– Старые люди говорят разное, – уклончиво ответил Русак.

– Не хочешь рассказывать бабушкины сказки – не рассказывай, только я хочу помыться, а то с меня грязь кусками сыплется.

– Ладно, слушай, – торопливо заговорил Русак, – в омутах, а чаще под водяными мельницами, живёт безобразный старик с зеленой бородой и зелеными усами. Он может прикинуться бревном или рыбой, а когда выходит на сушу с левой полы у него постоянно каплет вода. Это самый страшный старик...

– Ха, я уже испугался.

– Слушай дальше, он уносит в свой подводный дворец всех, кто купается после заката или в самую полночь, хватает за ногу и стремглав тащит на дно, там он заставляет работать – перемалывать и таскать песок. Ты, хозяин, видел утопленников? Они все в синяках и царапинах. Трупы людей он возвращает иногда, а животных никогда – он их ест... – Русак замолчал, словно забыл что-то очень важное.

Марк с любопытством наблюдал за ним.

– А ещё говорят, есть накки – у них тело человечье, а вместо ног конские копыта. Женщины у них прекрасны, но есть маленькая червоточинка – огромные отвислые груди. Чтобы груди не мешали, их закидывают за плечи... Шутки с накками плохи: это души младенцев, убитых собственными родителями.

– Ладно, ладно начал пугать на ночь глядя. Про водяного я слыхивал, а про всех остальных нет. Но ты-то грамотный человек, на целителя учился, должен знать, что против такой нечисти самое верное средство – это железо, а мой меч всегда при мне. За тебя и нашу ящерку я всю водную нечисть перебью. Так что пойдем смело. – По выражению лица Марка было видно, что он не очень-то и поверил в россказни слуги.

– Ладно, – неохотно согласился Русак, – пойдем, только я на берегу посижу, вещи покараулю, а завтра с восходом солнца можно и помыться. Знаешь, хозяин, нам, может, и повезёт, если мы встретим фосергимов, они прекрасно поют, да и разными утехами балуются, славно времечко проведем.

– Пойдем, разболтался сильно. Нет там никого. Ручей, где я глину брал, с камней вниз льется, как раз человек в рост может встать, ни одна нечисть к нам не подберется.

Русак подхватил котомку и двинулся за Марком. Шёл, а сам думал: «Вот он, воин, нечисти не боится, да и никого другого, пожалуй. Что же это за сила такая, которая его в Ротов тащит, как на аркане? Тень? Так она, вроде, бесплотная. Долг наёмника? Так он, вроде, свободный сейчас. А может колдовство какое? Нет. Скорее всего, боги судьбу человеческую вершат. В своих играх людьми, как дети малые куклами, забавляются. Нужный он им, значит. За ним не пропадешь, пока он в Ротов идёт. Хотя... с чего это я взял, что и меня никто не тронет? Нет, я богам не нужен, я так, совсем незаметная для них игрушка».

– Всё, пришли.

Марк с Русаком стояли перед маленьким водопадом. С высоты человеческого роста на плоский камень падала вода. Наверное, много людишек здесь побывали, и камень для удобства притянули, чтобы на него стать можно было. Марк начал скидывать с себя обноски. Потянул драную рубаху, запутался в ней и нетерпеливо рванул. Ткань затрещала, и в руках наёмника повисли грязные лоскутки. Он брезгливо отбросил их подальше в кусты, и оттуда раздался испуганный писк. Под ногами прошмыгнуло что-то маленькое и шустрое, заставив Русака подскочить с криком. Но Марк только раскатисто хохотнул, и слуга перестал выплясывать, как пескарь на сковороде.

Со штанами Марк справился ещё быстрее. И ступил под струи воды. Обжигающе холодные, они смыли грязь и кровь и на спине проступили вначале смутные, а затем четко очерченные знаки татуировки. Они казались живыми, двигались вместе с крепкими мышцами. Особенно заинтересовал целителя рисунок птицы, раскинувшей на одном плече узкие крылья. Русак уважительно хмыкнул, разглядывая налитое силой тело наёмника.

«Был бы девкой, – влюбился бы», – с усмешкой подумал он, вспоминая вздохи Нежданы.

– Ты чего уставился? – спросил Марк.

– Да так... это на тебе что? – не удержался целитель и ткнул пальцем в спину.

– Это... это просто шрам, остался после одного испытания.

– Да нет, все эти письмена на спине...

– А, это. – Марк как-то уже и забыл, что вся его спина покрыта причудливыми росписями и что показывать эти тайные письмена чужому не следовало бы. – Это знаки нашего братства. Их нанёс глава ордена. Они оберегают и наставляют меня. Пока они на мне, я принадлежу к наёмникам, когда погибну или умру – перейдут другому.

– А птица? Она совсем бледная, явно самая старая.

– Ха, ты оказывается знаток, – отфыркиваясь, сказал Марк.

– Нет, просто в школе целителей видел у одного парня. Тогда я спросил, что она значит, но он ничего не ответил.

– Это знак того, что я сын жрицы. Брат для всех сыновей жриц.

– Вот, значит, куда деваются дети наших отшельниц! Мне как-то торговец рассказывал, да я подумал, что врёт.

Наёмник промолчал.

– А разве можно жрицам... ну, это... с мужиками-то?

Марк фыркал и отплёвывался, плескаясь в ледяной воде. И Русак не сразу разобрал то, что говорил наёмник.

– Есть такой обычай. Раз в год младшие жрицы выходят в мир. Живут среди людей, не говоря никому кто они. Не знаю, как они выбирают мужчину. Видимо, как все, по сердцу. Когда жрица понимает, что цель достигнута, она возвращается назад.

– А потом? – не унимался нетерпеливый Русак.

– Потом... Потом, если рождается девочка – младшая жрица получает статус высшей, допускается к тайнам обители. Словом, всё, о чем, наверное, можно мечтать.

– Ага, ага, – закивал Русак. – А мальчиков, значит...

– А мальчиков пяти лет отроду отдают в школы наёмников. Мать же навсегда лишается возможности попасть в высший круг жриц.

– А ты свою мать помнишь?

– Плохо. Помню, что она была высокой и русоволосой... Ты мыться будешь?

– Нет. Я утром. Прохладно что-то, – рассеяно ответил Русак.

– Врешь ведь. Боишься?

– Ну, боюсь. Я же не такой, как ты. Ты вон жрицами помеченный, а я кто? Сплошное недоразумение. Из дома выгнали, учиться – не доучился, а теперь вот таскаюсь с... – Русак понял, что чуть не сболтнул лишнего и, стараясь скрыть смущение, начал усиленно рыться в котомке. – Хозяин, а у меня мыльный камень есть...

Он выложил вещи, которые захватил в замке, и мыльный камень взятый там же.

Марк даже головой покачал: «Это ж надо! Запасливый у меня слуга. Когда все сражались, он припасы пополнял».

– Вот, хозяин, не побрезгуй, прими в дар.

– Спасибо, мыльный камень я возьму.

– Вещи тоже для тебя, хозяин.

– Вещи можешь оставить себе. Я наёмник, а не вор, – брезгливо сморщился Марк.

– Хозяин, ты что, я же не для себя старался, будь ты хоть сам царь или князь, ты не должен выглядеть оборванцем. И в город нас не пустят, и из любой корчмы выставят, как нищих. Рубаху свою ты дорвал, теперь даже молодшим в роду не пойдет. Да в большом городе и на браслет наёмника не посмотрят. Кому нужен полуголый постоялец? К тому же, – насмешливо прищурился слуга, – голышом-то только к девкам удобно, а по улице как пойдешь? Штаны с сапогами красы тебе не прибавят. Да и письмена твои...

– Это ты хватил. Ладно, возьму, – сказал Марк и отвернулся, чтобы скрыть смущение.

Когда Марк обсох на прохладном ветерке, Русак подал ему вещи.

Наёмник, вымытый и чисто одетый, и вправду чувствовал себя замечательно, но признаваться в этом слуге не хотел.

– А всё-таки я молодец, – не дождавшись похвалы от Марка, сказал Русак. – Вот какой слуга тебе попался, хозяин: заботливый, работящий. А ты не ценишь, всё бросить норовишь.

Утром следующего дня широкая тропа встретила их, как старых друзей, приветливым щебетанием птиц и легким ветерком.

Марк вдохнул полной грудью свежий воздух, казавшийся таким сладким после вони подземелья, поправил перевязь и пошёл навстречу солнцу.

Вскоре лес поредел и кончился вовсе, плавно перетекая в степь. Широкая тропа перешла в большак.

Русак легко шагал рядом с Марком.