— А куда ты прячешь подарки и сувениры? — не удержалась Катя, рассматривая аскетично уставленный лишь необходимыми предметами подсвеченный изнутри стеллаж в гостиной.

— Какие сувениры? — выглянул из гардероба Вадим.

— Те, что привозишь из поездок.

— Я редко что привожу. Если только это впишется в интерьер квартиры.

— А если тебе что-то подарят? Не подходящее к интерьеру? Зина рассказывала, что на день рождения шефа все поголовно должны что-то дарить.

— Слушай ее больше, — просунув голову в ворот толстого шерстяного свитера, снова выглянул он из гардероба. — Наоборот, я категорически против того, чтобы люди выбрасывали деньги на ветер. А подарки, как правило, матери отвожу. У нее четыре комнаты, пусть любуется. За пять лет в этой квартире не появилось ничего нового: только техника поменялась, — кивнул он в сторону телевизора во всю стену. — А в родительской квартире места предостаточно: пока в мини-музей мама превратила только отцовский кабинет. Ну, как тебе моя берлога?

— Все бы берлоги были такими! Супер! Просто глянцевая картинка из дорогого журнала по интерьерам, — Катя еще раз обвела взглядом гостиную. — Вот только холодно у тебя.

— Как это холодно? — Вадим подошел к висевшему на стене термометру-барометру в стальной окантовке. — Двадцать два градуса.

— Ты не понял, — улыбнулась она. — Холодно, будто здесь никто не живет. Все словно застыло: ни пылинки, ни соринки, кругом идеальный порядок. Музей за стеклом. Или номер в дорогой гостинице. Не грустно жить одному в такой обстановке?

— Да вроде нет, — пожал он плечами и осмотрелся по сторонам. — Мне нравится, когда ничто не раздражает взгляд, когда ничего лишнего. Хотя, я не так уж часто бываю дома… Помоги мне, — знаком подозвал он Катю ближе к гардеробу. — Жаль, что не догадался попросить тебя прихватить один из баулов. Подержи.

Всучив ей ручки от большой дорожной сумки, Вадим принялся запихивать внутрь постельное белье, одеяло, махровые полотенца, банный халат. Рядом в чехле лежал спальник.

— Для кого это все?

— Как для кого? Для нас с тобой. Зимой на даче никто не живет, так что каждый заботится о себе сам. Так заведено. К тому же Андрюха четыре года как холостяк, и на всякий случай придется прикупить в магазине кое-какие хозяйственные мелочи.

— Андрей разведен?

— Жена с ним развелась. Забрала дочку, уехала в Москву и вышла там замуж. Вернее, уехала за новым мужем в Москву. Насколько я знаю, неплохо устроилась.

— А как Андрей? Как он это пережил?

— По дочке скучает. Зато зарекся снова жениться. Взял за правило больше трех раз ни с кем не встречаться.

— Почему?

— Чтобы не привыкнуть. Ему нравится быть свободным: хочу — развлекаюсь с друзьями, хочу — еду на охоту, хочу — иду в клуб. Горные лыжи, дайвинг… Свобода выбора — великое дело!

— Это ты о себе?

— В том числе, — застегивая на сумке тугую молнию, не смущаясь, согласился Вадим. — Нас объединяют не только долгие годы дружбы, но и общие увлечения. При этом изо дня в день каждый из нас живет своей жизнью. Мы не навязываем друг другу свое общество.

— А что, доктора у нас нынче много зарабатывают? Горные лыжи — не самый дешевый вид отдыха.

— Согласен. Однако не забывай об отсутствии у Андрюхи жены и детей. Содержание семьи в наше время весьма накладно.

— А как же связанные с этим положительные эмоции?

— А отрицательные? — вопросом на вопрос совершенно неожиданно ответил он. — Зачем далеко ходить, вспомни историю Людмилы, возьми себя… Извини, с языка сорвалось.

— Короче, ты ярый противник семьи, — пропустив мимо ушей его последние слова, заключила Катя.

— Ярый не ярый, но не сторонник — это точно.

— А как же продолжение рода? Час назад ты, можно сказать, восторгался нашим Потюней!

— А вот это и есть тот самый вопрос, на который я пока не готов ответить. Вообще-то, за продолжение рода у нас Саня в ответе: кстати, он тоже почти холостяк!

— Как это? Разводится, как и Андрей? — уточнила Катя.

— Обижаешь! Саня у нас очень любит женщин, особенно беременных! — весело произнес Вадим. — Он — почетный многодетный отец! При этом родных по крови детей у него пока нет.

— Как это?

— А вот так! Знаешь, скольких детей в его честь назвали? Не сосчитать! И вообще, мы стараемся не обсуждать подобные темы. У каждого свои принципы, свои взгляды на жизнь, желания. Друзей надо беречь такими, какие они есть, а не перестраивать под себя. Так, кажется, все, — окинул он взглядом гардероб, служивший по совместительству кладовкой, и взглянул на часы. — Грузимся в машину — и в магазин. Придется тебе мне помочь, одному все за раз не унести, — виновато заключил он, погасив за спиной свет. — И, прошу, поменьше пессимизма: мы едем за город отдыхать, а не учить друг друга жизни. Гарантирую, что в компании моих друзей тебе понравится….

…Компания Кате и вправду понравилась: интеллигентная, в меру пьющая и не в меру веселая. Как ни странно, удивил именинник, который при первом знакомстве не вызвал у нее положительных эмоций. Выяснилось, что второго такого шутника и балагура еще надо поискать. Из него, как из рога изобилия, так и сыпались анекдоты, шутки, прибаутки, от которых через пару часов у всех болели животы! Были и танцы до упаду. При этом никто никого ни о чем не расспрашивал, не докучал рассуждениями о смысле жизни, как порой случается, если кто-то примет лишнего. Всем было просто весело. Даже о вытопленной бане мужчины едва не забыли!

Наверное, со студенческих лет Катя не вливалась в абсолютно новую компанию так легко и свободно. Особенно ей пришлась по душе Ирина, девушка именинника, обладавшая бархатным голосом и редкой природной красотой: круглое, славянского типа лицо, четко очерченные брови, пушистые ресницы, гладкие светлые волосы, заплетенные в тугую косу. Если бы не джинсы, обтягивающие фигуру, ее вполне можно было принять за барышню-крестьянку конца позапрошлого века.

Жаль только, с Саней не удалось познакомиться. Как выяснилось, уже на подъезде к Крыжовке его экстренно вызвали в роддом: у одной из беременных начинались сложные роды. Так что пришлось ему возвращаться в город.

В котором часу все угомонились и когда легли спать, Катя понятия не имела: за временем не следила, на отведенном для женщин втором этаже почему-то не работало освещение, а сумка с телефоном осталась внизу.

Проснулась она от странного звука: над головой звякнули чем-то металлическим. Шевельнувшись под толстым одеялом, она открыла глаза.

— Привет, соня, тебе бы пожарником работать, — раздался насмешливый голос.

Катя близоруко сощурилась: слева от нее на табуретке стоял Ладышев и что-то закручивал в стене отверткой.

— Давай, включай рубильник! — крикнул он вниз. — Да будет свет! — довольный собой, провозгласил он, когда на щелчок выключателя отреагировала люстра под потолком. — А то лампочки, лампочки! Надо иногда и контакты проверять! — снова прокричал он. — Как спалось? — посмотрел он на Катю.

— Лучше не бывает! — потянулась она под одеялом. — Давно так не спала. Лет тридцать, наверное. Как в детстве у бабушки: деревянный дом, прохладный воздух, теплое одеяло… Здорово!

— Я рад, — улыбнулся Вадим. — Там, внизу, в умывальнике теплая вода. Так что вставай. Между прочим, половина двенадцатого, — демонстративно показал он на свои часы.

— Ты серьезно?! — поразилась Катя и поднесла к лицу левую руку. — Ну да… Надо линзы надеть.

— А как ты их сняла в темноте-то? — удивился он, заметив на тумбочке специальный контейнер.

— Отработанными за десять лет движениями. Только на самом деле я сняла их уже под утро: проснулась от ощущения, будто что-то не так, что-то не доделано. Пришлось спускаться вниз. Хорошо, вы свет на кухне оставили.

— А у тебя какое зрение?

— Минус три. Говорят, с возрастом у людей развивается дальнозоркость, так что, если долго проживу, может быть, вернусь к единице, — пошутила она.