Его голос звучал дружески, и вел он себя так, словно ничего не произошло, а я не был пленником… Но мне было нелегко об этом забыть, я сидел напряженный и несчастный, думая, что ничего плохого не случится, пока мы будем разговаривать разумно.

— Звезды, — сказал я. — Рассыпанные звезды.

— А я вижу миллионы миллионов невольников, вольноотпущенников и свободных людей, — медленно произнес он, глядя куда-то вдаль, — а над ними миллионы наемников, горстку Торговцев и служащих и совсем немного аристократов. Но в самом низу находятся невольники и вольноотпущенники. Ты часто видел их, но ничего не знаешь об их жизни. Отчаяние, болезни и смерть — вот вся их жизнь. Небольшой клочок земли или тесная каморка — вот весь их мир.

Силлер встал, и мне показалось, что он вырос.

— Ты ничего не знаешь об их жизни, — повторил он. — А я знаю. Ты не знаешь, что такое никогда не есть досыта… никогда. Ни разу за всю свою жизнь. А я знаю. Что они понимают? Ничего, кроме самых примитивных инстинктов. Они размножаются, несколько лет борются за существование и умирают. Животное существование, даже хуже. — Он умолк, посмотрел на меня, и голос его смягчился. — Если бы ты увидел, как кто-нибудь из них царапает кривой палкой клочок земли, ты дал бы ему в собственность плуг и землю? Если бы ты увидел другого, наполняющего боеголовку ракеты радиоактивными веществами, пока плоть его не отвалится от костей, ты забрал бы его оттуда?

— Да, — ответил я, глядя ему в глаза.

— Тогда дай мне кристалл, — прошептал он. — Это их единственный шанс.

С трудом я отвел от него взгляд, и рука моя поползла к пистолету.

— Почему? — спросил я.

— Ты хочешь отдать его Императору? А знаешь, что он с ним сделает?

Я молчал.

— Он еще сильнее стиснет руку на Бранкузи. Или, если в этом секрете кроется достаточно силы, начнет искать мир для завоевания. Он еще не так стар, а со времен его прапрадеда завоеваний не было. Наш Император хотел бы быть тем, кого запомнят как завоевателя Тэйера. А может, ты предпочитаешь отдать его Торговцам?

Я смотрел на него и ждал, а рука моя все ближе подбиралась к пистолету.

— Они продадут его какому-нибудь владыке за несколько выгодных лицензий. Тому, кто даст больше. А может, ты передашь его Церкви?

Я покраснел и отвернулся.

— Церковь, как тебе известно, отдаст его светским властям, — мягко сказал Силлер. — Именно это хотел сделать Аббат, выдавая тебя Агентам.

— Ты ошибаешься, — холодно прервал я его. — Это тот юный послушник.

Силлер пожал плечами.

— Разве? Впрочем, речь о другом: что нет никого на стороне справедливости, перемен, прогресса и людей. За исключением…

— Кого? — спросил я. — Кто благороден настолько, что ему можно доверить кристалл?

— Граждане, — сказал он.

Я уже слышал о них когда-то, но для меня это было просто слово.

— И что бы они с ним сделали?

— Создали бы Объединенную Галактику. Без императоров, без диктаторов, без олигархии. Власть была бы в руках тех, кому принадлежит по праву, — в руках людей.

— Прекрасная мечта, — сказал я. — Но в твоей книге утверждается, что это невозможно.

Мои пальцы подползали все ближе к оружию.

— В «Динамике»? — спросил он, и глаза его заблестели. — Отличная книга. Но пессимистическая. В ней не учтено одно возможное решение.

Силлер подошел ко мне, наклонился и взял пистолет. Я сидел неподвижно, глядя, как он задумчиво вертит его в руках. Потом он улыбнулся, наклонился надо мной и сунул его мне в карман.

— Теперь нам будет легче говорить, — сказал он.

Оружие вновь оказалось у меня, и я должен был ощущать себя свободным человеком, однако не ощущал. Его поведение заставило меня почувствовать себя пленником больше чем когда-либо.

— Какое решение? — спросил я.

— Одновременная революция во всей Галактике, — тихо сказал Силлер. — Никто не сможет воспользоваться неразберихой. А потом возникнет конфедерация миров, которые постепенно объединятся полностью.

— Неплохой план, — сказал я. — За чем же дело?

— Дело в людях, — с горечью ответил Силлер. — В этих глупых животных. Они знают слишком мало, чтобы взбунтоваться. Они думают, что живут так, как должно. Им не с чем сравнивать. Они не умирают от голода, у них есть бесплатные визионные театры. А мы не можем добраться до них: все каналы общения и обмена информацией находятся в руках владык. Все, кроме одного, но и тот успешно заблокирован.

— Книги? — спросил я.

Он угрюмо кивнул.

— Есть только один способ удержать людей от чтения, и они его использовали. Сделали из людей глупцов и невежд. Если бы люди умели читать, они знали бы слова и понятия, позволяющие им думать. А мы могли бы их учить организовывать. И вот Конгресс приказал: «Научите их читать». Попробуй. Я пробовал — это невозможно. Это требует немалой силы. Силы, чтобы скинуть владык. Пусть животные задыхаются в своем невежестве. Если бы у нас была сила… Этот кристалл может оказаться тем самым оружием, которое давно мы ищем, Дэн.

— Как ты учил их читать? — быстро спросил я.

— Почему бы нам не воспользоваться им обоим? — продолжал Силлер. — Ты знаешь ему цену! Он никуда не годен, если ты не можешь его продать. Самому тебе это дело не под силу — ты не знаешь, куда пойти, с кем говорить, сколько запросить. Можешь получить только дыру в животе.

— Не понимаю.

— Слушай… Конгресс мог бы дать много. Я скажу им, что ты хочешь за кристалл пятьдесят тысяч хроноров. Столько они заплатят. — Он щелкнул пальцами — По двадцать пять тысяч на брата. А если мы сумеем открыть тайну кристалла, для нас вообще не будет границ. Для тебя одного он не имеет никакой ценности, сулит лишь смерть и пытки. Для меня и Граждан — это жизнь и надежда Галактики.

— Как ты учил их читать? — повторил я.

Он вздохнул.

— Эти животные не хотят учиться. Мышление для них слишком тяжелый труд. Значит, с ними нужно поступать, как с животными. А тем дают конфетки.

— Конфетки?

— Простые истории на простые темы, счастье для несчастных, сила для слабых, любовь для отверженных… Мы подсовывали им рассказы о крестьянах, которые сбрасывают ярмо господ, о рабочих, становящихся хозяевами фабрик и заводов, где они работают, о чувствах и вечной жажде сильных переживаний…

Он снял с полки одну книгу и подал мне. Пока я ее разглядывал, Силлер включил визор. Книга была дешевой, но сделана хорошо.

— Большие буквы, — продолжал он, — читаются легко. И при этом хорошо написано. Много денег и усилий вложено в этот проект. И кроме того, здесь заключена идея полного переворота, идея равенства людей. Цена этих книжек ниже себестоимости, но я отдавал бы их и даром. Но мне удалось всучить всего пять штук. Знаешь, почему? Вот причина!

Он указал на визор.

В хрустальном кубе видна была девушка, напоминающая прекрасную древнюю статую, но живая, двигающаяся, в идеальных цветах розоватой кожи, коралловой красноты и туманной черноты… Техническое достижение, достойное лучшего использования. Это же было мелко, бездумно, глупо и, что хуже всего, плохо.

Отец Михаэлис сказал мне когда-то, что нет другого зла, кроме того, которое человек может дать миру или отнять у него. В том, что я смотрел, было хорошо продуманное зло. Зрелище было насыщено злом, чтобы увлечь зрителя, чтобы он никогда не захотел ничего другого. Темнота, остающаяся в душе, как некое пятно, и никогда не покидающая ее.

— Вот этого они и хотят, — сказал Силлер. — Готовые творения воображения, чтобы не нужно было думать. Боже, как эти животные не любят думать!

Я отвел взгляд от экрана и посмотрел на книгу. Сборник рассказов, написанных неизвестным автором просто, но талантливо. Они увлекали читателя, но тоже не заставляли его думать. Я листал страницы с растущим интересом и отвращением…

Это немногим отличалось от Императорского Свободного Театра. В этих рассказах было что-то аморальное — отсутствие основных принципов правильного поведения, — и потому они были плохи, может, даже опасны, ибо зло было менее очевидно.