– Так же, как жрецы изменяют тела тритонов?

– Да… – начал Урза, но тут же осекся. Глаза его сверкнули. – Нет… Переделывать живое нельзя. Живое должно рождаться и расти. Создавать можно только механизмы…

Ксанча пристально изучала Урзу.

– Нас учили, что Фирексию создал Всевышний.

– Неправда.

– Да, нам много лгали, – согласилась она.

Урза сжал ее запястья:

– До тех пор пока я не встретил тебя, я жил здесь, рядом с моим величайшим изобретением. В этом мире я нашел руду, из которой сделаны металлические части дракона. Но мне потребуются силовые камни, а тут их нет. Теперь, когда я несу ответственность за двоих, мне придется найти более гостеприимное место. Я отведу тебя в свой родной мир. Заодно поищем и камни…

Прежде чем Ксанча успела спросить, что это за камни, она почувствовала, как по всему телу под броней пробежала дрожь. Фигура Урзы начала растворяться в столбе яркого света. Они снова были в пути. И хотя она догадывалась, что их представления об идеальном мире отчасти совпадают, путешествие по вселенной со стиснутыми Урзой запястьями казалось ей еще ужаснее, чем в фирексийской переноске.

Даже с закрытыми глазами Ксанча чувствовала, как вокруг их тел пляшут потоки разноцветных лучей. Все ощущения растягивались до противоположных, и казалось, что мгновения стали вечностью. Оглушительная, пугающая тишина пробиралась в самую душу, ледяной холод сковал тело. В какой-то момент Ксанче показалось, что ее голова сейчас взорвется. В ужасе девушка рванулась в сторону и почувствовала, как ее броня превратилась в слой белой липкой пасты…

Очнувшись, Ксанча увидела Урзу, опустившегося рядом с ней на колени. Он протянул руку, и остатки брони тут же исчезли.

– Я пробовал ее на себе, – объяснил он, помогая девушке подняться.

Мироходец прикоснулся к ней ладонями, и в ее тело вошла волна тепла. Раны и ссадины затягивались на глазах. Никогда раньше Ксанча не испытывала ничего подобного. Оглядевшись, девушка узнала пещеру и дерево, на котором ее истязали. Потянув носом воздух, она уловила слабый, еле уловимый запах масла.

– Они ушли, – с облегчением сказала Ксанча.

– Почти сразу после того, как я спас тебя. Местные жители даже не знают, что тут побывали фирексийцы. – Урза поковырял землю носком ботинка, и запах масла стал сильнее. – Пока я не закончу работу над своим драконом, ты останешься здесь.

Ксанча взглянула на дерево, и в ее глазах промелькнул страх.

– Не бойся, – успокоил ее Мироходец, – они не вернутся. Фирексийцы – трусы. Они не боятся только слабых.

Этот странный человек был добр к ней, но все, что он говорил, казалось неправдоподобным. Ксанча растерялась. Он мог путешествовать из мира в мир и обладал неимоверной мистической силой, но никогда ничего не приказывал. По крайней мере, так, как она привыкла. И все равно она повиновалась ему, как повиновалась бы приказам Джикса, просто потому что он был сильнее.

Ксанча направилась в сторону пещеры. Вход был аккуратно завален камнями, кое-где уже вырос мох. Местные жители, как назвал их Урза, не догадывались, что сокровища, оставленные их предками, были разграблены фирексийцами.

Она начала раскидывать камни, пытаясь открыть вход.

– Что ты делаешь, дитя мое? – вмешался Урза.

– Я не дитя, – напомнила Ксанча. – Меня прислали сюда, чтобы откопать и доставить в Фирексию целую армию механизмов. Если там ничего не осталось, я могу быть уверена, что они сюда не вернутся. Если же нет…

Ксанча вновь принялась за работу.

– Это займет слишком много времени. – Урза отстранил девушку от завала. – Есть способ и получше.

На мгновение Урза замер, прикрыв веки, а затем из его глаз полились темно-красные лучи, образуя перед пещерой светящийся вихрь. Мироходец прочитал заклинание, и маленький красный смерч вошел в камень завала. Очарованная зрелищем, Ксанча попыталась дотронуться до светящегося облака, но Урза остановил ее.

– Мы вернемся завтра и посмотрим, что здесь осталось. А пока надо поискать еду – я так давно ничего не ел, а потом ты расскажешь мне все, что помнишь.

Урза снова взял Ксанчу за запястья, и они бросились в межмирие так стремительно, что девушка еле успела прочитать заклинание для брони. Через секунду путешественники оказались в городе, как назвал его Урза. «Город, – поняла Ксанча, – это такое место, где живет очень много простых смертных, все они не похожи друг на друга и говорят на непонятных языках».

Урза повел ее в таверну, где разговаривал с хозяином на его языке. Затем им принесли еду, и он велел ей сидеть на стуле, пить из стакана, запретил есть руками, предложив ей то, что назвал ножом и вилкой. Столько новых слов сразу! У Ксанчи голова пошла кругом, и никак не удавалось подцепить вкусно пахнущую еду этими странными ненужными предметами, но Урза оставался непреклонен. Постепенно девушке удалось справиться, тем более что нож напоминал оружие из ее мира.

Потом зазвучала музыка. Именно это снилось когда-то бывшему тритону. Она непроизвольно начала отстукивать по столу ритм и чуть было не пустилась в пляс, но Урза остановил ее:

– Еще слишком рано, дитя. Сначала хорошенько осмотрись в этом мире…

Вечер пролетел незаметно, и они вернулись к пещере, где и остались на ночь.

Проснувшись далеко за полдень, Ксанча обнаружила, что Урза исчез. Запах блестящего масла стал сильнее и доносился из входа в пещеру. Девушка подумала о ноже и пожалела, что он остался в таверне, хотя и был плохой защитой от фирексийцев.

Ксанча осторожно подкралась к каменному завалу и заглянула внутрь пещеры, но никого не увидела, лишь вдалеке что-то слабо мерцало в одной из траншей, и девушка направилась к свету. Оказалось, что вся армия золотистых насекомых осталась на месте.

– Иди сюда. – Голос Урзы гулко отдавался под высокими сводами. – Что ты скажешь об этом?

Девушка пошла на звук и вскоре увидела Мироходца, стоящего на дне траншеи. Свет его волшебных глаз освещал нутро одного из механических воинов.

– Они вернутся, – уверенно произнесла Ксанча, – хочешь ты этого или нет. Они не оставят такую находку.

Урза поднялся в воздух и приблизился к девушке.

– Ты знаешь их лучше и, видимо, права. Мне потребуется немного времени, чтобы изучить эти механизмы. Они великолепны! Это могли бы быть изобретения транов… Смотри, – он протянул ей кольцо, составленное из белых камней, – вот, что приводит их в действие. Но это не силовой камень. В нем вода, свет, мана – эссенция всего, что существует. Я назову его флотоном, потому что он горит, не сгорая. Он даст силу моему дракону. Это даже больше, чем я мечтал! А когда фирексийцы вернутся, я вступлю с ними в бой и буду преследовать их, пока они сами не приведут меня в свое логово.

Но фирексийцы не спешили возвращаться в пещеру. Прошли месяцы, годы. Урза демонтировал металлических насекомых, чтобы использовать их механические части при постройке своего дракона. Соединив кольца их сердец, он создал источник энергии огромной мощности и был чрезвычайно доволен результатами испытаний нового оружия. Мироходец подолгу пропадал в мире, где строил и совершенствовал своего смертоносного гиганта, а Ксанча оставалась около пещеры, где выстроила небольшую, но уютную хижину и даже развела кур.

– Пойдем, – произнес он однажды зимним утром, когда Ксанче особенно не хотелось вылезать из-под одеяла. – Я закончил…

Девушка поняла, что понежиться в постели ей не удастся и, обреченно вздохнув, прочитала заклинание. Зевая, она почувствовала, как ее запястье железной хваткой сжимают пальцы Мироходца. За годы странствий она научилась не бояться межмирия. Урза брал ее с собой каждый раз, когда собирался отправиться в новый, еще неизведанный мир, зная, что она лучше распознает запах фирексийцев.

В том мире, где создавался механический монстр, их не было никогда. Ксанча поняла это, когда впервые там побывала. Там вообще не было жизни, только пустынные каменистые равнины и холодное слепящее солнце, лучи которого освещали теперь гигантскую фигуру усовершенствованного дракона. Урза потрудился на славу. Тело чудовища стояло на двух гигантских ногах, в то время как еще три пары небольших, но подвижных лап разместились вдоль его чешуйчатого брюха и венчались многочисленными остро заточенными клинками и пиками. На черном теле дракона выделялись золотистые части механических насекомых из пещеры. Ощетинившаяся многочисленными зубами пасть осталась почти нетронутой, за исключением того, что из нее теперь торчали трубки, через которые должны были извергаться потоки горящей нефти.