– Да как тебе сказать… – задумчиво говорит он. – Это не наши. А почерк – наш. Помнишь марочку Альдо? Тот же самый случай.

– Забавно. Смысл в нас стрелять? Мы ж вернемся.

– Мало ли. Вопрос времени, например.

– Может быть. Пойдем дальше?

– Пойдем.

Мы подходим к ограде здания. Тонкая кованая решетка сверху украшена совершенно символическими шипами. Метрах в ста от забора – высокое здание. Тихо. Опасно, мучительно тихо, словно все вдруг вымерло… выморожено. Никого. Ни единого голоса, ни единого человеческого запаха. Мы идем вдоль забора к будке у проходной, заглядываем внутрь. Никого нет и там. Перепрыгиваем через невысокий турникет, проходим внутрь, во двор. Тишина. На нас никто не обращает внимания. И опять – это ощущение злобного взгляда в спину.

– Нам на самый верх, – шепотом говорит Кира.

Я только один раз прикрываю глаза. Говорить не хочется. Кажется, мы на ладони у недоброго существа, которое следит за каждым нашим движением. Я пытаюсь нащупать его, уловить мысли – тщетно. Нет ничего, кроме взгляда, кроме внимания. За ним не чувствуется личности. У входа в здание – два охранника в той же форме, что и недавний покойник. Смотрю на Киру, но он молча подмигивает. И все проходит хорошо. Нас попросту не замечают ни у дверей, ни дальше, где у арки металлоискателя стоят еще двое.

В коридоре все та же звенящая тишина, запахи неживые – краска, штукатурка, клей. Осматриваюсь – действительно недавно сделали ремонт. Стены выкрашены в неприятный желтый цвет, а сверху по желтому нанесены пульверизатором розовато-коричневые брызги. На редкость неприятное сочетание. Интересно, о чем думали те, кто подбирал материалы для ремонта?

Шаги гулко отдаются в коридоре. Под ногами – отшлифованные каменные плиты. Не хотелось бы мне быстро пройти по этому коридору на каблуках.

Мы доходим до лифта. Кира насторожен, напряженно озирается. Я не чувствую опасности, но мне быстро передается его тревога. «Нет лестниц, – сообщает он. – Мне это не нравится». Я не понимаю, почему лестницы для нас так принципиальны. Лифт так лифт, можно подняться и на лифте. Кира нервно дергает щекой, и до меня доходит – если мы найдем Лика, то выбираться нам тоже придется на лифте. А его очень легко отключить или попросту сломать.

Лифт приходит. Это монстрообразное устройство, в которое страшно заходить. Плитки пола мозаичные – есть плитка, нет плитки. Стенок нет – только невысокое ограждение. Посреди торчит рубильник со шкалой.

– Началась шиза, – вздыхает Кира. – Залезай, альтернативы-то нет…

Я залезаю, устраиваюсь на краю у бортика – тот мне ровно по колено. Кира осторожно ставит рубильник на цифру «девять», последнюю на шкале. И я едва не оказываюсь внизу. Лифт взмывает вверх со скоростью истребителя, я, разумеется, падаю и повисаю над шахтой, только в последний момент успевая зацепиться за край. Кира, шипя и ругаясь незнакомыми мне словами, втаскивает меня обратно, и в этот момент лифт тормозит так, что я опять оказываюсь висящим и вцепляющимся в острый край железной пластины. Но на этот раз я уже выбираюсь сам.

Мне неловко за свою неуклюжесть и стыдно признаваться, что оба раза чувствовал, как невидимая рука бьет меня под колени. Кира скажет, что это бред, думаю я. И задаст разумный вопрос – почему его никто никуда не толкал? Что толку сваливать свою неловкость на померещившиеся мне руки…

Мы оказываемся в длинном коридоре. Все двери – металлические, рядом с каждой из них кодовый замок и еще какое-то устройство, где на плоском экранчике очерчена ладонь. Кира ведет меня в самый дальний конец коридора, потом мы поворачиваем, поворачиваем еще раз и оказываемся в тупике. Здесь три совершенно одинаковые двери, выкрашенные белой краской. Кира задумывается, проводит пальцами ото лба к затылку, потом встряхивает головой.

– Не знаю. Попробуй сам.

Я прикрываю глаза, пытаясь нащупать след Лика. Базилик, розмарин, гвоздика – терпкий, пряный букет запахов. Я так хорошо помню его, но – вот беда – не могу уловить в этом царстве тишины и металла. Наконец мне чудится, что нужная нам дверь – слева от меня.

Кира тычет в здоровенную белую кнопку, самую крупную из всех. Если это звонок, то он не работает. Тенник наугад набирает несколько комбинаций – бесполезно, потом он с размаху бьет по пластине сканера, замок искрит, и дверь приоткрывается.

Я вхожу внутрь, оттолкнув Киру, и попадаю в гигантскую лабораторию или вычислительный зал – ряды столов с пробирками и реактивами перемежаются рядами компьютерных столов. Системных блоков не видно – только плоские мониторы и клавиатуры. Никого. Ошиблись? Нет – в дальнем углу я вижу сидящего за столом человека в белом халате и шапочке, из-под которой выбиваются неровно обрезанные темно-рыжие пряди. Это Лик. Он исступленно лупит по клавиатуре – на экране быстро меняются картинки незнакомой мне программы.

– Кхм, – громко кашляет Кира.

Лик встает, поворачивается к нам. Лицо у него изможденное, словно из-за своего ящика он не вставал пару недель. На и без того худой физиономии остались одни глаза и нос. Все прочее напоминает череп, туго обтянутый кожей. Мне страшно. В фиалковых глазах Смотрителя – ужас и предупреждение. Я не понимаю его, вижу только, что он не узнает меня.

– Очень рад, что вы нас посетили, – громко говорит он, приветливо улыбаясь.

Вы когда-нибудь видели улыбку живого скелета? Омерзительное зрелище. И страшное.

– В нашей лаборатории разрабатываются самые новые и прогрессивные новинки технологий будущего, – изрекает Лик с видом экскурсовода.

Подходит к нам, улыбаясь, берет Киру за рукав и продолжает нести свою ахинею.

– Здесь вы можете полюбоваться на прогресс человечества, достигнутый при помощи самых последних инноваций в сфере биотехнологии.

Кира отчетливо вздрагивает, заглядывает Лику в глаза. Я смотрю туда же, куда и он, – в два фиолетовых колодца с безумием на дне. Смотритель что-то говорит, но я не слышу слов, пытаясь уловить, что творится с нашим братом.

…север, гроза, программа, серый полосатый кот, вирус, зависла, снежная буря, падал прошлогодний снег, ежик в тумане, винни-пух, гроза над морем, сиреневый туман…

Мне едва удается выбраться из хаотической смеси образов – здесь и обрывки из мультфильмов, и книги, и что-то совершенно непонятное. Лика там нет – этот поток сознания мог бы принадлежать кому угодно. Он даже не замечает, что я глубоко залез в его мозги. Еще один дурной признак. Лик всегда был чувствительнее прочих к таким вещам…

Киру меж тем ведут под руку к лабораторному столу и демонстрируют «прогрессивные новинки технологий» или как оно там? Кира слегка шокирован, это видно. Он пытается достучаться до Лика – и безрезультатно, я вижу это по его разочарованному лицу. Кира терпеливо выслушивает весь бред, который несет наш целитель, кивает, поддакивает и пытается вести Лика к двери. Безрезультатно – тот так увлечен своим монологом, что я понимаю: его нужно хватать и нести отсюда прочь. По-другому эту ситуацию решать бесполезно.

Но пришли-то мы сюда, особо не напрягаясь, а вот как будем уходить? Вместе с Ликом?

В лаборатории, да и на всем этаже тишина, если не считать громкого и выразительного бессвязного монолога Лика. Пытаюсь вслушаться.

– …при помощи этого метода мы овладеваем новым совершенным знанием…

Ох, египетская сила!

Кира кладет Лику руку на плечо и медленно, но методично ведет его к двери. Я иду следом, и когда наш экскурсовод пытается дернуться, беру его под руку. К счастью, Лик никогда не отличался физической силой, и вырваться ему не удается. Мы ведем его на выход, и вдруг в коридоре он резко останавливается, а когда мы пытаемся его волочь, упирается в линолеум каблуками.

– Что вы в меня вцепились? Тэри, Кира? – говорит он совершенно нормальным голосом.

От удивления я отпускаю его, Кира – тоже, и мы стоим посреди коридора, ошеломленно глядя друг на друга. Лик поправляет шапочку, потом сдергивает ее и прячет в карман халата. Рыжий, веснушчатый, с лицом, которое было бы детским и трогательным, если бы не эта страшная изможденность, он разглядывает нас так, словно и с нами что-то не в порядке.