В них нет нежности и желания, которые даже при лунном свете я смогла рассмотреть там, в бассейне. В них злость и ненависть. И, скорее всего, адресованные мне.

Он в легких спортивных штанах и футболке, но даже через нее видно, как напряжены мышцы. Лицо пылает, и я даже боюсь представить, что он мне хочет сказать. Сильнее сжимаю края халата на груди, ожидая взрыва эмоций со стороны парня. Правда, не пойму пока, чем они вызваны.

— Не переживай, — смотрит на мои руки, точнее, костяшки пальцев, которые побелели от напряжения. Вроде говорит негромко, а все равно как-то очень неприятно и даже немного страшно. — Дотрагиваться не буду.

— Я и не переживаю, — пытаюсь ответить спокойно, немного ослабевая хватку, но чувствую, что голос дрожит. — Зачем пришел?

— Наша сделка отменяется.

Три слова, и мне становится не по себе. Смотрю на него, не понимая, что происходит. Сам накосячил, а теперь я еще и виновата — исключительно мужская логика, чтоб ей пусто было.

— Почему? — один единственный вопрос, который вырывается непроизвольно.

— Достала ты меня, — руки в карманах штанов, но даже сквозь ткань вижу, что сжаты в кулаки. — Сил больше нет тебя терпеть.

— Десять минут назад мне так не показалось, — грустно усмехаюсь. Достала, значит, ладно, посмотрим, что ты дальше запоешь-то. — Или я еще что-то успела натворить за это время?

— Надоели твои бесконечные нравоучения: то я не так сделал, то не то сказал, то опять не подумал. Достала!

Последнее слово произносит по слогам и очень громко. А во мне вспыхивает какая-то непонятная злость вкупе с обидой.

— Достала, говоришь? — полностью отпускаю халат. Теперь и у меня руки непроизвольно сжимаются в кулаки. — Ну, надо же, бедный мальчик, — произношу с иронией. — Плохая девочка Катя обидела Артемку. Как же посмела, негодяйка такая. Ты еще ножкой постучи и по полу покатайся для эффекта. А что, — меня несет уже непонятно в какую сторону, — ты же привык все делать на эмоциях. А потом спишешь, что просто пошутил. А кто-то в моем лице просто не так понял тебя, бедного и несчастного.

Кривится в ответ. Знаю, что не любит, когда его называют уменьшительно-ласкательным именем, но вырвалось как-то само. И пусть. Не буду даже оправдываться. Какое-то странное безразличие на меня нападет.

— В последнее время, по-моему, только я все делаю не так, — ноздри раздуваются как у дракона, и почему-то это вызывает смех, но я стараюсь сдерживаться, слегка улыбаясь, чтобы не вызвать еще большую агрессию со стороны парня. — Скажи на милость, что такого я сказал? Вырвалось случайно, я же извинился. Я вообще в последнее время только и делаю, что извиняюсь. Да я за всю свою жизнь до твоего появления в моей жизни столько раз прощение не просил, сколько за последнюю неделю. Предложил заплатить за работу — обиделась, извинился после бильярда за поцелуй — взбунтовалась, сейчас так вообще чуть не послала. Надоело все, — достает руку из кармана и проводит всей пятерней по волосам.

— Ах, ему, видите ли, надоело, — теперь наступает моя очередь толкать пламенную речь. — Опозорил меня перед всем офисом — я виновата, помогла безвозмездно — снова виновата, терплю каждое утро твое плохое поведение — в очередной раз виновата Катя. Это ты меня достал уже, сил больше нет терпеть твою наглую рожу. Мажор недоделанный.

— Это я мажор? — он делает два шага ко мне, а я один назад, после чего упираюсь в стену. Вишневский приближает как хищник, зажимая меня в тиски и не давая возможности сбежать. — Знаешь, Миланская, в чем твоя проблема? — смотрит пристально прямо в глаза. Искры летят во все стороны, но мне плевать.

— Уверена, ты сейчас меня просветишь, — усмехаюсь прямо ему в лицо, а парень в ответ скрипит зубами, сжимая челюсть.

— Ты слишком много думаешь. И слишком правильная. А так же под свои стандарты пытаешься подогнать всех остальных. Не пробовала разочек поддаться эмоциям? — наклоняется прямо к моему лицу, а я задерживаю дыхание. — Помогает иногда расслабиться.

Резко разворачивается и идет к выходу. Правда, на пороге останавливается и, не поворачиваясь ко мне лицом, произносит:

— Больше не задерживаю тебя. Интервью дам, как и обещал. Я никогда не бросаю слов на ветер, даже если перед этим и не думаю. Всегда отвечаю. Спокойной ночи, — выходит и хлопает громко дверью, от чего я подпрыгиваю на месте.

Выдыхаю и медленно сползаю по стенке. Ноги, почему-то, перестают держать, и надо просто немного успокоиться после стольких эмоций.

Проходит пара минут, и, наконец-то, дыхание восстанавливается, но силы куда-то исчезают. Последние слова — как удары по лицу. Не сильно больно, но неприятно. Черт, зачем он так со мной? Ну, вспылила, обиделась, но попустит ведь до завтра, и все у нас наладится. Сегодня устала сильно, вот и погорячилась. В памяти всплывают слова Артема:

«Ты мне нравишься, даже очень. Так сильно, что я готов подождать и не торопиться. Впервые в жизни».

«Я куплю две пижамы, если кто-то выполнит свое обещание».

«Хочу тебя».

И такое обидное:

«Наша сделка отменяется. Достала ты меня».

Хватаюсь руками за голову, не понимая, что делать дальше. Не хочу завтра уезжать. И дело даже не в этом дурацком интервью, и не в том, что мы сегодня поругались, и Артем наговорил мне много чего лишнего. Я тоже хороша, не сдержалась и выдала пару фраз. Особенно стыдно за «мажора недоделанного».

Стон вырывается из груди. Понимаю, что Вишневский начал занимать слишком много места в моей жизни. И, как теперь оказывается, в моем сердце.

Хватаюсь за голову и продолжаю сидеть в такой позе. Слишком часто думаю о нем. И Артем прав — я всех пытаюсь построить под свои мерки, хотя раньше об этом не задумывалась. Пойти и извиниться самой, что ли? Поднимаю голову и смотрю на дверь. Глупо, конечно, сейчас ворваться к нему в комнату и попытаться разобраться в происходящем. Уверена, сказал он это не со зла, а как обычно, просто очередной перепад настроения. Учитывая то, что с ним произошло, парень и так держится молодцом. Я бы, наверное, не справилась, хоть и выгляжу сильной и уверенной в себе девушкой.

Подавляю порыв ворваться в комнату к Вишневскому, как это сделал он только что, медленно встаю и иду к кровати. Переодеваюсь в пижаму, выключаю свет и ложусь спать. Завтра он успокоится, и мы поговорим. Пережить бы еще его плохое настроение с утра.

Завожу на всякий случай будильник на восемь, чтобы не проспать отъезд Артема, и закрываю глаза. Ворочаюсь около часа, переживая за завтрашний день. А если правда выгонит, а все его слова были просто пшиком? Стону про себя, не желая в это верить, хоть глупые мысли продолжают лезть в голову. Не помню, на какой стадии своих невеселых размышлений засыпаю, а подрываюсь по звонку будильника, прогоняя остатки сна.

Быстренько принимаю водные процедуры, надеваю черные джинсы со свободной белой блузкой (на всякий случай, вдруг мой план не сработает и придется с парнем в офис тащиться) и спускаюсь вниз.

В столовой Артем восседает в гордом одиночестве, как обычно, свеж, бодр и, скорее всего, в плохом настроении. На звук моих шагов поворачивается, смотрит на меня пару секунд, после чего снова возвращает взгляд на чашку с кофе. Любуюсь им — какой же он все-таки красивый. Хоть в джинсах, хоть в шортах, хоть, как сейчас, в белой рубашке и строгих серых брюках.

— Доброе утро, — захожу в столовую, но парень даже не смотрит на меня. — А где все?

— Иваныч на улице ждет, а Петровны сегодня не будет, — бурчит себе под нос, не поднимая головы. — Так что кофе делай себе сама.

Улыбаюсь, после чего разворачиваюсь и иду на кухню. На столе стоит кружка с еще дымящимся кофе. Улыбка не сходит с моего лица — надо же, побеспокоился, какой молодец. Надеюсь, что парень остыл после вчерашнего, иначе будет с ним очень тяжело. Еще и, как успела заметить, опять плохое настроение. Даже не плохое, а ужаснейшее. Беру чашку с крепким напитком и возвращаюсь в столовую.

— Спасибо, — усаживаюсь на стул напротив парня.