– Ерунда, – отмахнулся царь. – Я видел каков ты в деле. Значит, поединок выдержишь. А на торгах я тебя выкуплю. Будешь служить мне честно? Не за страх, а за совесть?

Марк молчал. Что тут ответишь? Он посмотрел на царя и произнёс совсем не то, что ждал от него Боромир:

– Мне жаль, что царевна заболела, а ваш сын пострадал.

Осень подходила к концу, задули холодные ветра, по ночам лужи сковало легким молодым ледком, хрупким, как сухая веточка.

Русак, поглощенный хозяйством и неожиданно возникшей симпатией между ним и хозяйкой, заходил в комнату наёмника лишь поздно ночью, когда расходились последние гуляки, а постояльцы запирались в своих комнатах.

Марк всегда встречал его одним и тем же вопросом:

– Что слышно? Как царевна?

Сам он и носа не показывал на улицу. Побледнел, осунулся и стал мрачнее прежнего, как схоронившийся в сырой пещере аскет.

Поначалу Русак удивлялся и всякий раз отвечал:

– Кажется мне, что люди и думать забыли о царевне. И тебе пора забыть. У всех других хлопот полон рот.

В ответ Марк салютовал полным до краев кубком вина, расплескивая содержимое на себя, и выпивал то, что сохранилось на дне.

Но разве вино спасает от тоски и дурных мыслей? Только сильнее душит отчаянием, беря за горло хмельными и безжалостными пальцами, выдавливая пьяную слезу, и хочется жалеть себя любимого, размазывая по лицу слезы и сопли.

Русак не мешал наёмнику тихо пить, не вмешивался, зная, что назначенная жрицами встреча неумолимо приближается, и с каждым новым рассветом этот день все ближе и ближе.

Этой ночью Русак, собираясь в комнату Марка, поставил на поднос не только кувшин с лучшим вином, но и водрузил на ярко разрисованное блюдо разные миски. Он выбрал самое лучшее, что было в его солидном заведении. И жареное мясо, сочное и ароматное, только-только с пылу с жару, и нежные паштеты, которые готовила великая искусница Ранида, и сыры, ноздреватые, как тонкие блины. Кстати, блины были тоже, свернутые в трубочку и наполненные одни икрой, а другие тушеными грибами.

Оглядывая поднос, Русак любовно поправил огромный ломоть душистого хлеба и вздохнул.

– Ну вот, – пробормотал он. Неожиданно на лице отразился испуг, Русак бросился к сундуку и торопливо откинул крышку.

Изнутри, на крышке пузатого сундука, принадлежащего когда-то Корнею, было прикреплено хитрое устройство, отсчитывающее дни недели. Нужно было только не забывать каждое утро перекидывать фигурные кости по хитроумной проволочке. Кости постепенно накапливались в правой части, и означали прошедшие дни месяца, а в левой – оставшиеся дни. Кости черного цвета отмечали дни, по которым приходил сборщик налогов. А одну кость Русак сам выкрасил в алый цвет.

Взглянув на эту кость, Русак мысленно содрогнулся. Встанет холодное осеннее солнце, и ему придется передвинуть её влево. Значит, завтра.

Он вытащил из кармана маленький шелковый мешочек, развязал с великой осторожностью и заглянул. В мешочке была крупная желтая пыль. Русак осторожно высыпал её в вино, спрятал опустевший мешочек и только после этого поболтал в кувшине ложкой с длинной ручкой.

– Теперь все готово, – сказал Русак. Он подхватил поднос, крякнув от его веса, и направился в комнату Марка.

Эта ночь особенная, потому что последняя. Завтра в полдень наёмник должен явится в храм богини Мары, чтобы доказать свою невиновность. Но в последнее время Русак замечал, что предстоящее событие мало заботит наёмника. То ли вино повлияло на него, то ли он уже смирился с поражением, даже не попытавшись вырвать победу из цепких ручек жриц.

Русак распахнул дверь в комнату Марка, и едва тот открыл рот, чтобы произнести набившую оскомину фразу, целитель поспешил сказать:

– Я не знаю, что там с царевной, потому что не ходил к ней уже неделю. Мази и румяна не кончаются так скоро.

Русак ко всем прочим успехам стал придворным цирюльником: готовил для женщин румяна и губные помады, кремы и душистую воду. Благодаря этому частенько бывал во дворце. Как ни плохо он учился, наука пошла впрок, а теперь ещё и открыла для него все двери богатых домов столицы.

– Завтра у тебя будет долгий день, хозяин. – Русак по старой привычке продолжал так величать наёмника. – Так что поешь да ложись спать.

Но Марк презрительно посмотрел на благоухающую еду и потянулся к кувшину.

Густая рубиновая жидкость полилась в кубок, наполнила до краев, едва-едва не вытекая на стол. Марк небрежно взял кубок и сделал большой глоток.

Причмокнув, он глянул на самозваного слугу и усмехнулся.

– Что стоишь-то? Присоединяйся. Выпьем напоследок.

– Не могу. Меня Ранида ждет. Не хорошо такую женщину одну оставлять, а то задержусь так разок-другой, а там, глядишь, мое место кто-нибудь займет, – без улыбки сказал Русак.

Марк пьяно загоготал, плеснув добрую половину вина на пол.

– Как хочешь... Может, так лучше будет.

– Пойду я, а ты поел бы. Все лучше, чем одно вино глотать.

Как и говорил ларг в ту жуткую ночь, когда Марк открыл дверь и Корней ушел, о бывшем хозяине корчмы все забыли. Сейчас о нём помнила только Ранида, но и то, как о дальнем родственнике Русака, приезжавшем погостить и уехавшем обратно к себе на родину, в Соединенные Королевства. Остальные в городе были убеждены, что хозяином всегда был Русак. Вышибала уже на следующий день приветствовал бывшего слугу как хозяина, а кухарки и прислуга, кажется, вообще не заметили подмены.

Когда за Русаком захлопнулась дверь, Марк встрепенулся и рявкнул:

– Погоди! Вернись!

Он встал с постели и неверным шагом поспешил за корчмарем. Тот ждал его в коридоре, нетерпеливо потирая ладошки. «И откуда такая привычка взялась? – удивился Марк. – Раньше за ним не водилось этого хозяйского жеста».

– Возьми вот. – Марк протянул медальон, подаренный Василикой. – Вернешь царевне. Скажи, что не того она в суженные выбрала.

Русак осторожно принял украшение и повертел, разглядывая черную жемчужину.

– Ай, красота-то какая! Когда же тебе царевна эдакое чудо подарила?

– Долго рассказывать, – отмахнулся Марк. – Что-то голод проснулся, словно я неделю не ел.

– Что тут удивительного? Ты давно уже вином и голод, и жажду утоляешь, – то ли сварливо, то ли заботливо сказал Русак.

Марк направился обратно в комнату, но на пороге задержался.

– Верни ей обязательно. Прикарманишь – от самого Ящера к тебе вернусь.

Русак даже подпрыгнул от такого оскорбления.

– Как можно?!! Хозяин.

– Прости, – хмуро сказал Марк. – Спьяну несу невесть что.

И зашёл в комнату, боясь увидеть обиженные глаза Русака. Со всего маху хлопнул дверью, на голову посыпалась пыль, оседая на волосах, как старческая седина. Огонь свечи дрогнул от ворвавшегося в комнату сквозняка. По стенам, изгибаясь в углах, за Марком вплыла его тень. Наёмник покосился на неё, как на заклятого врага, и покачал головой.

– Все ходишь за мной, – проворчал он, обращаясь к тени. – Боишься, что сбегу?

Тень вздрогнула, потекла вниз по стене, темной лужицей собралась на полу, почти неотличимая от притаившегося мрака.

– Что тут сделаешь? – раздался голос ларга. – У каждого своя судьба.

Змей выполз на яркий свет, снова обретая привычный вид, каким Марк всегда видел ларга в пути.

– А ты зачем помогал мне? Мог ведь не вмешиваться. Ещё в Лимии позволил бы роктам убить меня. А мог бросить в темнице в замке барона Сигурда и позволить казнить. Почему ты всякий раз вмешивался?

– Твою судьбу должны решить жрицы и Ледяная Божиня. Помнишь? Ты выбрал меня сам.

Марк вспомнил, как купил кнут, нападение роктов, как жуткий змей проползал по темной улице.

Наёмник с жадностью набросился на мясо, словно ел последний раз в жизни, и чувствовал, как по телу растекается звериная сила и ярость. Хмель удивительно быстро выветрился из головы, как и не бывало. Марк усмехнулся, узнавая руку Русака: не иначе целитель подмешал в еду или вино что-то, помогающее восстанавливать силы.