Теперь надо было постараться выжить. Он мысленно перебрал инструменты, находящиеся в кабине, их можно будет использовать, если люк заклинит.

Шеннон знал, что, если бы сообщение было принято на одной из колоний Кири или на корабле Сообщества, загорелся бы зеленый, а не желтый индикатор. Желтый цвет означал, что неподалеку находится колония какой-то цивилизации, обладающей космическим приемником, или (что было лучше) сигнал попал на кирианскую автоматическую релейную станцию.

Спутник неизвестной планеты, в который должна была врезаться капсула, был обитаем, несмотря на отсутствие атмосферы. Может, сигнал был принят аборигенами, кем бы они там ни были?

Оповещательная система капсулы тоже не знала, кем были аборигены, на экране светилось лишь несколько строчек, указывающих, что они дышат кислородной смесью и обитают под поверхностью спутника и на планете, вокруг которой он вращается.

До посадки оставалось несколько мгновений. Шеннон едва успел засечь координаты ближайшей обитаемой конструкции и расстояние до нее от места предполагаемой посадки.

Потом твердь поглотила его, выбила воздух из легких, смяла обшивку кабины… Наступила тьма…

Умирающие системы капсулы последним усилием нарастили новый кокон вокруг кабины и бесчувственного пилота, а затем оставшееся топливо вспыхнуло холодным голубым пламенем, взметнувшим к безмолвным звездам пыль, словно в поверхность спутника планеты врезался метеорит.

Сэм Йетс положил ноги в ботинках на письменный стол, устало прикрыл ладонью лицо и, тяжело вздохнув, сказал в интерком:

— Ты не можешь повторить это еще раз, Гейтвуд? Медленно и как-нибудь попроще.

До того как раздался телефонный звонок, испортивший все утро, Йетс, развалившись, сидел в кресле и представлял себе, что еще спит. Ему приходилось без устали тереть глаза, чтобы не дать им снова закрыться. Сложные предложения, идущие из динамика, не проникали в его отказывающийся работать мозг.

Гейтвуд говорил из гаража, принадлежащего визово-эмиграционному отделу, его голос звучал угрюмо:

— Повторяю еще раз, комиссар. Здесь у нас человек без документов, рассказывает какую-то чушь, я едва понимаю его диалект. Он отказывается снять свой скафандр. Такого еще не бывало! Мне кажется, вам следует разобраться с этим на месте.

— А где инспектор Есилькова? Почему бы ей не взглянуть на этого парня? — Йетс и сам понимал, что это звучит глупо, но он имеет на это право, черт возьми! На нем и так висят эти марсианские наблюдатели, не хватало только сумасшедшего без документов. Есилькова заняла его пост, когда он продвинулся сразу на два чина, перескочив через одну ступеньку, став комиссаром Безопасности Штаб-квартиры ООН на Луне.

— Видите ли, сэр, Есилькова работает в другую смену. Сейчас она спит.

— Но должен же кто-то быть вместо нее… — Йетс был готов сорваться. Он сбросил ноги на пол и уселся, опершись локтями о стол. — Придется мне поговорить с ней. Кстати, что там сказал вам этот парень? Вы удостоверились, что он не самоубийца, таскающий под своим смешным скафандром пару гранат?

— Нет у него никаких гранат. Он говорит, он потерпел аварию недалеко от нас. И еще он хочет, чтобы ему предоставили дипломатический иммунитет, по крайней мере, если я его правильно понял. Все-таки вам надо посмотреть на него лично, комиссар.

— Вы уже говорили это один раз, Гейтвуд. Если вам так кажется, тащите его сюда. Dixi. — И Йетс отключился.

Вместе с новой должностью Йетс приобрел секретаршу с бесконечно длинными ногами. Он позвонил ей:

— Найдите инспектора Есилькову и сообщите ей, что ее присутствие требуется немедленно. В моем кабинете. Код срочности — желтый, пять.

Не важно, с кем она там валяется в постели, желтый код вытащит ее оттуда. Пятерка означала, что никаких вопросов задавать нельзя — нужно выполнять приказ, и все тут.

Чувствуя себя еще хуже, Йетс встал и принялся ходить взад-вперед по кабинету, протаптывая дорожку в ковре. Если человек спас от уничтожения искусственным вирусом пару цветных рас, что ему полагается в награду? Деньги и перевод обратно на Землю? Как бы не так! Его посадят на собачью работу, где единственным ценным приобретением будет язва и холестерин, закупоривающий артерии.

Официальные обеды, которые приходилось посещать, не способствовали уменьшению веса. Что уж тут говорить о нервах! По крайней мере, когда Сэм был просто инспектором Безопасности, по утрам он вылезал из постели и знал, что его ждет не только море бумажной работы.

Он ненавидел свою должность. Черный деловой костюм жал под мышками, а жесткий воротничок натирал шею. Если бы не бывшая жена Сесиль, на которую Сэм боялся нарваться, он бы нашел способы перевестись обратно на Землю.

Теперь, когда он продвинулся по службе, Сесиль многое бы отдала, чтобы восстановить их прежние отношения. Каждый раз, когда Сэм сидел в банкетном зале, беспомощно разглядывая шесть ложек и три вилки рядом со своей тарелкой, от этой мысли ему становилось немного легче.

Во время марсианской экспедиции Луна превратилась в наблюдательную площадку для десятков весьма важных персон, поэтому Сэм все больше завидовал Гейтвуду, который ставил печати на паспорта, ни о чем не думал и жил припеваючи.

Или Есильковой, которая заняла его прежнее место после того, как они вдвоем неплохо поработали, избавив мир от нескольких высокопоставленных негодяев. Это было давно, и Йетс тогда был инспектором Безопасности, а Есилькова — патрульным офицером…

А теперь, когда нет ни времени, ни желания возиться с этим свалившимся на голову сумасшедшим, Есилькова, видите ли, перешла в другую смену!

Ладно, придется марсианским наблюдателям подождать. Йетс злорадно усмехнулся. Теперь у него есть оправдание, и Гейтвуд это подтвердит.

Он искренне ненавидел обязанности списка А (неотложные), тем более что ему теперь самому приходилось их составлять. Сегодня Сэму надо было присутствовать на официальном обеде, его пригласил сам вице-секретарь отдела науки и технологии, некто Тейлор Маклеод, весьма аристократичный зануда, любовник Элеонор Бредли. Вернее, ее жених, поправил себя Сэм. Элла Бредли относилась к прошлому, далекому прошлому, но он продолжал думать о ней, словно еще продолжал спать с ней.

Сейчас это можно было делать с Есильковой, если их смены совпадали. Это было неплохо. По сути дела, единственным преимуществом его новой должности было то, что Сэм мог всех контролировать, и та же Есилькова находилась в его полной власти. Больше ничего хорошего в должности комиссара не было.

Йетс продолжал бесцельно расхаживать по кабинету. Скоро Гейтвуд должен привести Неопознанную Личность, черт бы их обоих побрал!

У Сэма был большой, по лунным стандартам, кабинет — четырнадцать квадратных метров. Много места занимал диван, который часто использовался, и стереопередатчик — голотанк. Исфаханский ковер на полу был подарком от какого-то иранца предыдущему владельцу кабинета. Уходя с должности, подарки посетителей надо было оставлять на работе, согласно инструкции. Все, что стоило дороже зубочистки, объявлялось собственностью ООН и оприходовалось.

Друзья Сони Есильковой подарили ему пистолет Токарева (середина двадцатого века!) с надписью: «За заслуги в деле сохранения мира и взаимопонимания». По сути дела, подарок был от советских властей. То, что выбор пал на пистолет, было, несомненно, Сониной идеей. Она хорошо знала, что понравится Сэму Йетсу.

Видимо, Советы были чертовски рады, что биооружие не уничтожило миллионы неевропейцев, живущих на их территории.

Весь мир был ему благодарен, а что он получил за это? Идиотскую должность!

Когда наконец явился Гейтвуд, Йетс уже успел позабыть, что сам позвал его. Началась утренняя вакханалия приказов и циркуляров, которые не могли быть доверены секретарше. Факс бесконечной лентой выплевывал их один за другим — все с пометками: «НЕ КОПИРОВАТЬ, ПО ПРОЧТЕНИИ УНИЧТОЖИТЬ».