Быстро закрыв работающие программы, она отключила компьютер и стала складывать в сумку немногочисленные вещи.

«Как минимум две недели придется поработать, пока Сюткина из Москвы не вернется. А если Росомахина в больнице задержат? Предынсультное состояние при том, что человек уже пережил инфаркт… Ему бы в санаторий после выписки… Потюня прав: если не помогу ребятам — совесть загрызет. Вот только как быть с заданием Ладышева? — застегивая сапоги, раздумывала Катя. — Не забыть бы завтра прихватить сюда мокасины. Чашку любимую притащить, мелочи разные…»

— Спасибо тебе, Катя, — неожиданно услышала она сверху усталый голос. — Спасибо за то, что приняла близко к сердцу ситуацию и вышла помочь. Снова не получился нормальный отпуск. Не по моей вине, извини, я не хотела.

— Да что вы, Евгения Александровна! — отмахнулась Катя, пытаясь осторожно сдвинуть с места лапку молнии, в которую угодила тонкая капроновая нить. — Я же все понимаю. И вообще, отпуск у журналиста возможен в двух случаях: если съедет за тридевять земель или, как Росомахин, загремит по скорой в больницу. Вы не волнуйтесь, завтра в восемь буду в редакции. Проведу планерку, сдам номер. Сегодня три заметки сбросила на завтра.

— С большими материалами проблема.

— Решим! — успокоила Проскурина. — Послезавтра встречаюсь с директором школы из Ошмян, его как раз в министерство вызывают. Я вам как-то о нем рассказывала: уважаемый человек, интересный мужчина, педагог от Бога, не разучился удивляться и радоваться жизни. В нем самом живет ребенок! А его школа — ну просто образец для подражания. Сама бы в такой поучилась!

— Может, мы его лучше к февралю, к вечерам встреч с выпускниками дадим? — с сомнением покачала головой Камолова.

— Можно и к февралю, — спокойно согласилась Катя. — Зато интервью с Иванниковой к четвергу сделаю: реклама ее магазинов этот материал нам с лихвой на пять лет вперед проплатила. А у человека в воскресенье юбилей — пусть ей будет приятно. Большое, развернутое интервью с деловой женщиной, чья фамилия на слуху. Персона, словом!

— Она дала согласие?

— А почему нет? Такие, как она, конечно, стараются лишний раз не светиться, но струнки честолюбия есть у каждого. Жаль, что тему бизнеса не затронем — это ее условие. Поговорим о жизни, о своем, о девичьем, — послала она начальнице извиняющийся взгляд и снова продолжила борьбу с заевшей молнией. — Например, о теме развода. Если помните, она трижды разводилась. А дети? Кто в наше время решится взять на воспитание двоих детей погибшей подруги? И это при том, что девочка больна от рождения. Да от таких родные родители еще в роддоме открещиваются! А мальчик? В художественной школе все педагоги в один голос трубят, что он чудо природы! Ну у кого в пятнадцать лет может быть персональная выставка? Только у Бориса Иванникова! Лариса Ивановна все музеи Европы с ним объездила, даже сама рисовать стала!

— Серьезно?

— Призналась по телефону. У нее ведь своих детей не было и быть не могло: врачи еще в юности приговор вынесли. А тут — двое! Да еще в сорок пять лет. Удивительная женщина… Вот черт! Колготки порвала! — расстроилась она. — Новые, утром первый раз надела. Ладно… Сколько той жизни… Евгения Александровна, у меня тут тема родилась, — разогнула она спину. — Хочу прошерстить медицинские центры, косметологические клиники, составить этакий мини-рейтинг самых популярных процедур, стоимость сравнить, препараты, с которыми работают. Думаю рекламный отдел подключить: хороший шанс и клиентов новых заиметь, и старым о себе напомнить. Такой материал будет! Можно даже отдельным приложением выпустить!

— Стоит подумать, неплохая идея. Вот только… — Жоржсанд взяла небольшую паузу и пристально посмотрела Кате в глаза: — Я могу расценивать это как отказ от увольнения? Только честно.

— Если честно… — Катя уперлась локтем в стол и провела ладонью по лбу. — Если честно, то я пока не знаю, что нам ответить. Есть у меня два предложения по работе. Вернее, были, так как одно на сегодняшний день уже неактуально, — быстро поправилась она и тут же поспешила успокоить. — Вы не волнуйтесь, это не журналистика. Второе предложение — от Колесникова, я вам и раньше и нем рассказывала.

— А первое? Ты как-то путано объяснила.

— Первое, как вам сказать?.. Информационные услуги, что ли. В общем, на время отпуска предложили поработать по договору. Посмотреть, вдруг я им не подойду или вдруг пойму, что это не мое дело. Сегодня выяснилось, что не подошла… Вот так, — пожала она плечами. — Но в одном вы правы: я вряд ли проживу без журналистики. Новые встречи, знакомства, новые идеи — как наркотик. Иногда ловлю себя на мысли, что пропитана всем этим насквозь. Так что, если позволите, я бы с удовольствием продолжала писать для газеты. Ну, это на тот случай, если решусь уйти, — виновато добавила она.

— Посмотрим, — уклонилась от ответа Евгения Александровна. — Позже поговорим, когда отпуск догуляешь. А над темой с медицинскими центрами можешь начинать работу хоть завтра. Да, хотела еще спросить о делах семейных…

— Евгения Александровна! — бросив взгляд на часы, взмолилась Проскурина. — Давайте я вам завтра все расскажу. Такси уже под окном: боюсь на встречу с Иванниковой опоздать.

— Понятно, — кивнула та головой. — Понятно, что говорить об этом ты не желаешь и машину еще не отремонтировали. Хорошо, езжай. Завтра поговорим…

…Дни пошли, вернее, полетели, будто и не было двухнедельного перерыва в работе. Отслеживание новостей у телевизора и по Интернету, планерка, работа над очередным номером, сдача его в типографию, встречи, интервью, снова телевизор, компьютер, короткий сон, планерка, компьютер, очередной номер, работа над совместным с рекламным отделом коммерческим предложением для медицинских и косметологических центров… Знакомый до мелочей круговорот с одной лишь разницей: теперь она возвращалась домой не на Гвардейскую, а на Чкалова, где ее никто не ждал и она никого не ждала.

Но не было дня, чтобы она не думала о Ладышеве: вспоминалось и знакомство на охоте, и его участие в спасении Полевой, и поездка в Крыжовку. От всего этого на душе становилось грустно. До слез.

Еще печальнее было то, что на его задание теперь совсем не оставалось времени. Он же не звонил, не справлялся, как продвигаются дела, а поскольку порадовать несостоявшегося шефа было нечем, сама она его тоже не беспокоила. Хотя найти повод, чтобы напомнить о себе, было очень легко: набрать номер якобы для того, чтобы уточнить кое-какую информацию. Но не позволяла гордость: во-первых, это могло быть воспринято как назойливость; во-вторых, для начала она должна где-то выискать ответы на его проклятые вопросы! А коль нет ответов, нечего и трезвонить.

В пятницу утром, когда Катя уже подъезжала на такси к редакции, на мобильный позвонила Зиночка:

— Екатерина Александровна, вы случайно не заболели? Вадим Сергеевич каждый день о вас спрашивает, а я не знаю, что ему ответить, — обеспокоенно затараторила она.

«Надо же, — усмехнулась Катя. — А самому набрать слабо? Хотя… Я тоже хороша…»

— Он выздоровел?

— Вадим Сергеевич? Давно! Уже и в Литву съездил, во Франкфурт улетел. Катерина Александровна, куда вы пропали? В техническом отделе для вас стол подготовили, компьютер хороший поставили, а вас все нет и нет. Я уж заволновалась: все ли в порядке?

— Зина, у меня все нормально, не беспокойтесь. И не пропадала я никуда. Дело в том, что мне удобнее работать над заданием вашего шефа в том месте и в том качестве, где я смогу получить наиболее полную информацию. Так ему и передайте.

— То есть? Вы вернулись в «ВСЗ»? Да? — предположила секретарша. — Я видела ваши свежие статьи. Ваша газета теперь у нас самая популярная. Не у всех в компании работают известные журналисты. Катерина Александровна, я угадала насчет газеты?

— Угадала, — со вздохом подтвердила Катя.

— Но ведь вы собирались оттуда уходить? Или даже ушли, если я правильно поняла Вадима Сергеевича… — растерянно пролепетала Зиночка. — Выходит, вы передумали?