Мне опять фантастически везет – оглоед не рассчитал своих габаритов и, пытаясь сбросить Киру, застревает в проеме. Ему бы резко дернуться вперед, тогда бы он оказался в тоннеле – но с задранной к потолку головой ему не до рывка.

– Слеза-аааай… – кричу я Кире. – Он застрял!

Кира мотает головой, я не вижу его лица за волосами – он стоит, почти сложившись пополам и вцепившись в отростки. И я совершаю очередной идиотский поступок, который может стоить мне жизни: вскакиваю, бросаюсь к оглоеду, приставляю ствол к шкуре и стреляю три раза подряд. Четвертого выстрела не случается – кончились патроны, и я стреляю из неопознанного оружия в левой руке. Колени зверюги подламываются, и она падает. Кира сваливается на меня, я нечаянно жму на спуск, стреляя в потолок, и последняя моя пуля проходит вскользь по его виску – я вижу, как пропадает прядь волос, оставляя наголо сбритую полосу, а Кира отшатывается.

Это еще не беда – не попал, и ладно. Сейчас не до разбора полетов. Лежа, я вижу стекающего по стене Альдо и вдруг начинаю слышать пальбу Лаана – еще мгновение назад мне было не до нее, я даже шума своих выстрелов не слышал. Альдо сжег одного оглоеда начисто – и на этом его участие в схватке окончено, он сейчас едва ли сможет встать. Я чувствовал это, пока мы с Кирой уничтожали свою тварь, – но в сознание информация не проходила. Зато сейчас я сообщаю об этом всем.

Тем не менее два оглоеда из трех уничтожены. Но и один оставшийся способен размазать нас всех по стенам. Лаан и Хайо держатся на расстоянии от второй твари – умница Альдо сжег того, что был ближе, и теперь обваренная туша служит препятствием для последнего. Не лети в него веер пуль, оглоед перепрыгнул бы через труп собрата, но он вынужден жмуриться и прикрывать глаза. А ситуация-то патовая. Уходить, оставляя нечисть за спиной, нельзя. Приблизиться к нему – тоже. А заставить оглоеда отступить едва ли получится.

– Что делать будем? – спрашивает меня Кира, и я удивляюсь – тенник, оказавшийся настоящим коммандо, видимо, тоже не знает, как сдвинуть баланс в нашу пользу.

– Ты как? – интересуюсь я. – Не сильно потратился?

– Да нет, не успел почти. Секунд пять от силы. Ты быстро его сделал.

Надо же – а мне показалось, что от прыжка Киры до момента, когда он свалился на меня, прошли минуты.

Ножи Хайо не помогли – отскакивали от шкуры, как от каменной стенки, и освящение не помогло им совершенно. Будем знать, что оглоедам это не страшно. Хайо безоружен – стрелять он не умеет, в рукопашную с оглоедом идти бесполезно. Стоит, вертя в пальцах лезвие, я чувствую его злость и беспомощность. Если бы он воспользовался методом Киры, у нас был бы шанс. Но просить о таком… Хайо может поскользнуться или напороться на шипы, и тогда оглоед просто растопчет его. А я даже не знаю, могу ли так прыгать. Каждый раз новое тело – и изучить все его умения я не успеваю. Но зачем-то Город сделал меня на сей раз здоровенным качком-переростком?

Чет или нечет, орел или решка – была не была. Разбегаюсь, чувствуя, как воздух под ногами становится упругим. Нет, летать я не могу, но в воздухе задерживаюсь дольше, чем этого требует сила притяжения. Вкладываю Лаану в голову, что он должен сделать, отталкиваю его ладонью со своего пути. Почему мне приходит в голову сделать сальто, оттолкнуться ногами от потолка и почему после этой безумной выходки я приземляюсь на обе ступни по бокам шипастого гребня, не поскальзываюсь и не падаю – Город ведает.

Не знаю, сколько силы в щуплом Кире, а мне задрать голову оглоеду стоит титанических усилий. Кажется, сейчас лопнет диафрагма – но я тяну, тяну и тяну, забывая думать о том, с какой вероятностью Лаан может попасть в меня и сколько секунд ему потребуется на то, чтобы пристрелить оглоеда. Мне уже все равно – горы по плечо, море по колено, а по рукам, вцепившимся в отростки на морде твари, течет к оглоеду энергия. Пальцы сводит, словно я схватился за провод, только ток течет не по проводу, а по мне. Меня мгновенно начинает трясти, но разжать кулаки я уже не могу.

Лаан, наверное, стреляет – я ничего не вижу, не слышу, только стараюсь не упасть и не потерять сознание. Я отключился от всей группы – на сегодня я не связующий, а неизвестно что, потенциальная жертва комы и труп. Меня удерживает в сознании только одна мысль – Кира же как-то продержался. Значит, и я смогу…

И все же сначала я теряю сознание и падаю, а потом уже ребята добивают тварь. Мне опять везет, хотя я об этом не знаю: дохлый оглоед не падает на меня, валится на другой бок. Пока Кира хлопает меня по щекам и растирает руки, Лаан и Хайо препираются, кто нанес последний решающий удар, Лаан пулей в крошечное ушное отверстие или Хайо голыми руками, пробив твари кадык и вырвав трахею.

Из этих разборок я понимаю, что, когда я упал, оба бросились вплотную к оглоеду и в те секунды, что он приходил в себя после пребывания с задранной к потолку головой, успели его прикончить. Вот такие у меня друзья.

– Ребята, вы с ума сошли? – Я валяюсь на туше и чувствую себя вправе читать им нотации. Броситься с голыми руками на оглоеда, который прекрасно работает не только зубами, но и лапами, – это уже театр абсурда какой-то.

– На себя посмотри, – мотает головой изумленный своим подвигом Хайо. – Ты что учудил?

– А это не я придумал, – усмехаюсь. – Это Кира начал. Мы так своего и прикончили.

– Вы даете, – щиплет себя за бороду Лаан. – С ума сегодня все посходили.

– Сам-то, – смеется Хайо, – вот уж кто помолчал бы.

– Ну, я же знал, что у него в такой позе пережимается артерия и секунды две он будет безопасен. А ты-то, а?

– Заканчивайте меряться идиотизмом, – ворчит Кира. – Пошли отсюда. Пусть менестрели нас в балладах воспоют. Потом. А я хочу помыться и поспать.

Этого хотим мы все. Маршрут мы специально рассчитали так, что вошли в дальнем от дома конце. А отсюда метров пятьсот по тоннелю и еще минут двадцать пешком.

Дороги по поверхности я почти не помню. Нас кто-то подвез, кажется, водитель маршрутки – в легковую мы едва ли поместились бы. Рисковый человек – подсадил пятерку грязных, испачканных в крови мужиков. Лаан так и не убрал пистолет в кобуру. Не знаю, уговаривал он водителя добрым словом или добрым словом и пистолетом, но нас довезли до подъезда.

За время нашего отсутствия квартира опять изменилась. Наказание какое-то. Все мы регулярно лишаемся каких-то вещей, оставленных в ней, а иногда обнаруживаем, что во всех пяти – или шести – или трех комнатах нет ни одной койки, или туалета, или кранов с водой. Но без квартиры не обойтись никак – мы можем пройти на эту завесу только через эту окаянную «нехорошую квартирку». Очередная насмешка Города.

На этот раз обстановка напоминает дворец какого-нибудь восточного эмира или паши. В общем, кого-то эдакого, в чалме и халате. Ковры повсюду – на стенах, на полу. В ближней комнате – кальян. Я с подозрением заглядываю в ванную и замираю, не веря усталым глазам. Ванная приобрела размеры футбольного поля, и посредине красуется огроменная синяя ванна-джакузи, расписанная золотой и красной эмалью. Рисунки – сугубо порнографического свойства – представляют собой все многообразие цветов и поз секса.

– Мамочки, – стонет Хайо. – Была такая мечта – помыться…

– Ну и помоемся. Как раз туда влезут все, – пожимает плечами Лаан. – И никто не заснет, как в прошлый раз.

Упрек посвящается мне персонально – на прошлой зачистке я так умотался, что заснул в ванне. Не забыв запереть дверь, но забыв выключить горячую воду. Я ушел за одну из нижних завес, а остальные долго гадали, не утонул ли я. Когда из-под двери потекли ручьи весьма горячей воды, а снизу прибежала соседка, они додумались выбить дверь. Ну и кто виноват, что раньше не сообразили?

Лаан пускает горячую воду, разглядывает пузатый кувшинчик, нюхает и высыпает в воду все содержимое – горсти три красно-багрового порошка. Запахом розмарина меня буквально сбивает с ног. Пока я разгадываю загадку «почему розмарин красный», Лаан с Кирой вытряхивают меня из одежды. Видимо, просекли, что на расстегивание молний и пуговиц сил у меня нет. И окунают – в булькающий кровавый кипяток, пахнущий так, что у меня отшибает обоняние.