Одна лишь мысль о том, что ему следует забыть Маргариту, приводила его в отчаянье. Искренняя и нежная детская привязанность приняла размеры всепоглощающей, обжигающей страсти, которая навсегда проросла в его сердце подобно лиане, так сильно обвивающей дерево, что кажется, будто они давно стали единым целым, единой сущностью, которой уготованы одна жизнь и одна смерть на двоих.
Объявшая его тоска уже не была легкой меланхолией, тревожащей помыслы подобно благоухающему цветку. Это были черные тучи глубокой, тяжелой ночи, облачной и мутной, без единого проблеска света и надежды.
Это была настоящая страсть с воспоминаниями о сладостном прошлом, со всем ее болезненным нетерпением, неуемным желанием и томным, мучительным ожиданием неизбежно грядущего будущего.
Его очень заботила и беспокоила судьба любимой. Ах, какой одинокой, разбитой и потерянной оставил он ее на лугу у дома, одну, пребывающую в горести от предвкушения их разлуки, чахнущей, словно нежный цветок под палящим солнцем! Воля его родителей, разлучивших их, лишила его даже возможности что-либо узнать о ней. Нет, не мог он не винить их в душе за эту несправедливость!
Стоило ему лишь закрыть глаза, как он видел Маргариту, бредущую вечером по лугу, со струящимися по плечам дивными волосами, которые треплет прохладный ветерок, или представлял ее сидящей у дома или под сенью деревьев — ее единственных друзей, с которыми можно разделить горечь настоящего или поведать сладкие воспоминания о прошлом.
Погруженный в тяжкие думы, он в отчаянии сжимал кулаки, и по щекам его катились слезы, тут же высыхающие на пылающем лице. Ослабев под гнетом печали, он не осмеливался, да и не хотел, бороться со страстью, овладевшей им полностью, понимая, что это тщетно. Однако его набожная сущность брала над ним верх, и он задумывался было о том, чтобы вымолить у Небес прощение, но боялся просить о нем. Ведь Небеса могли и даровать ему прощение и избавление от всепоглощающей страсти. Но ведь без своей любви он просто не сможет существовать!
Страдания Эугенио лишь усиливались со временем, что было удивительно для столь юного возраста, в котором переживания обычно не длятся долго, а исчезают, словно легкие облака с небосвода при первом же дуновении ветра.
Так прошел почти год, и наставники, видя, что его душевное состояние не улучшается, решили прибегнуть к более серьезным методам для искоренения страсти, грозящей увести его с пути истинного. Так начались его долгие личные беседы с ректором, но и они не приносили никаких результатов — Эугенио с присущей ему искренностью признавался в своей слабости и невозможности побороть охватившее его чувство.
— Нет, не могу! — твердил он. — Я понимаю, что все, что вы мне говорите, правильно и разумно, я бы хотел следовать вашим советам, но существует сила сильнее моей воли, сила, против которой все мои старания ничтожны. Я не могу…
Глава шестнадцатая
Устав от бесполезных усилий, святые отцы, посовещавшись, отправили письмо отцу Эугенио, где подробно рассказали о меланхолии и печали, не отпускающих его сына, и о тщетности своих стараний направить его на путь служения Богу. Они советовали сеньору Антунесу постараться как можно скорее выдать девушку замуж, чтобы оградить от ее влияния Эугенио, словно заблудшая овца сбившегося с верного пути служения Церкви, предначертанному ему свыше. Они видели в этом единственный способ повлиять на Эугенио, который после известия о замужестве Маргариты будет пытаться забыть ее и вспомнит о своем призвании. Как жалко было бы из-за какой-то девчонки потерять семинариста, способного однажды стать одним из лучших священников Бразилии.
Польщенный письмом наставников, возлагающих на его сына столь большие надежды, сеньор Антунес не колеблясь принял их совет и немедленно приступил к его исполнению. Он вспомнил о Лусиано, который явно был неравнодушен к Маргарите, и если не принимать во внимание его спесивость и крутой нрав, мог бы составить хорошую партию даже девушке из более состоятельной семьи, нежели семья Умбелины. Пригласив мать с дочкой на ужин, сеньор Антунес с женой заговорили о желании выдать свою крестницу замуж за такого достойного и богатого молодого человека, как Лусиано.
Но девушка наотрез отказалась выходить замуж за кого бы то ни было, она и слышать об этом не хотела. Умбелина по своей наивности и простоте в глубине души лелеяла надежду на счастье дочери с Эугенио, ведь они так привязаны друг к другу, но убедившись в том, что сеньор и сеньора Антунес уготовили сыну совсем другое будущее, попыталась было уговорить дочь покориться воле крестных. Но поняла, что дочь не переубедить.
Умбелина всегда относилась к своим благодетелям с большим почтением, но при этом держалась с достоинством. Она не видела ничего зазорного в своей бедности, что же касается статуса ее семьи, то она была вдовой бравого лейтенанта доблестной армии Минас-Жерайса, в которой большинство военнослужащих происходило из достойных семей и каждый солдат был уважаем так же, как сам сеньор Антунес.
Маргарита, ах, бедная Маргарита! После разговора с четой Антунес в ее душе словно произошло затмение, все больше и больше погружающее ее во тьму. Куда подевалась ее жизнерадостность? Тяжелая тоска овладела ее сердцем. Она сознавала, что на небосводе ее судьбы сгущались тучи, и со страхом ждала, что в любую минуту может разразиться гроза. Нет, им с Эугенио не устоять перед страшной силой, способной разрушить их самые горячие клятвы.
Переживая, Маргарита прятала глаза от матери и страдала в одиночестве. И если бы не надежда, теплившаяся глубоко в душе, она бы давно сломалась под гнетом этой тоски.
Эугенио и Маргарита были словно два цветущих деревца, чьи корни переплелись, питаясь от одной земли, чьи листья шелестели от одного и того же дуновения ветра. Но вот безрассудный садовник решил, что такое соседство вредно им, и пересадил одно дерево. А для этого ему пришлось жестоко разрубить их корни. И вот с обоих деревьев опала листва, а их ветви покинули птицы.
Убедившись в том, что Умбелина не способна побороть сопротивление дочери, сеньор Антунес, полный негодования, принял решение выгнать их с фазенды. Жена не перечила ему.
— Что за дерзость! — кричал он, и багровые щеки его тряслись от гнева. — Наша подруга решила, что я трачу деньги и время на воспитание сына, чтобы потом отдать его этой девчонке! Не бывать этому! Никогда! И они еще нос воротят от такого заманчивого замужества!
— Ты прав, конечно, — согласилась сеньора Антунес. — Мне следовала принять меры раньше. И не позволять Умбелине устраивать у себя праздники, на которые сходились мужчины со всей округи. А дети из благочестивых семей тратили там деньги своих родителей. А она этого якобы не понимала!
— Она прибегала к любым уловкам, чтобы заманить в свой дом нашего сына, в этом меня никто не переубедит! — негодовал сеньор Антунес. — Теперь-то я понимаю, что когда мы спали, он тайком покидал дом и проводил там все ночи! И о чем же это говорит, а, сеньора?
— Правильно, правильно! Какой ужас! Выгони эту обманщицу, что мы пригрели на нашей груди! Хватит! Хватит! Не хочу ее больше видеть! Я не забыла случай со змеей! Это дьявол, да-да, дьявол искушал нашего мальчика!
Вот так и было принято необратимое решение и вынесен приговор двум несчастным женщинам, приговор несправедливый и жестокий, единственной причиной которому стало фанатичное желание супругов оградить сына от влияния Маргариты и ее матери.
Скоро Умбелине с дочерью пришлось собрать свой нехитрый скарб и навсегда распрощаться с милым сердцу домом, живописным цветущим лугом, ручьем и рощей, у которой они нашли пристанище на столько добрых лет. Умбелина, которой, конечно же, тяжело было покидать эти места, смирилась со своей участью легче, нежели бедная Маргарита, которая так и не могла понять, чем же она вызвала гнев крестной матери. Какая же у нее тяжелая доля! Судьба отобрала у нее даже эти любимые места, для кого-то, быть может, и ничем не примечательные, но так много значившие для нее!
