Итак, наступил XX век. Казалось бы, что имеются все необходимые условия для бурного развития минного оружия. Созданы мощные взрывчатые вещества, есть апробированные средства взрывания, накоплен практический опыт минных действий, даже разработаны основы минной тактики.

Но к тому времени выдающегося развития достигла артиллерия. Осколочные снаряды, начиненные бризантной взрывчаткой, обладали огромной разрушительной силой. Так, 75-мм осколочный снаряд полевого орудия давал при взрыве до 1000 осколков, поражавших в радиусе до 35 метров. Дальность стрельбы полевых орудий достигла 7–8 километров, а тяжелых дальнобойных 18–20 км. Ближние подступы к позициям заливали своим огнем пулеметы, изобретенные в 1882 году.

На таком фоне мины выглядели достаточно примитивно. Можно было предположить, что как оружие они уходят в прошлое.

Вообще, в начале XX века можно достаточно отчетливо выделить две тенденции в использовании мин. Первая связана с тезисом, что к минам прибегают лишь тогда, когда все иные средства исчерпаны и не дали желаемого результата. То есть, мины становятся последней соломинкой, за которую цепляется утопающий. Вторая тенденция частично связана с первой: мины, это оружие более слабой стороны (не обязательно слабой в масштабах всей войны, скорее, более слабой стороны на конкретном участке в конкретное время). Обе тенденции проистекали, вероятно, из самого характера минного оружия, имеющего оборонительный принцип применения.

В 1900 году во время восстания ихэтуаней («боксеров») в Китае англичане применяли мины для прикрытия подступов к железным дорогам, использовавшимся войсками интервентов, подавлявших это восстание.

Самые масштабные боевые действия в первом десятилетии XX века развернулись в ходе русско-японской войны 1904—05 гг. на территории Китая (в Маньчжурии и на Квантунском полуострове). В тот период во всей русской армии имелось 13 минных рот, причем все они были приписаны к крепостям, поскольку использование мин полевыми войсками не планировалось. Мины (преимущественно в виде фугасов) традиционно полагали одним из средств обороны крепостей.

Но к этому времени минно-подрывное дело перестало быть задачей только минных рот. В значительной мере решение таких же задач возлагалось и на саперные подразделения. Во всяком случае, подрывные работы вели и минеры, и саперы.

О применении мин в полевых сражениях русско-японской войны сведений немного. Известно, что в период позиционной борьбы на реке Шахэ (ноябрь 1904 — февраль 1905 гг.) обе стороны вели подкопы и контрподкопы под позиции друг друга, взрывая в них мощные заряды взрывчатки. Так, в полосе обороны одной из русских дивизий на участке от железнодорожного моста через Шахэ до деревни Линшипу активная подземноминная борьба шла полтора месяца, с переменным успехом.

Когда в июле 1904 года русские войска стали готовить к обороне Ляоянские передовые позиции, то наряду с устройством невзрывных заграждений (волчьих ям, прополочных заграждений) они довольно широко использовали камнеметные фугасы, а также управляемые фугасы и мины в современном понимании (тогда их называли автоматическими или самовзрывными минами). Известно, например, что 17 августа 1904 года под Ляояном одновременным подрывом восьми камнеметных фугасов удалось рассеять батальон японской пехоты.

Мины нашли широкое применение в боях за Порт-Артур. Минную войну в этой приморской крепости можно разделить на два вида: подземную и наземную.

Подземная минная борьба началась после второго штурма крепости японцами 19–24 сентября 1904, который, как и первый, закончился неудачей, а японская армия понесла тяжелые потери. Система русской обороны основывалась на долговременных сооружениях в виде фортов, редутов, люнетов и батарей.

Инициаторами подземной минной борьбы явились японцы, рассчитывавшие с помощью мин разрушить русские укрепления. Следует отметить, что им сопутствовал успех. По сравнению с русскими минерами, действия японцев были более целеустремленными, настойчивыми и квалифицированными.

Русские начинали свои контрминные действия, как правило, с опозданием, работы вели вяло. Им недоставало как квалифицированных специалистов в этой области, так и соответствующего снаряжения (маркшейдерского инструмента, бурового и вентиляционного оборудования, электроосветительных станций). Не хватало даже элементарного шанцевого инструмента (лопат, кирок, ломов, пил, топоров), а имеющийся инструмент был крайне низкого качества.

Квантунская крепостная саперная рота насчитывала 420 человек, но среди них не было квалифицированных минеров-солдат и унтер-офицеров. При строительстве крепости вопросам заблаговременной подготовки контрминных мероприятий (прокладке контрминных галерей, созданию запасов взрывчатки, оборудования и инструмента) не было уделено никакого внимания. Впрочем, вряд ли возможно было это сделать, поскольку из 15 миллионов рублей, нужных для строительства всех крепостных сооружений, предусмотренных проектом, запланировали израсходовать только 9 миллионов, а выделили чуть больше 4 миллионов.

С началом осады все поставки материальных средств в Порт-Артур прекратились, тогда как японцы могли оперативно получать все необходимое для осады, в том числе для подземно-минной войны.

В конце сентября 1904 года японские минеры начали вести минную галерею в направлении русского форта II, самого мощного крепостного сооружения Порт-Артура, игравшего ключевую роль в обороне. Увидев, что японцы после неудачного второго штурма начали постепенно подводить к этому форту линии траншей (т. н. параллели) начальник инженеров крепости полковник А. А. Григоренко и участковый инженер подполковник С. А. Рашевский поняли, что японцы неизбежно начнут и прокладку минной галереи. Они решили повести навстречу японцам две контрминные галереи. Однако разведать места прокладки японских галерей и их направление не удалось, поэтому поручик минной роты Рейнбот был вынужден вести контрминные галереи наугад, в наиболее перспективных направлениях.

1 октября началась прокладка первой контрминной галереи. Низкая квалификация русских минеров привела к тому, что галерея пошла вверх и уже через 21,3 фута (6,5 м) вышла на поверхность. После этого работы стали вести таким образом, чтобы галерея заведомо постоянно углублялась. Понимая, что при таких условиях контрминная галерея может вообще не дать результатов, русское командование пыталось сорвать японские минные работы, атакуя пехотой предполагаемые места начала японских подземных галерей.

Так, в ночь на 7 октября 1904 года ночную вылазку совершил отряд в 47 человек. Группа из этого отряда под командованием зауряд-прапорщика Марченко обнаружила одну японскую галерею и смогла уничтожить вход в нее с частью галереи. Эта вылазка помогла определить точное направление японских минных работ, после чего прокладка контрминной галереи была ускорена.

10 октября в контрминной галерее стали прослушиваться звуки работы японских минеров. Японцы тоже обнаружили русские работы. К 13 октября галереи сблизились до 12 метров. Вечером того же дня на совещании в форту № II (присутствовали комендант крепости генерал К. Н. Смирнов, генерал Р. И. Кондратенко, начальник инженеров крепости полковник А. А. Григоренко, командир 5-го стрелкового полка полковник Третьяков, начальник инженеров участка подполковник С. А. Рашевский, комендант форта капитан Рязанов, командир минной роты поручик Рейнбот и прапорщик Берг) было решено заложить и взорвать контрмину.

Начальник фугасной команды поручик Дебогорий-Мокриевич заложил взрывной заряд в 120 кг пороха. В качестве средств воспламенения были использованы один платиновый электрозапал и пять искровых запалов Дрейера. Для их инициирования использовались подрывная машинка фирмы Клаксон и магнитный индуктор.