В действительности Версаль стал лишь исходным пунктом всех тех тенденций, которые способствовали складыванию немецко-советских отношений. Первым в дело вступил Гуго Стиннес, который 3 февраля 1919 года учредил могущественный Имперский союз немецкой индустрии, который был ориентирован на восточноевропейские рынки. Генералы Ганс фон Сект и Курт фон Шляйхер усиленно искали контакты с Красной Армией, дабы испытывать самолеты и новые виды оружия на советской территории. Напомню, что согласно Версальскому договору Германии запрещалось иметь ряд видов вооружения, самолеты в том числе. Но когда было достигнуто подобное соглашение и с Советской России фактически была снята блокада, большинство депутатов немецкого рейхстага высказались против подобной инициативы. Депутат от партии центра Пфайффер разочарованно заявлял в те дни: «Наш путь ведет на восток. Запад закрыт для нас, и мне кажется, что наш долг постучать в дверь восточному соседу».
Когда же в июле 1920 года началось неожиданное контрнаступление Красной Армии, которая вторглась на территорию Польши, то Антанта решила оказать всевозможную помощь польской стороне. В эти дни рейхстаг демонстративно отказался помогать полякам, запретив любую транспортировку оружия в эту страну по территории Германии. Когда союзники решили доставить оружие по морю, то в Данциге вспыхнула забастовка немецких портовых рабочих, которая фактически вылилась в саботаж помощи полякам. Многочисленные немецкие добровольцы, главным образом из состава фрайкоров, немецких добровольческих корпусов, пытались присоединиться к наступающим частям Красной Армии. В 1920 году над Польшей, по словам Черчилля, «краеугольным камнем Версальского договора» нависла реальная опасность.
Таким образом, можно констатировать, что именно 1920 год стал отправной точкой, когда отношения между Германией и Россией стали улучшаться прямо на глазах, в то время как отношения Германии с западными державами неуклонно ухудшались. Рост взаимных симпатий достиг некого пика во время оккупации франко-бельгийскими войсками Рура. Во время этих событий Россия направила официальную декларацию о солидарности с Германией, которую считало жертвой международной агрессии.
На фоне подобных событий в Германии возникали национально ориентированные группировки, которые, отвергая марксизм, активно выступали за внешнеполитический союз с Советской Россией. В то же время в качестве третьей силы, которая находилась между национально настроенными коммунистами и шовинистами из национал-социалистической партии, возникает национально-большевистское движение, которое было представлено различными группам и союзами. Но тем не менее имелось два момента, которые принципиально отличали немецкий национал-большевизм. Первым было отношение к Версальскому миру, который не только определил выплату непосильных контрибуций, но значительно урезал территории Германии на Востоке. Вторым моментом стала социалистическая идея, которую больше не могли игнорировать ни в правых, ни в националистических организациях.
Начало немецкому национал-большевизму положили события, которые произошли в 1919 году на втором съезде Коммунистической партии Германии, проходившем в Хайдельберге, когда от КПГ откололась радикальная группа, более известная под именем «гамбургских национал-коммунистов». Эту группу возглавляли председатель Гамбургского совета рабочих и солдатских депутатов Генрих Лауффенберг и его близкий друг фриц Вольфхайм. Несколько месяцев спустя после раскола они создали Рабочую коммунистическую партию Германии, которая прожила очень короткую политическую жизнь. Так как Лауффенберг и Вольфхайм, следуя марксистской доктрине, апеллировали только к пролетариату, полагая, что в послевоенное время космополитические требования не могут найти понимания у немецкого рабочего класса. Однако их политическая установка не нашла поддержки, ее отвергали как правые, так и левые политические силы. Даже сам Ленин дистанцировался от немецких национал-коммунистов, впрочем, как и Карл Радек, которого во время переговоров в Маобитской тюрьме просили о поддержке «гамбургские раскольники». Итак, первая, «революционная, фаза» национал-большевизма потерпела неудачу, так как столкнулась одновременно и с сопротивлением правительства, и с непониманием рабочего класса.
После подписания в Рапалло советско-немецкого договора началась вторая «эволюционная фаза» немецкого национал-большевизма, которая была ознаменована польской кампанией Красной Армии и совместным неприятием версальского диктата. В отличие от первой стадии новый этап начался по инициативе правых политических кругов, которые были представлены аристократом Брокдорфом-Рантцау и влиятельнейшими фигурами немецкого рейхсвера. Третьим и самым решающим толчком к складыванию национал-большевистского движения в Германии послужила позиция компартии Германии во время оккупации французскими войсками Рура. 20 июня 1923 года Карл Радек произнес на расширенном заседании исполкома Коминтерна сенсационную речь, которая называлась «Лео Шлагетер, странник в никуда».
Сенсационно прозвучали в этой речи следующие слова: «Шлагетер, мужественный солдат контрреволюции, заслуживает нашей оценки как честный революционный солдат». Радек решил использовать в интересах коммунистического движения мученичество Альберта Лео Шлагетера. Разве он не был жертвой капитализма и Антанты? Разйе йе капиталистические интересы привели к французской оккупации Рура? Радек назвал Шлагетера «странником в никуда», так как, несмотря на свою героическую смерть, он был бойцом фрайкора, а стало быть, был наймитом немецкого капитализма. Мёллер ван ден Брук в трех статьях, опубликованных в «Совести», пытался полемизировать с К. Радеком. Мёллер высоко оценил реализм Радека, так как именно реализм, а отнюдь не оппортунизм, как писалось в левой газете «Вперед!»(«Форвартс!»), взял верх в его речи. Радек поставил перед немецкими националистами вопрос; с кем они планируют объединиться для борьбы с Францией, оккупировавшей Рур и Рейнскую область. Мёллер парировал, что Германия в силу своего геополитического положения должна опираться на Россию, но отнюдь не на какое-то конкретное правительство. Подобно графу Ревентлову Мёллер ван ден Брук очень живо воспринял инициативу Радека. Но в итоге и Мёллер ван ден Брук, и граф Ревентлов все-таки отказались от политического объединения с левыми. Но не стоит заблуждаться, все возражения Мёллера ван ден Брука, адресованные Радеку, на самом деле относились не к его предложению, а к политике, проводимой другими коммунистическими вождями, которые делали все невозможное для складывания союза националистов и коммунистов. Еще недавно Москва, как полагал Мёллер ван ден Брук, видела своей целью создание всемирной пролетарской партии. Но речь Радека фактически объявила о построении социализма в соответствии с собственными национальными особенностями. Но Радек со своей реалистичной точкой зрения был всего лишь аутсайдером в широчайшем коммунистическом фронте. Он сам еще находился под властью классовых и космополитических идей. Поэтому предложения Радека могли быть восприняты серьезно лишь при условии, что они были объявлены официальной доктриной большевизма. В противном случае это был лишь тактический маневр, который мог оказаться опасной ловушкой. Мёллер ван ден Брук не мог не обратить внимания, что до сих пор немецко-русское соглашение достигалось не на паритетных началах, а на условиях, выгодных большевистской стороне.
Но несмотря на последовавший отказ Мёллера ван ден Брука, впервые появились формулировки, которые позже были радикализированы, а отчасти упрощены, став общей базой для всех национал-большевистских групп. Но когда Радек изложил свои мысли, то у
Мёллера ван ден Брука они были изложены не в пример лучше. Недружелюбную реакцию Мёллера ван ден Брука можно объяснить тем, что лидер младоконсерваторов опасался, будто бы инициатива по складыванию единого фронта из левых и правых партий перейдет от революционных националистов к Коммунистической партии. К тому же нельзя забывать, что Мёллер ван ден Брук испытывал к России совершенно аполитичные симпатии. Из личных знакомств с русскими, своих литературных пристрастий, живого интереса к России у Мёллера ван ден Брука складывалось романтическое, даже мифологическое восприятие нашей страны. Такому отношению к России во многом способствовала Люси Каррик, которая познакомилась с Мёллером ван ден Бруком в 1902 году в Париже, а затем стала его второй женой. Люси родилась в Ливонии. При посредничестве Лесс Каррек, будущей золовки, Артур Мёллер знакомится с Дмитрием Мережковским, который дал ему почитать первое немецкое издание собрания сочинений Ф.М. Достоевского. И, наконец, это литературное знакомство свело Мёллера ван ден Брука с Эрнстом Барлахом.
