Марийцам, как и другим угро-финским народам, известно было представление о нити жизни — воплощении судьбы; удмурты для предотвращения дурного глаза повязывали нить на ручку младенца — оборванная нить означала прерванную жизнь. Своеобразное гадание устраивали и марийцы после выноса умершего. На место, где стоял гроб, клали нити разной длины: каждый тянул свою нить, обращаясь к умершему с просьбой продлить его жизнь. Нити, упоминания о которых мы уже встречали в погребальных обрядах разных финно-угорских народов, здесь воплощают и нить жизни (чем длиннее нить, тем длиннее жизнь), и путь на тот свет.

Киямат волен отпускать души людей, тоскующих по земле, — тех, кого не поминают родственники. Они являются на землю в ночные часы — от вечерних до утренних сумерек, напоминая родственникам, что неплохо бы их накормить и поставить им свечу. К ним присоединяются и те несчастные души, у которых не осталось живых родичей — они ищут, не помянет ли кто-нибудь и их. Особенно опасны эти духи, а также духи колдунов, убитых конокрадов и прочих злодеев, в период между Страстной неделей и Троицей. Поэтому марийцы во время еды усердно поминают умерших — своих и безродных, откладывая им по куску блина и отливая по несколько капель пива.

У Киямата были особые помощники (савус, управитель) — страж ворот, змеи и собаки — обитатели загробного мира. Посланник Киямата — бог смерти Азырен (его имя восходит к имени мусульманского ангела смерти Азраила). Подобно ангелу смерти в мусульманской мифологии, он являлся в облике могучего мужа с кинжалом, которым перерезал горло умирающему. Марийцы ставили перед умирающим чашу с водой и полотенце, чтобы ангел смерти мог ополоснуть свой нож. Там же должна очиститься и вышедшая из тела душа. В руку умершему вкладывали тяжелый посох, чтобы он смог отбиться от собак — стражей того света — и змей, обитающих в преисподней.

Распевая заклинания, саамские шаманы неистово били колотушками из оленьего рога в бубны, на которых изображались все ярусы Вселенной и все божества, животные — помощники шаманов, а в центре — солнце Пейве, иногда — с оленем или человеком. Нередко на бубнах встречается изображение космической битвы Солнца и Луны, которое одновременно является описанием устройства Вселенной.

Так выглядели марийские шаманы — карты.

Марийцы собирались на коллективные моления в священных рощах — кереметах. Они молились о том, чтобы не было болезней и падежа скота, благодарили за хороший урожай.

Перед началом земледельческих работ марийцы отмечали Праздник пашни Агавайрем: молились богам плодородия, кидали в огонь кусочки обрядовой пищи.

Народный костюм мордовской невесты — красочный, самобытный (вторая половина XIX в.). Слева — мордва-мокша. (Краснослободский р-н). Справа — мордва-эрзя. (Кочкуровский р-н).

Обрядовый костюм мансийского шамана, сшитый из шкуры оленя. XIX в. Привезен в Пермский областной краеведческий музей с севера Тюменской области. Кожа, волосы, бисер, железо.

Менквы — лесные людоеды, которые имеют человеческий облик, только головы у них заострены. Они сильные и злые, но глупые. Считается, что в менквов могут превращаться погибшие в лесу люди.

Йибы-ойка (Филин-старик) — особо почитаемый дух мансийской фратрии Пор. Считалось, что он вместе с женой жил в огромном гнезде на Мировом древе. Некогда он воевал с лесными духами, но в бою повредил ногу и упал в реку Ляпин. Жена вытащила его на берег; с тех пор на этом месте — святилище духа Филина. Это общий вид культового места Йибы-ойки.

Очень архаичными следует считать представления о том, что человек умирает семь раз, переходя из одного мира в другой, пока не превратится в рыбу в самом нижнем мире (сходные поверья известны обским уграм).

Загробный мир считался источников болезней: таргылтыш — одноглазые духи умерших от болезней — являлись из преисподней, подчиняясь заклинаниям колдунов, и насылали на людей порчу. Еще опасней были упыри (вувер): они не только насылали болезни на людей и домашний скот, но могли съесть луну или солнце (так объяснялись солнечные затмения). Старые девы превращались после смерти в духов лихорадки.

В некоторых мифах Киямат считается братом Юмо (вместо Керемета): родители невзлюбили черного Киямата и прогнали его в преисподнюю. Юмо стал покровителем людей, Киямат же стал мучить их после смерти — запрягал в воз вместо лошадей, жег на костре (таковы наказания грешников в аду в представлениях христиан). Не удовлетворяясь властью над умершими, Киямат зазывал людей к себе в гости и усаживал на железный стул: это была ловушка-капкан; севший на него уже не мог освободиться. Тогда Юмо призвал мудрого старца ибо, который побывал уже и на небе, и в преисподней, поэтому знал о хитростях Киямата. Старец пришел на зов Киямата, но, когда злой дух предложил ему сесть, прикинулся, что не знает, как это сделать. Коварный владыка преисподней сам попал в свою ловушку: он сел на стул, а старец приковал его к этому стулу навечно. Он освободил всех людей, которых заманил к себе Киямат. С тех пор в преисподнюю стали отправляться только грешники.

Рассказывают также, что однажды хитрый плотник решил избежать смерти: когда к нему пришел Азырен, тот притворился, что не знает, как лечь в гроб. Тогда Азырен сам лег в гроб, а плотник захлопнул крышку и опустил гроб на дно реки. Люди перестали умирать, но, измучившись от болезней и старческой немощи, сами стали искать смерть. Луна открыла людям место, где был сокрыт Азырен, и те выпустили смерть на волю. Азырен умертвил хитрого плотника, всех больных и старых, сам же стал невидимым, чтобы снова не попасть в руки к людям.

Мечта о том, чтобы избавиться от смерти, никогда не оставляла людей: способность заключить смерть в магический ларец или гроб приписывалась умельцам — культурным героям, чье ремесло считалось сродни колдовству — плотнику или кузнецу (вспомним карельского героя Ильмаринена).

Во время поминальных обрядов марийцы, как и прочие народы, зазывали на поминки самого умершего (его изображает «заместитель», одетый в одежду покойника), всех предков и даже Киямата с его помощником, чтобы они отпустили «старых людей» — тошто марий («старые марийцы») — на пир. При этом умерших встречали особой зажженной свечой, чтобы на том свете им жилось так же, как при солнце — на этом.

После поминок провожают умершего с пира на кладбище; если покойник был неженатым парнем, процессия едет с весельем и бубенцами. Иногда даже плясали, причем в плясках принимал участие и заместитель покойного: предки должны были уходить на тот свет с легким сердцем, не держа зла.

Поминальный «праздник свечи» — сорта пайрэм — устраивался во время весенних поминок в Великий четверг на Страстной неделе. Марийцы топили для предков баню и зазывали их на пир, то же делали удмурты и мордва. Марийцы для каждого покойника (даже «безродного» — оставшегося без потомков) зажигали свечу, чтобы они «при светлом солнце ходили». Накрыв поминальный стол, обращались к предкам: «Старые мари! Темный мир ваш пусть будет светел, блаженство да будет. Щи-то, яичницу-то ешьте, хлеба и соли довольно да будет. Голодными не уходите. Пусть дойдет до вас эта пища. Дайте счастье, удачу, богатство. Умножьте число голов нашего скота… Хлеб на поле хорошо уродите. Пошлите хороший ветер. В изобилии жить помогите». Но мертвые не должны оставаться с живыми. Предков вежливо выпроваживали после поминок: «Старые мари! Бранясь не уходите… вот мы во имя ваше праздник устроили; хорошо поевши, попивши, тихо, а не бранясь, уходите».