проверю, — издевающе ответил инквизитор. — А после ты уберешься.

Вновь его рука скользнула под мой подбородок. Вновь он заставил меня посмотреть себе в глаза. Вновь все поплыло. Чего он от меня хочет?

— Веришь ей?

— Кому? — не поняла я.

— Хранительнице…

Предательское "нет" почти сорвалось с губ, когда вдруг вспомнился Тор и наши ночные посиделки. Вспомнился его подарок, его слова:

— Я всех друзей окольцовываю. Всех тех, кому безгранично доверяю.

Я не знаю, верю ли я той "хранительнице", но я верю Тору! И потому отвечу:

— Да!

На лице инквизитора высветилось столь безграничное удивление, что я даже вздрогнула:

— Не врет, — прошептал он. — Не понимаю… она же тебя не знает?

— Плевать, что ты там не понимаешь, — резко ответила хранительница. — Она мне доверяет, она моя подопечная, так что убери лапы!

И через боль пробился вдруг маленький росток надежды. Кажется, я выбрала правильно. Точно выбрала правильно. Тор не может соврать!

— Думаешь, на этом все закончится? Ошибаешься, детка!

— Детками ты своих подчиненных называй, а я для тебя Марина Александровна. Я забираю свою подопечную, а счета за ее леченье пришлю позднее. Боюсь, такие игрушки будут стоить вам дорого. Ведь без вампирьей крови и понимающего психолога тут уже не обойдешься, не так ли? Вы вообще думаете, что делаете?

— Делай, что хочешь, — холодно ответил инквизитор. — Деньги меня никогда не волновали, ты же знаешь. Это игрушка смертных. Я отдам тебе Катерину… после окончания допроса.

— У нее уже были допросы. Оно и видно. Твои люди понимают разницу между пострадавшей и обвиняемой? Или им мозги прочистить? Ну так займись этим, ты же тут большой спец.

— Моего допроса, — уточнил инквизитор.

— После твоего допроса люди попадают либо в морг, либо в дурку. Потому пальцем ее не тронешь!

— А давай поспорим?

— А и спорить не буду! Ты отдашь мне Катю, подпишешь документы на лечение и избежишь скандала.

— Какого скандала, девочка? Я не знал, что у нашей Катеньки есть столь ярый хранитель. Мне нужно найти сдуревшего бессмертного. Ты это не понимаешь? Понимаешь, чем нам грозит ваша мягкотелость?

— Не ценой разума моей подопечной!

— А если она по-хорошему не хочет?

— Мне вызвать сюда Анри, ее вампира? Или Машу?

— Тех, от кого она удрала, — засмеялся инквизитор, — ну-ну! Может, и от тебя она сбежит? Смертные столь непредсказуемые… Зачем тебе отвечать за кого-то такого? Подумала о последствиях?

— А ответ на вопрос "зачем" — это и вовсе дело не твое!

— Не мое? Пятнадцать смертных, которым пришлось корректировать память. Двое поцарапанных зомби. Ты ведь знаешь, что с ними будет? И все из-за ее упрямства. Как долго ты собираешься ее защищать? Сколькими жертвами она еще устелет свою дорогу? Не лучше ли это закончить тут и сейчас?

— Сколько понадобится!

— А откуда такая жертвенность? Знаешь, что теперь за ее ошибки будешь платить ты?

Я вздрогнула.

— Великолепно знаю. И что?

— А то, что она смертная. Если она умрет, то после возродится в другом теле. А тебе такой роскоши не дано. Коль умрешь, так это уже навсегда.

— Перестаньте, — попросила я. — Голова болит.

— Сказала бы "нет" и тебе ничего бы не болело, — ответил инквизитор. — Забирай ее, черт с тобой! Но за последствия я не отвечаю!

Хлопнула дверь. Упали с рук наручники и, не удержавшись, я повалилась вперед. Наверняка упала бы, если бы меня не поддержали.

— Идти можешь?

— Постараюсь…

Я встала и тотчас покачнулась, вновь упав на руки хранительницы. Тело взорвалось болью.

— Черт… — услышала я раньше, чем потерять сознание.

Чего она ругается-то? И так же тошно…