К национальным проблемам примыкают религиозные. Недопустимы любые ущемления свободы совести. Совершенно недопустимо, что до сих пор не получила официального статуса Украинская Католическая Церковь.

Важнейшим политическим вопросом является утверждение роли советских органов истинно демократическим путем. В избирательный закон должны быть внесены уточнения, учитывающие опыт выборов народных депутатов СССР. Институт окружных собраний должен быть уничтожен, и всем кандидатам должны быть предоставлены равные возможности доступа к средствам массовой информации.

Съезд должен, по моему мнению, принять постановление, содержащее принципы правового государства. К этим принципам относятся: свобода слова и информации, возможность судебного оспаривания гражданами и общественными организациями действий и решений всех органов власти и должностных лиц в ходе независимого разбирательства; демократизация судебной и следственной процедур (допуск адвоката с начала следствия, суд присяжных; следствие должно быть выведено из вéдения прокуратуры: ее единственная задача — следить за исполнением Закона). Я призываю пересмотреть законы о митингах и демонстрациях, о применении внутренних войск и не утверждать Указ от 8 апреля.

Съезд не может сразу накормить страну. Не может сразу разрешить национальные проблемы. Не может сразу ликвидировать бюджетный дефицит. Не может сразу вернуть нам чистый воздух, воду и леса. Но создание политических гарантий решения этих проблем — это то, что он обязан сделать. Именно этого от нас ждет страна! Вся власть Советам!

Сегодня внимание всего мира обращено к Китаю. Мы должны занять политическую и нравственную позицию, соответствующую принципам интернационализма и демократии. В принятой Съездом резолюции нет такой четкой позиции. Участники мирного демократического движения и те, кто осуществляет над ними кровавую расправу, ставятся в один ряд. Группа депутатов составила и подписала обращение, призывающее правительство Китая прекратить кровопролитие.

Присутствие в Пекине посла СССР сейчас может рассматриваться как неявная поддержка действий правительства Китая правительством и народом СССР. В этих условиях необходим отзыв посла СССР из Китая! Я требую отзыва посла СССР из Китая!

2 июня 1989 года

Даниил Гранин

НРАВСТВЕННЫЙ

ПРИМЕР

Впервые советский читатель может прочесть книгу статей и выступлений А. Д. Сахарова, первого советского лауреата Нобелевской премии Мира. На Западе книги Сахарова читают давно, сейчас там выходит объемистая его автобиография. Уже одно это придает особый интерес этому первому сахаровскому сборнику. Наконец-то мы можем хотя бы частично ознакомиться из первых рук со взглядами, воззрениями, идеями, которые преподносились нам в цитатах, большей частью искаженно перетолкованные, снабженные комментариями клеветническими, ничего общего не имеющими с подлинными идеями Сахарова. Читая его работы, начиная с Памятной записки Л. И. Брежневу, отправленной в марте 1971 года, его Нобелевскую лекцию 1975 года, невольно то и дело вспоминаешь, как все это было оболгано. Его предложения и мысли были объявлены идеологически вредными, затем — враждебной пропагандой, затем самого Сахарова объявили наймитом западных реакционеров, пособником милитаристов, агентом, продажным.... Невозможно и стыдно повторять сегодня все то, что печатали о нем центральные наши газеты, софроновский «Огонек», наши «маститые» журналисты, тот же Юрий Жуков или Н. Яковлев, не говоря уж о других журналистах, которые соревновались в бесстыдной ругани, почти что нецензурной. И это была не кампания, не взрыв, — травля А. Д. Сахарова продолжалась из года в год вплоть до декабря 1986 года, до дня возвращения его из горьковской ссылки в Москву, до первого, если не ошибаюсь, публичного его выступления, которое произошло 6 февраля 1987 года на международном Московском форуме «За безъядерный мир, за выживание человечества». Я присутствовал на этом форуме, но на выступление Сахарова попасть не мог. Не пустили. Сахаров выступал на секции ученых, и нас, «гуманитаров» и участников других секций, приказано было не допускать. Специальную охрану поставили, чтобы никто не услышал, чтó говорит Сахаров. Ни священнослужителей, ни военных, ни иностранных деятелей, никого не допускали. Это было не указание «сверху», а, что интересно, самодеятельность руководителей секции уважаемых наших академиков. Страх перед сахаровской крамолой, перед его личностью настолько въелся за эти годы, что даже дозволенность не могла заглушить этот страх. Не верили самим себе, что можно слушать, слышать его речи.

Конечно, А. Д. Сахаров говорил «не то». Не поддерживал официальные предложения нашего советского военно-промышленного комплекса, выдвигал свои нетривиальные соображения по термоядерному вооружению.

Сахаров всегда говорит «не то». В этом особенность его статей, его речей, его мышления. И в этом особенность его дара. В сущности смысл гения, определение гения в том и состоит, что он «не то». Не то что обычное мнение, обычное вúдение. Способность видеть мир не так, как его видят другие, видеть по-своему, присуща именно великим художникам, ученым, философам. Благодаря этому иному, «неправильному» взгляду нам открывается многообразие и объемность мира. Начав свою самостоятельную научную работу по проблемам управляемой термоядерной реакции, Андрей Дмитриевич Сахаров проявил это самое умение увидеть проблему «чуть» иначе, чем все другие. Конечно, слово «умение» не точно. Этому нельзя научиться. Для таланта многое значит природная способность плюс умение добросовестно, много работать. Тут слово «умение» уместно. Великие же ученые, так же как и великие художники, осуществляли себя через какие-то иные качества. Скорее, это — озарение, это иное устройство хрусталика, иная оптика души, никому больше не присущая.

Андрей Дмитриевич Сахаров взошел в нашей отечественной физике как звезда первой величины. По своим задаткам, по зачину, по результатам он сразу зачислен был в разряд физиков мирового класса. Конечно, секретность, вернее сверхсекретность, работ над термоядерным оружием мешала нормальному научному общению, мешала публикациям. Сахаров не мог бывать на международных симпозиумах, его не знали, о нем не могли узнать. Секретность губительна для науки, сверхсекретность Сахарова приковывала его цепью, и остается лишь поражаться, как, несмотря на все, могло взмыть творчество ученого, поднять его так высоко, а главное — сохранить в нем независимость ума и духа.

Семья, происхождение, затем личность его руководителя, человека исключительной чести и порядочности, Игоря Евгеньевича Тамма, многое определили в нравственной стойкости Андрея Дмитриевича.

Работы Сахарова не ограничивались только военными темами, ему удавалось вырваться за «служебную территорию».

Из автобиографической статьи, которая открывает сборник, трудно представить значение научных работ Сахарова как физика-теоретика, масштаб его деятельности. Надо заметить, что со времен Менделеева и И. П. Павлова мы можем гордиться совсем считанными именами подобного калибра. Среди физиков это, по-видимому, в первую очередь П. Л. Капица и А. Д. Сахаров. Я это к тому, чтобы представить себе уникальность такого дарования. Недаром даже при нашей весьма произвольной системе награждений Сахаров к 1962 году получает третью Звезду Героя Социалистического Труда.

Исключительно удачно складывалась его научная карьера. Обласканный, преуспевающий, — казалось бы, что ему еще нужно, сиди и занимайся любимым делом, следуй своему счастливому призванию. Ему с основанием приписывали решающие заслуги в создании ядерной мощи державы. И мирной, и особенно военной мощи. Все это надо представить себе, чтобы оценить переход от такого признания и благополучия, я бы сказал, от наивысшего признания — к наибольшей отверженности, от вершины к бездне. За каких-нибудь шесть-семь лет одна за другой акции, столкновения приведут его к 1968 году, к написанию книги «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе». Крамолой было то, что она пошла «самиздатом», еще хуже, что ее стали широко издавать за границей. С этого, собственно, и начались репрессии. Терпение властей кончилось. Сахарова отстраняют от секретных работ. Это никак не остановило его. Процесс продолжался и в конце концов закончился в 1980 году ссылкой в Горький.